Конечно, та гражданка как порядочная женщина возмущенно его от себя отталкивает и моментально просыпается вся в слезах. Муж ее, Порфирий Кононович, человек чуткий и нервный, тоже просыпается. спрашивает, в чем дело, почему среди ночи слезы. А она молчит. Плачет от унижения. Прямо-таки в три ручья рыдает. Плачет и думает: "Что же он за нахал, этот юный красавчик Вася! Разве можно так злоупотреблять нашим гостеприимством!.. Кидаться на мать своего коллеги!.. Это ж что-то! Ну и ну, теперешняя молодежь!.."
Вскорости она снова уснула. И снова видит сон. Будто лежит в постели, еле одетая, и читает роман из жизни змееоткормочных ферм, и вдруг снова врывается красавчик Вася, снова хватает ее в свои юные, но в то же время могучие объятья и шепчет горячо, прямо-таки обжигает ухо:
— Дорогая Риточка, будьте моею! — и добавляет по-французски: — Сильвупле!
Почтенная женщина уже почти без сил отпихивает преступного обольстителя. Презренный Вася пытается сорвать с нее одеяло, но не тут-то было. Маргарита Капитоновна снова просыпается вне себя от возмущения, — и что же она видит? Одеяло, как его Вася стянул, так и валяется на паркете, а она снова вся в слезах.
— Ну, и молодежь нынче пошла! — думает она, дрожа от негодования. — Ведь я ему в матери гожусь!.. Никакого, — думает, — стыда у современной молодежи!..
С такими благородными душевными восклицаниями она кое-как дотянула до утра.
А тут как раз тот разнузданный Вася приходит к ее сыну, чтобы вместе идти в свое высшее учебное заведение то ли на лекцию, то ли на семинар. Приходит, с сыном Маргариты Капитоновны, хи-ха-ха-ха!.. Будто ничего и не было.
А она ему с немым укором в глаза смотрит, головой качает. Дескать, ай-ай-ай, молодой человек, одумайтесь!
А он, представьте себе, хотя глаза от ее взгляда и отводил, но, как показали ближайшая ночь и ее сновидения, надлежащих выводов для себя не сделал. Четыре раза той ночью вел себя аморально.
Поплакала с досады та почтенная гражданка, поплакала, плюнула и подала на Васю в деканат.
И поделом!.. Не снись!..
Олег МОЛОТКОВ
О классиках
Решился я и первый раз
принес в редакцию рассказ.
Редактор, сам мужик простой,
сказал, что я не Лев Толстой.
Я промолчал, подумав,
что он не Добролюбов.
Ты — мне…
В суровой жизненной борьбе
дубленку я достал тебе.
А ты сказал своей жене:
она — для дачи краску мне.
Я достаю ему "Москвич",
а он мне — доски и кирпич.
Жизнь человеческих существ,
по существу, обмен веществ.
Юмористическое
Из гонораров не сшить ему шубы.
Он утешается смехом искристым.
Если сатирику выбили зубы,
мы называем его юмористом.
О "ведах" и "водах"
Потому-то с мясом беды
и с искусством лишь заботы,
что у нас животноведы,
что у нас искусствоводы.
Любимое
Один вопрос сто раз в теченье дня
"Любимый мой, ты любишь ли меня?"
Поэт со стоном падал на кровать:
"Что об одном и том же толковать?!"
Но написал, за строчку по рублю,
сто тысяч раз "Я Родину люблю!"
Автоэпитафия
Себе отказывая в пище
я в год накапливал по тыще.
Чтоб через два десятка лет
сел в свою "Волгу" мой скелет
Богопротивное
Нет давно на нас креста,
нет апостолов, Христа
и святых любого сорта.
А угодников — до чорта!
г. Саратов
НИКОЛАЙ ШАМСУТДИНОВ.Триединство(пародия)
Прощай, Москва (Мадрид, Париж…)
Глеб ГОРБОВСКИЙ
Я потерял свое лицо!
Где? В кегельбане (баре, бане)?
Но съел омлет (бекон, яйцо)
В кафе (столовой, ресторане).
И — вновь прекрасна жизнь с утра!
Я жажду счастья (смеха, песен).
Забыты грусть (тоска, хандра),
И я активен (молод, весел).
Перо (топор, стило) достал,
А там скорее, между нами,
В газету (альманах, журнал)
С романом (драмою, стихами).
Текут слова на белый лист…
Восторг (волнение, блаженство)!
Зоил (редактор, пародист)
Не вякнет про несовершенство.
Пишу, дыханье затая.
Давным-давно полна корзина,
А муза юная моя
Лаура (Зина, Жозефина).
…Проснулся я. В окне восход,
меланхоличный (серый, скучный).
Кто за плечо меня трясет:
"Вставай, Горбовский (Шефнер, Кушнер)!.."
СЕРГЕЙ ЕВТУШЕНКО, ВЛАДИМИР ЛАДЧЕНКО.Хороший мужик Петрюк
— Слушай, Шура, — сказала Анюта, — а Петрюки ковер купили, гэдээровский.
— Сделаем, — пообещал я и устроился на вторую работу.
— Не хотела тебе говорить, Саша, но Петрюки опять отдыхать уехали. То ли в Крым, то ли на юг, — не успокаивалась жена.
— Сделаем, — заверил я и пошел выколачивать из месткома путевки.
— Ты знаешь, Алик, а у них ребеночек родился, — мечтательно вздохнула Анна. — На три семьсот…
— Сделаем, — покраснел я и… В общем, через нечетное количество месяцев я стал папой.
— Слышал новость? — пожаловалась как-то Нюрка. — А Петрюк-то, подлец, жену бросил…
Сейчас я живу один и часто с теплотой вспоминаю Петрюка. Хороший оказался мужик.
ВИКТОР КОКЛЮШКИН.Под одеялом
Мне сегодня под утро Берия приснился. Вошел ко мне в спальню и говорит:
— Говори, что знаешь?!
Я говорю:
— А-а… я и не знаю ничего! Я, если честно, только недавно узнал, что было пятьдесят лет назад. А что было вчера, у-узнаю, значит, только в… две тысячи тридцать восьмом году!
И — скорее под одеяло! Ну, а он одеяло-то скидывает и говорит:
— Ладно, рассказывай, что знаешь! Как, — говорит, — сейчас со шпионами?
— Е-если честно, то мы настолько отстали, что можем интересовать теперь только археологов!
И — одеяло тяну к себе. А он вдруг ростом стал больше и говорит:
— А где сейчас наши?!
Я говорю:
— Е-если честно, то такое ощущение, что — везде! У, меня т-такое ощущение, что это ваши специально не дают нам чай, кофе, молоко и квас, чтобы мы пили — в-водку! П-поезда, — говорю, — под откос пускают. А еще хотят народ без зимней одежды заморозить, как ф-французов в восемьсот двенадцатом году!
Тут он еще осанистее сделался, пунцовее.
— А как, — говорит, — с врачами-вредителями?
Я одеяло-то подтянул чуть повыше и говорю:
— Е-если честно, то такое ощущение, что ни врачей, ни вредителей сейчас вообще нет! Вот недавно, — говорю, — мой с-сосед пошел к зубному, так пока он в очереди просидел, зубы у него сами от старости выпали!
Гляжу, а гость-то ночной еще громаднее сделался.
— А как, — говорит, — с национальным вопросом?
Я одеяло-то поддернул немного и говорю:
— Если честно, то з-за границей нас всех зовут русскими. Но сами мы даже Р-россию называем — Нечерноземьем!
Тут гость раздулся — даже окно заслонил. Пенсне на носу — как фары автомобиля, который вот-вот задавит.
— А что, — говорит он из-под потолка, — сейчас на Колыме?
Ну, я одеяло уже почти на голову натянул.
— Е-если честно, — говорю, — лагерей нет, но с-с продуктами так же!
Сказал, смотрю — мать честная! — а он уже всю комнату собой занял, вот-вот дом развалит!
— А что, — спрашивает, — такое: перестройка? У нас на том свете… в аду, об этом много спорят. Иуда, — говорит, — особенно интересуется.
— Е-если честно, — говорю, — это когда каждый может п-показать, на что он с-способен. Но почему-то не каждый торопится показывать.
Сказал и — юрк быстрее под одеяло с головой. Ноги прижал к подбородку и затаился. И тут слышу треск и чувствую — кто-то меня давит и душит.
"Мамочка милая, — думаю, — вот до чего наша пассивность довела!" И даже проснулся от страха. Смотрю: за окном рассвет бледный, а на мне — груда журналов, которые с полки упали.
"Ох, — думаю, — слава богу, что это все во сне было…"
ЛЕВ ЛАЙНЕР.Теньщиков в Колымове
На заседание художественного совета пришел молодой художник.
— Ну-с, юноша, — сказал председатель худсовета, — чем порадуете?
— Картину для выставки принес, — отозвался художник.
Он развернул бумагу и выставил картину на обозрение.
На картине была изображена богато обставленная комната. В центре ее за столом сидели двое мужчин — один пожилой, один молодой и две женщины — в той же пропорции.
— Я реалист! — с надрывом сказал художник слегка обиженным тоном. — Все написано, как есть в квартире директора магазина Теньщикова! Вот две "Сони" с "Шарпом" — два телевизора с видеомагнитофоном! Вот хрустальная люстра с пятьюдесятью одной подвеской! Вот комбинированная мебель, которую в народе называют "стенка", из Югославии. В глубине ее — "стенки", а не Югославии — чайный сервиз на девяносто шесть персон!
— Н-да, — многозначительно сказал художественный мэтр со стажем. — Что-то во всем этом есть. Есть что-то… Вижу, что вы учились у старых мастеров. Даже названия как-то перекликаются. Помните у Сурикова — "Меньшиков в Березове", а у вас— "Теньщиков в Колымове"… Н-да! Это радует…
Член худсовета — дама в роговых очках — задумчиво протянула:
— Скажите, я правильно угадала, что женщины, сидящие за столом, — супруга и дочь Теньщикова?
— Конечно, правильно, — охотно отозвался молодой художник.