– Откуда они? – спросил тот, кто пел песню.
– Они лежали здесь, на берегу, – ответил тот, кто готовил.
– Но кто их отложил? – спросил тот, кто пел.
Его спутник ответил:
– Они лежали здесь и ждали, пока мы их съедим.
– Я не стану есть то, что мне неизвестно, – сказал тот, кто пел.
Но второй охотник был голоден и принялся поедать яйца. Едва откусив, он почувствовал, как яйца проскользнули через горло прямо в пустой желудок. Они были легкими, как воздух, со вкусом дыма, костра, воды и самой жизни. Они насытили его, и он захотел еще.
Говорят, те, кто рождается с кривой ногой, никого не боятся: такой была и я. «Не наступай на лужи», – говорила мне мать. Но я лишь смеялась. Я желтая птичка, хоши лугна, я высоко летаю, и меня любят те, кто внизу. Никто не может причинить мне вреда. Даже желтая птичка с хромой ногой может летать. Она может охотиться вместе с мужчинами, привести их к оленю – и улететь. Ей тяжело оторваться от земли, она полна воды, но все же она летает над скрытым миром, над землями водных существ, Хутук Аваза, Маленького народца. Они приходят и крадут детей, забирают сердца и делают их холодными, плюют в лица матерям, посыпают пеплом от горячих углей волосы отцов. Но я на шаг – хоть и хромой – их опережаю. Ноги у меня длиннее, а длина шага не имеет значения, когда желтая птичка взлетает на своих крыльях.
Тот, кто пел, подбросил в костер хвороста.
– Олень точно появится сегодня, – сказал он. – Я останусь выслеживать его. Отправляйся спать.
И его спутник уснул, но всю ночь ему снились вода и дерево. Ему снилось, что он не может пошевелить руками. Когда он проснулся в лихорадке, его друг смотрел на него.
– Мои руки… – прошептал он и не смог пошевелить рукой.
Однажды я увидела в лесу одного из них. Из Маленького народца. Я следила за мужчинами, которые обсуждали игру кабуча на опушке у дуба, а потом повернулась и наступила на бревно. Слишком поздно я увидела под ним отблеск неба. Я застыла на месте, недвижимая, словно камень. Хутук Аваза не увидят меня, если я замру. Если наступить на тень, они просыпаются, ищут того, кто их пробудил, крадут твою душу, нашептывают ужасные мысли тебе на ухо, заставляют плевать в лицо матери, втирать пепел в волосы отца. Но если они тебя не увидят, то будут искать и никогда не найдут.
Сначала я увидела ее рога, ее буйные волосы, луну в ее зрачках, деревья у нее под ногами. Из лужицы за пеньком поднялись рога, и я увидела ее глаза – они смотрели сквозь меня, но не замечали. Под ногтями у нее чернела грязь, она везла ими по земле, и от этого звука я задрожала – но сжала зубы, чтобы не поддаться холоду. Ее копыта отбивали ритм по лесной земле; словно лань, она метнулась мимо пня в сторону реки. Я смотрела на танец ее рогов в колеблющемся свете. Я знала, что она будет искать меня, пока не найдет, пока я не почувствую на своей шее ее сырое дыхание, пока она не утащит меня в свой мир, вниз, к холодному влажному небу подземелий. Хутук Аваза. Я словно обратилась в камень. Я не хочу ей принадлежать. Я молилась, чтобы мужчины не увидели меня рядом с ней и не поняли, что это я ее выпустила.
Первым меня нашел он – мальчик, который станет Мальчиком-который-был. Я слышала, как голоса моих братьев отражаются от деревьев, мха, красно-коричневой земли. Они пели охотничью песню, а мой голос покинул меня, погнавшись за оленем. Юноша протянул ко мне руку, коснулся моих волос, коснулся моего сердца.
– Айи Танакби, – прошептал он. Никогда прежде мое имя не казалось мне таким большим, пока он не произнес его голосом звезд. Звук его голоса был подобен шелесту воды, падающей на камни. Мое сердце застыло в горле, и я отворилась от звука его голоса и растворилась в нем. Его кожа не коснулась моей, но из-за его слов мир вокруг нас замер, и я стала принадлежать ему. Айи Танакби. Первая волна убаюкала меня в его объятиях. Вторая – открыла меня его прикосновениям.
– Женщина-лань, – сказала я твердо, хотя мой лунный взгляд и был прикован к его влажным глазам. – Она появилась отсюда.
Только его голос имел значение. Только его бесплотные прикосновения, звук сердцебиения и слова любви были правдой.
– Айи Танакби.
Его губы нашли мои, скользнув по прохладной воде и сырому дубу.
Нашоба, его брат, пришел следом. Юка Кейю, мой брат, был третьим. Тот, кто станет Мальчиком-который-был, отвернулся от меня к реке.
– Она видела лань, – сказал он, – вон там.
И он убежал в лес, мой брат – за ним. Нашоба задержался, взглядом приказав мне отправляться домой. Он не знал, не мог знать, что это я ее освободила. Я никогда ему не скажу. Не скажу никому, кроме того, кто знает мое сердце.
Тот, кто пел, подошел ближе.
– Не стоило тебе есть эти яйца, – сказал он, беспокоясь за друга. – А теперь пришла беда. Поспи еще. Когда ты проснешься, болезнь пройдет.
И тот уснул, но сны его стали еще страшнее. Ему снилось, что ноги его онемели и он не может пошевелиться. Затем юноша проснулся, и его лихорадочные крики напугали спутника.
– Это все яйца, – сказал друг. – Поспи еще, и все пройдет.
И он снова уснул, и снился ему подземный мир, мир холода и тьмы, с огромными подземными туннелями, которые ведут из нашего мира в мир духов. Он испугался, потому что видел оба мира и понял, что с ним происходит нечто неотвратимое, чей ход уже начался.
Он проснулся и не смог пошевелиться. Его руки и ноги прочно срослись вместе. Друг в ужасе взглянул на него.
– Ступай в деревню и найди мою семью, – умолял тот, кто съел яйца. – Они мне помогут.
Тот, кто пел, бросился через лес в деревню, собрал семью друга и свою тоже и побежал обратно на берег реки. Но все, что он нашел, – змеиную кожу и след, ведущий к воде.
Он проявил ко мне доброту, когда никто другой не стал бы. Он проявил ко мне нежность, и его прикосновение было холодным, а глаза – темными, как водоворот. Они сказали, что мне больше нельзя называть его имя, но я закричала его своим самым высоким голосом, раз низкого у меня не осталось.
Говорят, что Айи Танакби – хромоножка, кривоногая девушка из клана Птиц – сошла с ума и горевала по Али Анугне О Кхаш, как будто тот еще жив. Говорят, что она неустанно блуждала по берегам Жемчужной реки; что она так и умрет в поисках Али Анугне О Кхаш. У нее отросли длинные ногти, и ил застревал под ними, пока она копалась в нем в поисках пропавшего возлюбленного – того, кто ушел в реку самым высоким из высоких юношей и навсегда превратился в чудовище, в подводную пантеру.
Мать настояла на том, чтобы немедленно выдать меня замуж. Они боялись, что я произнесу его имя и он вернется за мной, – но если я выйду за другого, по нашим законам он больше не будет иметь на меня прав. Женихом выбрали воина из клана Волков, сына старейшины. Я была опустошена. Я была растеряна. Мне даже нельзя было произносить его имени. Губы мои округлялись, и имя готовилось слететь с языка – но мать зажимала мне рот рукой, сестры прижимали меня к земле, а братья садились на меня так, чтобы не дать шевельнуться, не дать вернуть его из мира духов.
Луна вокруг моих глаз разрасталась, пока я не согласилась на их требования. Я выйду замуж за того юношу из клана Волков. Я буду молчать и больше не произнесу имени своего возлюбленного. Я позволила матери подстричь мне ногти, позволила сестрам расчесать мои волосы, позволила отцу забрать лошадей. Луна вокруг моих глаз стала полной, и как только они отвернулись, я сбежала.
Я вырвала свои волосы и бросилась к реке. Все это случилось из-за меня: оттого что я, глупая и безрассудная девчонка, не заметила тогда лужи за бревном, наступила на нее и разбудила лань, которая выползла из водоворота и вихрем ворвалась в наш мир. И мой брат, и мой любимый погнались за ней, но только мой брат вернулся. Али Анугне О Кхаш стал Мальчиком-который-был по моей вине.
Его голос тихо колышется над водными травами. Повсюду я его слышу, чувствую биение его сердца, чувствую его дыхание на своей коже. Я стою у реки, бросаю в воду табак, толченую мяту, магнолии, шалфей и можжевельник. Я не слушаю предостережений матери и сестер. Я брожу, распевая песни, песни не на нашем языке, а на языке наших врагов. Я смелая. Я смеюсь, прыгаю над водой, будто дразня их – пусть заберут меня! Но они не станут. Ведь я слишком глупа, чтобы меня забрали Хутук Аваза.
Ночью в лесу я танцую, не разводя костра. Даже Анпанше Фалайя, Длинноволосые, те, кто причиняют вред, боятся меня. Даже лань, которая стала женщиной, не приблизится ко мне – ведь скорбь сковывает Хутук Аваза, привязывает их к миру, в котором они бы так хотели жить, но не могут, иначе умрут. Я выпустила ее, женщину-лань, и духи знают, что если они заберут меня, я разрушу их всех.
И тогда я слышу его голос.
– Айи Танакби, – шепчет дыхание ветра с реки, – Айи Танакби.
Я стою над водой, широко раскинув руки.
Река танцует, касаясь моих ступней, колышется у моих босых ног. Только теперь я стою, расправив плечи, моя короткая нога и кривая стопа движутся сами по себе. Я стала выше и красивее, пока вода танцевала вокруг моей боли.
– Айи Танакби.
Его руки бродят по моим щиколоткам, я чувствую ледяные прикосновения. Мои ноги распрямились и вросли в ил, пока вода поднималась по икрам туда, где соединяются колени.
– Айи Танакби.
Его кожа прохладная, твердая и гладкая. Он скользит по моим ногам вверх к округлостям бедер. Я не кричу. Напротив – смотрю на беззвездное ночное небо под мерцающей водой в водовороте и больше не вижу себя, но тону в его поцелуях, его прикосновениях, его языке, который проскальзывает между моих губ, пока он тянет меня на дно.
Кэролин Данн – жена, мать, дочь, журналист, учитель, поэт, писатель и катехизатор. Родилась в Южной Калифорнии. Ее работы публиковались в антологиях «The Color of Resistance», «Reinventing the Enemy’s Language», «Through the Eye of the Deer» и в книге «Sing with the Heart of a Bear: Fusions of Native and American Poetry» Кеннета Линкольна. Ее стихи выходили в сборнике «Outfoxing Coyote». Также Кэролин Данн – один из редакторов-составителей антологий индейской прозы «Through the Eye of the Deer» (в соавторстве с Кэрол Комфорт) и «Hozho: Walking in Beauty» (в соавторстве с Паолой Ганн Аллен).