– Больше не давай их мне!
– Тебе не понравилось?
– Да они меня вырубили! Это все ты виноват! Какого черта?
Тэм взял сумки с продуктами и молча пошел на кухню.
Я направилась прямиком к пианино и прогремела что-то минорное из Скарлатти. Чего хотели эти зловеще-прекрасные дети? Что их отец сделал с мамой?
Какого черта мы вообще здесь забыли?
Закончив разламывать пианино, я подняла глаза. Вернон сидел рядом.
– Давай прогуляемся, – предложил он.
Мы бок о бок сели на пороге и начали завязывать ботинки. Я понятия не имела, где мама или Тэм с Холли. Мне было все равно.
Мы перешли через ручей и обогнули дом. Отсюда в лес уводила тропинка. Под ногами расстилался ковер из коричневато-рыжей хвои, а вокруг толпились безмолвные вековые деревья, покрытые темной морщинистой корой. Ровные стволы тянулись все выше и выше, пока не растворялись в пушистой кроне темно-зеленых иголок. В лесу было прохладно и тенисто; ноги мягко и почти беззвучно ступали по упругой земле.
Долгое время мы шли молча. Вокруг царила тишина – лишь изредка вдали слышался крик какой-то птицы. Мы перешагнули тоненький ручеек, который едва сочился среди травы и мха.
Вернон остановился у поваленного дерева. Сквозь прореху в зеленом куполе – там, где раньше была его крона, – светило солнце. Вернон подошел к дереву, погладил ствол, словно расправляя складки на замявшемся покрывале, и повернулся ко мне.
– Хочешь передохнуть?
Я прикусила губу и села. Кора была шершавой, но сидеть на огромном стволе было удобно. Воздух пах сосновой хвоей.
Вернон сел рядом.
Некоторое время мы просто слушали. Птиц, шелест ветра, колышущего ветви у нас над головой, стук дятла вдалеке…
– Почему мы? – спросила я наконец.
Я обернулась.
Вернона не было.
На его месте из ствола дерева выросла огромная, шириной с человека, ветка. Сверху из нее торчали побеги – все с разными листьями: дубовые, кленовые, одни – как капли, другие – словно перья, иглы и стрелы.
Я вскочила и бросилась бежать. Только спрятавшись за толстым деревом, я перевела дух. Руки тряслись. Прижавшись к шероховатой коре, я выждала пару минут и опасливо выглянула. На бревне сидел Вернон – словно никуда и не уходил. Таинственная ветка исчезла.
Я снова спряталась за деревом, отчаянно стараясь привести мысли в порядок. Единственное, что я знала наверняка, – я была одна в лесу с Чем-то Еще. И понятия не имела, чего оно хочет.
Я огляделась. Откуда же мы пришли? Усеянные иголками тропинки разбегались в разные стороны, петляя среди папоротника, щавеля и кустов рододендрона. Если я здесь останусь, найдет ли меня мама? Найдет ли вообще кто-нибудь?
Через какое-то время я вышла из укрытия и осторожно подошла к упавшему дереву.
– Чего ты хочешь? – рявкнула я, глядя Вернону в лицо.
– Я не хотел тебя пугать. Фиона, я никогда… слышишь, никогда тебя не обижу.
– Ничего не понимаю.
Он протянул руку.
Всякий раз, когда до меня дотрагивались его дети, внутри что-то словно менялось. Стоило им прикоснуться, и во рту появлялся странный вкус. В моей прежней жизни такие фокусы никому были не под силу.
Я облизнула губы и протянула ему обе руки.
Никакого покалывания. Никаких странных вкусов. Его ладони были теплыми – только и всего.
– Что ты собираешься сделать с мамой? Убить?
– Нет. Я люблю твою маму.
Мы молча смотрели друг на друга. В тени деревьев его глаза казались медово-карими, и в них мерцали зеленые искры.
– Я хочу показать тебе свою работу, – сказал он. – Ты не против?
– В каком смысле? Я думала, ты разговариваешь с людьми.
– Это лишь часть моей работы.
Он плавно соскользнул с поваленного ствола, подвел меня к ближайшему дереву и прижал мою ладонь к коре.
– Что ты чувствуешь?
На ощупь кора была шершавой и мшистой. По ней ползали муравьи, в трещинах блестела паутина. Лес пах нагретой на солнце хвоей.
Вернон положил свою руку поверх моей.
– Чувствуешь? – прошептал он.
И тут…
Это было как музыка. Я перенеслась в иной мир. Я чувствовала, как внутри дерева бурлит жизненная сила, как растекается сок, бежит вода, как свет искрится на листьях, а корни погружаются в землю; я одновременно ощущала запах перегноя, тепло солнца и прохладу теней, дуновение ветра и застывшую тишину – а еще долгие, долгие годы, которые кольцами ложились один за другим, запечатлевая в каждом витке дожди, засуху, свежесть туманов, дни и ночи, зиму и лето, а подо всем этим – Землю, а надо всем – Небо и вечное Солнце.
Вернон убрал руку, и из старого крепкого дерева я превратилась обратно в маленькое ранимое человеческое существо.
Я прижалась щекой к теплой коре. Я все еще чувствовала, как струится внутри жизнь.
Через пару минут я выпрямилась и посмотрела на лес. Деревья казались другими – разными, живыми, невероятно древними и дружелюбными. Все приобрело какой-то новый смысл. Отовсюду лились звуки музыки – стоило лишь затаить дыхание.
– Но как?.. – начала я.
– Люди просто разучились чувствовать.
Я села на землю и сквозь сосновые иглы погрузила руки в мягкую почву. Я почти могла ощутить ее вкус подушечками пальцев.
Вернон сел рядом и тоже коснулся земли. Его пальцы стали твердыми, коричневыми и сучковатыми.
Я подняла руку и боязливо дотронулась до них.
Кора.
Вернон улыбнулся.
– Люди разучились чувствовать, – повторил он. – Особенно в Кремниевой долине. Они целыми днями сидят в своих офисах, где даже нет окон, и таращатся в мониторы. Некоторые сами пытаются восстановить эту связь, а некоторым нужно помочь. Это и есть моя работа. Вернуть их к корням.
Я вздохнула.
– И при чем тут моя мама?
– Иногда я встречаю людей и чувствую, что они особенные. Мег – особенная.
Вернон зачерпнул пригоршню земли, огляделся по сторонам и подобрал маленькую сосновую шишку. Затем вытряхнул из нее семечко и погрузил в почву. В ту же секунду над ладонью показался крошечный зеленый росток. Вернон осторожно опустил растение и пересадил его в землю у наших ног.
– Я могу пробудить в них жизнь, – прошептал он. – Мег – моя вторая половина. Она может их отпустить.
Он улыбнулся. Карие глаза смотрели куда-то вдаль.
– Я упускал из виду эту часть цикла, пока не встретил ее. Вместе мы… – он снова улыбнулся и тряхнул головой. – Вместе.
Я уставилась на крошечное растение, стараясь собрать мысли. Мама проводила много времени с умирающими, а Вернон занимался тем, что пробуждал жизнь. Я осторожно дотронулась до макушки зеленого побега. Он был таким мягким, что я едва его чувствовала.
Все это никак не складывалось в единую картину. Вернон был каким-то человеком-растением. И при этом…
– Но маму ты нашел в Интернете.
Он рассмеялся.
– О да. Я помогаю людям, застрявшим внутри машин. Я и сам в них застрял – но потом встретил жизнь, – он покачал головой, улыбаясь. – Жизнь всегда находит новые пути. У нее полно сюрпризов.
Вернон откинулся назад, и кора на его руках снова превратилась в кожу.
– Мы с Мег можем подождать, пока ты будешь готова. Ты хочешь вернуться домой?
– Домой… – эхом откликнулась я.
Дома в моей комнате было одно крошечное окно, которое выходило на парковку супермаркета.
Там был отец, Джинни с Катриной, мое старое квадратное пианино, школьные друзья. Все, что я знала, осталось там.
Я снова дотронулась до дерева и почувствовала, как струятся под корой соки.
В Айдахо вдоль улиц тоже росли деревья, но вокруг города простирались гороховые и чечевичные поля, а не дикий лес. Если я вернусь домой, смогу ли я касаться деревьев на улице и чувствовать, что происходит у них внутри?
А если останусь – как знать, чему еще я научусь у Вернона? Какую музыку я услышу? Хотя…
– Тэм и Холли делали со мной что-то странное.
– Что? – лицо Вернона посерьезнело.
Я не знала, как это описать. Жалоба звучала глупо, но мне ничего не оставалось, как произнести ее вслух.
– Они чертили что-то у меня на руке, и во рту появлялся странный вкус. Потом Тэм дал мне конфету, и я словно отупела.
Вернон нахмурился.
– Они не должны так делать. Я поговорю с ними, и ты не стесняйся. Они просто не хотят, чтобы ты уезжала.
Я вспомнила, как Холли прикоснулась ко мне, привела на кухню и усадила за стол, словно куклу. Если она и дальше продолжит меня трогать – я что, буду делать все, что ей захочется? И забуду, что хочется мне?
Я обхватила колени и начала раскачиваться взад-вперед.
– Я… не знаю. Дома никто не может вытворять со мной такие штуки. То, что делали Тэм и Холли, мне не нравится, и я хочу, чтобы они перестали. А если нет – я хочу домой. Но тогда вы с мамой…
– Мы можем подождать. Фиа, я долго ждал и подожду еще.
Он поднялся и протянул мне руку, помогая встать.
– Это не проблема. Ты должна чувствовать себя в безопасности. Никто не имеет права трогать тебя без твоего согласия. Они это знают. Я им напомню. Ты не обязана ничего решать, пока не будешь уверена.
Мы зашагали обратно. Вокруг шелестели и бормотали деревья. Я взяла Вернона за руку, и он улыбнулся.
Весь лес был наполнен музыкой. Теперь я твердо знала, в какой стороне дом. А еще я знала кое-что о самом лесе: например, какие деревья были здоровыми, а какие болели. Я чувствовала, где какие растения – даже в тех местах, в которых пока не была.
Когда мы подходили к дому, я услышала целый хор голосов – это переговаривались домашние растения. Я застыла как вкопанная.
Вернон тоже остановился.
– Я их слышу.
Он кивнул.
– В лесу ты вспомнила, как слышать природу. Ты хочешь снова это забыть?
Я подошла к окну и внимательно вгляделась в темно-зеленое растение, которое стояло на подоконнике. Оно умиротворенно пело песню о богатой, напоенной влагой почве и солнечном довольстве. А пальма, которая росла за ним, тихонько скулила от жажды.
Весь дом вдруг ожил и наполнился зеленой болтовней.