– Готов, – сказал палач.
– Готов, – отозвался Капитан стражи и бросил быстрый взгляд на осужденных. – Сожалею, но это моя работа, ничего личного.
– Боже, храни демократию! – затянула арфа.
Чем упорней пытались заглушить ее пение, тем громче оно становилось. Ее заперли в самой высокой башне, и теперь она, словно муэдзин, взывала оттуда к невольным слушателям. Джека Большого вывели из сырой камеры на залитую солнцем улицу, и он хмуро подумал, что теперь арфа оказалась ближе к великану – и что, может быть, он хотя бы так ее услышит. Но великан телом-то велик, а вот разумом мелковат – прямо как Джек Меньшой. Может статься, пройдет целый месяц, пока он сообразит, что это за шум. И еще месяц, пока додумается спуститься по бобовому стеблю, чтобы вернуть похищенную арфу, гусыню и волшебный горшочек.
– Последнее желание? – спросил Капитан стражи.
– Я бы хотела апеллировать к Королю Бэдварду и пересмотреть вынесенный приговор, – высказалась донна Тильда. – И бокал охлажденного Дом Василиск с тоником.
– Поцеловать Дрянную Ронду, – выбрал Джек Большой. – И пусть все смотрят. Уж я им покажу, как взбираться на стебель!
– Запросы отклонены, – сказал Капитан стражи. – Полезайте на эшафот, пожалуйста.
Джек Большой и его мать подчинились приказу. Небо темнело на глазах.
Король наблюдал за происходящим из-за занавесок в комнате – и сперва решил, что над головами приговоренных сгустились тучи. Но на самом деле это были не тучи, а зеленые листья! Они гигантским пологом расстелились по небу и теперь свисали, словно виноградные лозы с невидимых шпалер. Когда огромные листья дрожали, производимый ими шум напоминал грохот лавины.
– Фи, фо, фу, фру! – донесся глас свыше.
– Впервые переживаю религиозное откровение, – прокомментировала донна Тильда. – Подумать только! Хотя этого можно было ожидать на пороге смерти и все такое.
– Фи, фо, фу, фру, – сказал Бог.
– Мне знаком этот голос, – задумчиво произнес Джек Большой. – Где я мог его слышать?
– Фи, фо, фу, фру, – сказал Бог.
– Из этого получился бы неплохой мотивчик, – оценил Король Бэдвард.
– Фи, фо, фу, фру, – сказал Бог.
– Если это Бог, то он поразительно лаконичен, – заметила Королева-мать.
– Фи, фо, фу, фру, – сказал Бог.
– Мне нравится Бог с проникновенным голосом, – вздохнула Дрянная Ронда, поглаживая себя.
– Фи, фо, фу, фру, – сказал Бог.
– А мне нравятся девушки, которые знают, что им нравится, – признался Капитан стражи, впервые разглядев Дрянную Ронду, и улыбнулся ей.
– Фи, фо, фу, фру, – сказал Бог.
– Бегите, спешите отсюда прочь! Это ваша последняя ночь! – взвизгнула Арфа. – Я слышу поступь великана вновь! Чую, здесь скоро прольется кровь!
– Фи, фо, фу, фру, – сказал Бог, и его последние слова заглушили бой городских часов.
В тот же миг божьи коровки закончили свое дело.
Джек Меньшой стоял в стороне, с безопасного расстояния наблюдая, как стебель надломился и начал заваливаться набок. Затем парень посмотрел вверх и увидел, что весь мир стал зеленым.
С оглушительным треском и грохотом бобовый стебель обрушился на королевский дворец.
– Я сделал все, что мог, Мельба, – сказал Джек божьей коровке, сидевшей у него на носу.
Великан, конечно, после падения умер. Свидетелям Стебля Последнего Дня потребовалось больше года, чтобы убрать останки великана и сгнившего растения. Поток туристов в Королевство сократился вдвое. Тела Короля и его матери сожгли на костре из бобовых стручков. Арфу отправили на дно океана. Теперь при низком приливе можно было расслышать доносящиеся из воды лихие матросские песенки и похабные частушки.
По указу Премьер-палача гусыня, несущая золотые яйца, была подана под соусом из каперсов на свадьбе донны Ронды и Капитана стражи. Мяса было мало, да и оказалось оно сухим и жилистым.
Что до братьев Джеков, то они со своей матерью вернулись домой. Волшебный горшочек отказался работать на коммерческой основе, так что малый бизнес не пошел. Но донна Тильда и ее сыновья не остались голодными, а однажды им даже удалось насладиться заливным из гусятины с каперсами.
Несколько золотых яиц оказались в руках ловкачей, которые вынесли их из королевской сокровищницы в тот день, когда рухнула монархия и образовалась Народная республика. Разумеется, никто не хотел признаваться в разграблении дворца, так что золотыми яйцами в качестве семейных реликвий гордились, но не хвастались.
Много лет спустя, уже пребывая на смертном одре, донна Тильда ненадолго очнулась от забытья и позвала сыновей неожиданно ясным голосом:
– Фи, фо, фу, фру! Мне было видение на границе жизни и смерти. Я узрела будущее! Очень скоро скорлупа на золотых яйцах треснет. И тогда…
Но не успела она договорить, как упала обратно на подушку из грубой мешковины и отдала богу душу. И теперь ее сыновьям придется ждать своей участи так же, как и всем нам…
Грегори Магвайр – автор нескольких романов для взрослых, из которых наиболее известны «Wicked: The Life and Times of the Wicked Witch of the West» («Ведьма. Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз»), «Confessions of an Ugly Stepsister» и «Lost». Также он написал более десятка романов для детей, в том числе популярный цикл «Hamlet Chronicles».
Сейчас Магвайр живет в штате Массачусетс, преподает писательское мастерство и читает лекции по детской литературе по всей стране.
Мне кажется, пересказ старых сюжетов на новый лад – это большой соблазн. У всякой истории (даже у чьей-нибудь биографии) есть неизвестная сторона. Думаю, писатели всегда будут находить неожиданные детали и точки зрения, которые по-новому осветят знакомые тексты.
В истории про Джека и бобовый стебель мне с детства было интересно, как наш мир выглядит с высоты птичьего полета. С новой точки зрения – с таким обзором – насколько больше мы могли бы увидеть и понять, чем сейчас, когда ползаем по земле, словно божьи коровки!
В качестве всезнающего рассказчика логично было бы выбрать великана – с заоблачных высот он может увидеть абсолютно все. Увы, в оригинальной сказке этот персонаж не отличался особым любопытством, так что сомнительно, что его взгляд на события заинтересовал бы читателя. Когда я начал писать «Фи, фо, фу, фру и все такое», то планировал рассказать эту историю от его имени. Но на самом деле мало занимательного в рассказе от лица того, кто заранее все знает. И если великан с позиции всевидящего бога не может разобраться в деталях происходящего, потому что он слишком скучный и не интересуется мелочами, – возможно, писателю нужно спуститься поближе к земле и идти след в след за своими героями, чтобы вместе с ними минута за минутой, шаг за шагом выяснить, как все произошло?
Так же, как и в моих романах «Ведьма. Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз» и «Confessions of an Ugly Stepsister», я добавлял в историю про Джека и бобовый стебель собственные детали, стараясь не противоречить оригинальной последовательности событий и характерам героев. Рассказывая истории, я предпочитаю приукрашивать их, а не менять изначальную канву.
Эмма БуллДрево пустыни
Меня зовут Табета Сикорски. Знаю, правильно пишется «Табита», но правописание никогда не было сильной стороной моей мамы. Насчет сильных сторон отца ничего точно сказать не могу, но надеюсь, что это ручной труд, поскольку сейчас папа живет в Финиксе и ремонтирует крыши.
Это, конечно, куда круче, чем жить посреди пустыни, в самом отстойном городе в мире, и работать маникюршей. Как моя мама. Что, соответственно, делает меня дочерью маникюрши, которая живет посреди пустыни, и т. д. и т. п. Боюсь, шкала крутости к нам вообще не применима.
Мне шестнадцать. Школьное руководство думает (если они вообще обо мне думают), что семнадцать: мама подделала мое свидетельство о рождении, чтобы отправить в бесплатный детский сад в четыре года. Я только в третьем классе поняла, что мой настоящий возраст не является государственной тайной и нас с мамой не посадят в тюрьму за махинации с документами. И все же мне становится не по себе всякий раз, когда кто-нибудь спрашивает: «Милая, а сколько тебе лет?»
Не думайте, что мама меня не любит. Она многим говорила «Я тебя люблю», и мне по сравнению с ними еще очень повезло. Мама просто рассеянная. Готова поспорить, когда я была кабачком в пеленках, то занимала все ее мысли. Но потом новизна впечатлений притупилась, и теперь она интересуется мной лишь время от времени. Я стараюсь этим не злоупотреблять.
Город, где мы живем, обязан своим существованием военной базе. Их обычно размещают в какой-нибудь дыре, потому что нормальные города не потерпят такого соседства. В нашем случае база выросла посреди пустыни, а город присосался к ней, как ленточный червь. И почему никто не додумался назвать его Червиллем?
Если будете у нас проездом, он наверняка вас приятно удивит: вау, у них есть целых два круглосуточных магазина! Но если задержитесь, то в конце концов поймете, что процветают здесь только заведения определенного толка: парикмахерские (вывесок «СТРИЖКИ ДЛЯ МОРПЕХОВ» в городе больше, чем знаков «стоп»), бары (пейте на месте или берите с собой), фастфуд (на доставке пиццы можно сделать состояние), стрип-клубы и автомастерские. Автомастерские нужны затем, что, выпив и вдоволь насмотревшись на полуголых девиц, доблестные вояки возвращаются на базу. Не всегда удачно.
Это не просто экономика, это целая экосистема.
Конечно, не все парни с базы такие. Многие офицеры женаты, и дети у них есть. Даже морпехи рано или поздно вырастают. И все-таки я не могу избавиться от чувства, что мы живем на оккупированной территории. Хотя я читала, что на острове Гуам люди даже просили устроить у них военную базу. Жаль, что размещать ее там экономически невыгодно. Но вот они мы – Гуам без океана.
В нормальных городах хватает прачечных, супермаркетов, магазинов одежды и всего такого. Но не у нас. На военной базе есть свои стиральные машинки и столовая. Форму выдают готовую. А для всего остального – видео, сигарет и прочего – есть гарнизонный магазин. Нужды горожан обслуживает заштатный «Волмарт», до которого ехать двадцать миль по пустыне.