Внезапно ее переполняет ликующая радость, и она пускается в пляс с собственной тенью. На залитой лунным светом траве она по-прежнему одна – или только кажется, что одна.
Появляется лиса. Чуть позже приходит пара влюбленных волков. Сова садится на дерево.
Они не убегают от Бергетт, поэтому та поет им песню, которую слышала от матери в далеком детстве. Старую песню о рыцаре с востока, о даме, о сверкающем среди зеленой листвы доспехе. Наконец она узнала, кто же этот рыцарь. Ее отец, вот кто.
Лишь несколько часов спустя Бергетт понимает, что и сама стала кем-то другим. Теперь она может шагать сквозь деревья, заходить в холмы и возвращаться обратно – она уже попробовала пару раз. Девушка склоняется к неподвижной глади лесного озера: ее длинные волосы приобрели цвет темного винограда, а глаза больше не напоминают о змеином яде.
Она танцует вместе с лесной кошкой. Бежит до ели наперегонки с куницей и играет с ней на тонких ветвях, ничуть не боясь упасть. Лес больше не причинит ей боли.
Если так подумать, все правильно: в ее жизни произошли перемены, чудесные и по-настоящему удивительные, и она уж точно далеко от своей непутевой семейки.
Теперь, когда Бергетт гуляет по лесу, свободная и невидимая, она замечает людей. Кое-кто рубит деревья, но большинство деревенских предпочитают собирать хворост. Многие из них заглядывают в лес за целебными травами, фруктами и ягодами, грибами и даже камышами с болот. Иногда Бергетт устраивает им мелкие проказы. Ничего особенного. Например, привязывает край плаща к кусту, прячет упавшую вещь, а потом подкидывает куда-нибудь еще, сдвигает корзину в сторону и в том же духе. Люди не видят ее, но чувствуют – по крайней мере, некоторые.
Ходят слухи: мол, в лесу чудят бесы. Вот опять нож стащили – нашелся потом в зарослях фиалок.
Порой ее обвиняют в том, чего она не делала, но мог сделать кто-нибудь еще… Ну, кто-нибудь вроде нее.
Бергетт знает, что в лесу есть и другие – ее братья и сестры, сыновья и дочери великого отца. Пока, правда, она замечает их только краем глаза – мерцающие тени и прикосновения ветра. Наверное, они видят ее точно так же. Знакомство потребует времени, но уж времени-то у них в достатке.
Между тем Бергетт замечает, что, несмотря на все ее игры и жуткие истории, деревенские жители не слишком боятся леса. Ей любопытно. Однажды вечером, когда воздух дрожит от жары, она отправляется в родную деревню. Туда, где появилась на свет.
И замирает от изумления.
Все совершенно изменилось.
Начнем с того, что деревня выросла по меньшей мере в четыре раза. Дома стали куда просторнее и аккуратнее. Повсюду разбиты прекрасные сады. По улочкам, как и раньше, слоняются свиньи, но эти свиньи выглядят очень ухоженными.
В ее родном доме, который запомнился Бергетт грязным и неуютным, теперь живет ученый. На него работает экономка, поэтому все сверкает безукоризненной чистотой, за исключением разве что самого ученого. Он тот еще неряха.
Бергетт приближается к церкви – ее никто не видит и даже не ощущает, кроме пары человек в рыночной толчее, которые в недоумении оглядываются, почувствовав шлейф лесной прохлады, – и внезапно останавливается как вкопанная.
Потому что церковь словно и сама стала частью леса.
Старый камень покрылся мхом и приобрел нефритовый оттенок. Теперь из стен выступают искусно вытесанные каменные деревья – окружая церковь плотным кольцом снаружи и теснясь, будто в самой настоящей чаще, внутри. Среди каменной листвы можно заметить изваяния людей и лесных зверей.
Возле алтаря на месте, что всегда пустовало, стоит статуя Христа – он, светлый и прекрасный, встречает прихожан со спокойной улыбкой на устах.
Пьяницу, проповедовавшего между кружками пива, заменил другой священник, строгий и степенный, с кожей, золотистой от солнца.
Бергетт понимает, что и в этой религии есть нечто прекрасное и настоящее. Ее просто испортили дураки. Дураки все портят. Бог един, и находится он сразу всюду – в лесу и в камне, в деревьях, в изваяниях, в людях и зверях. В их сердцах и душах. В других богах. Даже в воздухе.
Взгляд Бергетт блуждает по залу и вдруг останавливается на молодом человеке с молотком и зубилом. Он усердно трудится, склонившись над камнем. Возможно, он один из тех ваятелей, кто превратил старую церковь в великолепный застывший лес, а у алтаря воздвиг изображение истинного бога.
Бергетт вспоминает слова отца.
Кажется, тогда он имел в виду несколько иное, но она считает, что здесь и его место тоже.
Она шепчет что-то на ухо каменотесу, и он ее слышит.
Под руками мастера стена начинает быстро меняться – с каждым ударом молотка, с каждым прикосновением зубила в листве все сильнее проступает лицо. Лицо хозяина леса. И с его губ слетают не звуки, а узорные листья.
Затем Бергетт возвращается в лес, чтобы вечно жить среди своих новых сестер и братьев.
Время перелистывает страницы.
Однажды во время конной прогулки принцесса въезжает в малахитовый лес. На языке аристократии это означает такое буйство цвета, что одним лишь словом «зеленый» уже не описать.
Принцесса и ее фрейлины оставляют лошадей на попечение конюхам и отправляются в глубь леса. Выбрав подходящее место, они начинают играть – перебрасывают друг другу расшитый золотыми нитями мяч.
Бергетт отдыхает в ветвях кедра по соседству, разглядывает округу и вдруг видит: ее сестра, Гилэйн, веселится на поляне в шелковом платье, сверкая золотыми украшениями. Принцесса! Как такое могло случиться?
Она не ощущает зависти. Бергетт уже перестала ненавидеть сестру. Да и с чего бы? Она так счастлива, что в ее душе нет места для обиды или злобы. К тому же девушка давно простила и себя, и всех остальных.
По правде говоря, все, что Бергетт чувствует, – это любопытство. Так что она мягко спрыгивает на землю и подхватывает брошенный принцессой мяч – в то самое мгновение, когда она его кидает.
– Исчез в воздухе! – вопят фрейлины. Им очень жутко – и жутко интересно, конечно же. Всем известно, что в этом лесу творятся странные вещи, потому они и отправились сюда праздновать наступление мая.
А принцесса смотрит прямо на Бергетт и, кажется, действительно ее видит.
– Доброго утра, – учтиво произносит она. – Должно быть, вы дух дерева, Зеленая леди.
Бергетт понимает ее слова. Теперь она понимает любой язык из существующих в этом мире, даже тот, на котором шепчутся листья. Бергетт улыбается, но принцесса продолжает, прежде чем ей удается ответить.
– Я – принцесса Гизелла, – говорит она.
Бергетт вспоминает – время остановилось только для нее.
– Не Гилэйн, – тихо вздыхает она.
– Гилэйн? Что-то знакомое… Точно! Так звали мою пра-пра-пра-прабабушку.
Тем временем фрейлины взволнованно перешептываются.
– С кем она говорит? Наверное, она сошла с ума.
Им прекрасно известно, что если с принцессой что-нибудь случилось, вся вина ляжет на их хрупкие плечи.
Принцесса же продолжает разглядывать Бергетт – вероятно, даже сквозь лета и поколения в ней сохранился дар Гилэйн. Или дело в далеком кровном родстве.
– Могу я загадать желание? – с жадностью спрашивает она.
«А я могу его исполнить?..»
Бергетт удивляется, что ее отца нет рядом. Иногда она ощущает, как тот блуждает по лесу, будто обычный человек, но он уже очень давно не попадался ей на глаза – целые века, на самом деле. Куда чаще Бергетт общается с такими же, как она. Их время бесконечно, и диалоги растягиваются на целые столетия. Ей хочется спросить совета, но лесную тишину нарушает лишь дыхание деревьев.
– И чего же ты хочешь? – неуверенно спрашивает Бергетт.
Гизелла хищно улыбается – так, как никогда не улыбалась Гилэйн.
– Стать царствующей королевой и матерью короля.
Бергетт думает – совсем как прежняя Бергетт: «Что за чушь».
И слышит сама себя, будто со стороны:
– Я не стану исполнять это желание. Почему бы тебе не попросить о чем-нибудь действительно важном?
Пра-пра-пра-правнучка Гилэйн смотрит сквозь нее хмуро и зло, а потом в ярости топает ногой.
– Где ты? А ну вернись сейчас же! Как ты посмела?! Ты что, не знаешь, кто я?
Мяч приземляется на траву.
Бергетт не обращает внимания на крики дурно воспитанной девчонки. Она, заливисто смеясь, мчится по верхушкам деревьев рука об руку с такими же лесными духами, как и она, в чьих волосах растут листья. Весь лес, кажется, хохочет. Да и сама Гилэйн посмеялась бы, если бы была здесь.
Много лет спустя, когда бедная глупая Гизелла все-таки становится королевой огромной страны, а ее сын – наследным принцем, она самодовольно хвастается, что потребовала все это в дар у лесного духа, которого очаровала любезностью и изящными манерами. И придворные, конечно, вежливо кивают, хотя к тому времени она превратилась в такую же неблагодарную и злобную женщину, какой была много веков назад матушка сестер.
Танит Ли родилась в 1947 году в Англии, в Лондоне. Писать она начала в девять лет.
После окончания школы она перепробовала множество разных профессий – помощница библиотекаря, консультант в магазине, делопроизводительница, даже официантка. В возрасте двадцати пяти Танит Ли год проучилась в художественном колледже.
Наконец, в 1970–1971 годах ей удалось издать три книги для детей. В 1975 году издательство «DAW Books» опубликовало роман «The Birthgrave» («Восставшая из пепла»), а затем двадцать шесть других ее книг. С тех пор Танит Ли официально зарабатывает на жизнь писательством.
На сегодняшний день Танит Ли – автор более шестидесяти книг и девяти сборников короткой прозы. Она написала более двухсот рассказов. BBC запустили в эфир четыре ее радиодрамы, а также приглашали в качестве сценариста для двух эпизодов культового сериала «Семерка Блейка».
Танит Ли дважды получала Всемирную премию фентези за рассказы, а ее роман «Death’s Master» («Владыка смерти») в 1980 году был награжден Премией имени Августа Дерлета.