Мистер Джордж искоса глянул на меня и кивнул.
– А с тобой мы увидимся завтра, Гвендолин. Перед большим балом. – Уже в дверях Фальк ещё раз обернулся и сказал как бы между прочим: – Да, и передай привет твоей маме. У неё, я надеюсь, всё в порядке?
– У мамы? Да, всё в порядке.
– Рад это слышать. – Встретив мой непонимающий взгляд, он откашлялся и сказал: – Работающим женщинам, которые одни воспитывают детей, приходится в наши дни нелегко, поэтому я очень рад за неё.
Теперь я уже нарочно смотрела на него непонимающим взглядом.
– Или, может быть, она вовсе и не одна? Такая привлекательная женщина, как Грейс, наверняка встречается с мужчинами, возможно, у неё есть даже постоянный друг… – Фальк выжидательно посмотрел на меня, но когда я в ответ лишь наморщила лоб, он глянул на часы и воскликнул: – Ой, уже так поздно! Мне действительно надо бежать!
– Это был вопрос? – осведомилась я, когда дверь за Фальком закрылась.
– Да! – хором ответили мистер Джордж и мистер Марли. Мистер Марли при этом густо покраснел.
– М.м.м… для меня это, во всяком случае, прозвучало так, как будто он хотел узнать, есть ли у неё постоянный друг, – пробормотал он.
Мистер Джордж засмеялся.
– Фальк прав, уже действительно поздно. Если наш Рубин хочет иметь в своём распоряжении хотя бы часть сегодняшнего вечера, нам надо побыстрей отправить его в прошлое. Какой год мы выберем, Гвендолин?
Как мы с Лесли договаривались, я ответила на этот вопрос максимально равнодушным тоном.
– Мне всё равно. В прошлый раз в 1956 году – это же был 1956 год, верно? – подвал был довольно уютный и без крыс. – То обстоятельство, что в уютном подвале без крыс я тайно встречалась со своим дедом, я, разумеется, упоминать не стала. – Там я могла бы спокойно учить французские слова и не трястись при этом от страха.
– Нет проблем, – ответил мистер Джордж. Он открыл толстый журнал, а мистер Марли в это время сдвинул в сторону стенной занавес, закрывавший сейф с хронографом.
Пока мистер Джордж листал журнал, я пыталась заглянуть ему через плечо, но его широкая спина закрывала мне обзор.
– Вот, это было 24 июля 1956 года, – сказал мистер Джордж. – Ты пробыла там практически до вечера и вернулась в 18:30.
– То есть 18:30 – хорошее время, – заметила я, молясь про себя, чтобы наш план удался. Если я смогу переместиться в прошлое в тот самый момент, когда я оттуда вернулась, мой дед будет ещё там, внизу, и мне не придётся тратить время на его поиски.
– Я думаю, лучше мы возьмём 18:31, – заметил мистер Джордж. – Не стоит рисковать тем, что ты там столкнёшься сама с собой.
Мистер Марли, который водрузил на стол ящик с хронографом и осторожно извлёк из бархатного покрывала похожий на каминные часы предмет, пробормотал:
– Но, строго говоря, это ещё не ночь. Мистер Уитмен считает, что…
– Да, мы знаем, что мистер Уитмен очень серьёзно относится к предписаниям, – ответил мистер Джордж, начиная крутить колёсики хронографа. В поверхность странного прибора между разноцветными узорами из планет, животных и растений были вправлены драгоценные камни, такие огромные и сверкающие, что они казались почти подделкой – как те блестящие камешки из пластмассы, из которых моя младшая сестрёнка увлечённо мастерила бусы. Каждому путешественнику из Круга двенадцати приписывался свой личный камень. Моим камнем был рубин, а Гидеону «принадлежал» алмаз, который был таким огромным, что за его стоимость можно было, вероятно, купить многоквартирный дом в пригороде. – Но я думаю, что мы, будучи джентльменами, не станем отправлять юную даму ночью одну в подвальный склеп, не так ли, Лео?
Мистер Марли неуверенно кивнул.
– Лео – красивое имя, – сказала я.
– Уменьшительное от Леопольд, – объяснил мистер Марли, чьи уши светились красным наподобие автомобильных фар. Он уселся за стол, положил перед собой журнал и начал откручивать колпачок авторучки. Аккуратные, мелкие строчки на страницах журнала, содержавшие бесчисленные имена, времена и даты, были, очевидно, вписаны его рукой. – Моей маме оно ужасно не нравится, но каждый первенец в нашей семье должен носить это имя, такова традиция.
– Лео – прямой потомок барона Мирослава Александра Леопольда Ракоци, – повернув голову и посмотрев мне в глаза, пояснил мистер Джордж. – Ну ты знаешь, легендарного спутника графа Сен Жермена, которого в Анналах именуют Чёрным Леопардом.
Я озадаченно спросила:
– Ах вот как?
Я попыталась мысленно сравнить мистера Марли с худым и бледным Ракоци, который нагнал на меня страху своими чёрными глазами. Но я не знала, сказать ли мне: «Радуйтесь, что вы не похожи на своего сомнительного предка» или всё-таки ещё хуже быть рыжим, веснушчатым и с лицом как блин.
– То есть мой дедушка по отцу… – завёл мистер Марли, но мистер Джордж быстро перебил его:
– Ваш дедушка, разумеется, очень бы вами гордился, – ободряюще сказал он. – Особенно если бы он знал, как блестяще вы сдали экзамены.
– Не считая «Традиционных видов поединков», – вздохнул мистер Марли. – Тут я получил «удовлетворительно».
– Ах, да кому оно нужно – совершенно устаревшая дисциплина. – Мистер Джордж протянул мне руку. – Я всё настроил, Гвендолин. Так что вперёд, в 1956 год. Я выставил хронограф ровно на три с половиной часа. Крепко держи сумку и проследи, чтобы ничего там не забыть, хорошо? Мистер Марли будет ждать твоего возвращения.
Одной рукой я прижала к груди школьную сумку, другую руку протянула мистеру Джорджу. Он вложил мой указательный палец в одно из отверстий хронографа. Палец уколола тонкая игла, роскошный рубин засветился и озарил помещение алым светом. Я закрыла глаза, и в тот же миг меня закрутил коловорот. Когда через секунду я открыла глаза, мистера Джордж и мистера Марли уже не было. Стол тоже исчез .
В помещении стало темней, горела одна-единственная лампочка, под которой стоял мой дед Люкас и смотрел на меня недоумённым взглядом.
– Т-ты… не вышло? – ошеломлённо спросил он. В 1956 году ему было 34 года, и он не очень походил на того восьмидесятилетнего человека, которого я знала маленькой девочкой. – Ты исчезла вон там и возникла уже здесь!
– Да! – гордо ответила я, подавляя порыв броситься ему на шею. При каждой встрече с дедом у меня возникал комок в горле. Мой дед умер, когда мне было десять лет, и встретить его через шесть лет после похорон было в равной степени чудесно и ужасно. Ужасным было не то, что во время наших встреч он ещё не был тем дедушкой, которого я знала, а был своего рода его ранней версией, – ужасным было то, что для него я была совершенно чужим человеком. Он даже не представлял себе, как часто в детстве я сидела на его коленях, как после смерти отца он утешал меня своими рассказами и как мы желали друг другу спокойной ночи на придуманном нами языке, понятном только нам одним. Он не имел никакого понятия о том, как я его люблю – и я не могла ему об этом сказать. Никому не понравится слышать такое от людей, в обществе которых ты провёл всего пару часов.
Я попыталась по возможности проигнорировать комок в горле.
– Для тебя, по моим прикидкам, прошло лишь около минуты, поэтому я прощаю тебе небритые усы. А для меня прошло уже несколько дней, и за эти дни случилось ужасно много всего.
Люкас пригладил усы и улыбнулся.
– Ты опять проявила… то есть ты это здорово придумала, внучка.
– Да, не правда ли? Но, честно говоря, это была идея моей подруги Лесли. Чтобы наверняка встретить тебя и не терять времени.
– Да, но зато у меня ещё не было возможности продумать наши дальнейшие действия. Я только собирался оправиться от твоего визита и начать обо всём размышлять… – Склонив голову набок, он принялся меня разглядывать. – Верно, ты выглядишь иначе, чем только что. Этого обруча в волосах не было, и ты как-то похудела.
– Спасибо, – сказала я.
– Это не комплимент. Ты выглядишь так, как будто тебе не очень хорошо. – Он приблизился ко мне на шаг и стал придирчиво меня разглядывать. – Всё в порядке? – мягко спросил он.
«Всё отлично», хотела ответить я, но, к своему ужасу, разревелась.
– Всё отлично! – всхлипнула я.
– Ой-ой-ой, – сказал Люкас, неловко похлопывая меня по спине. – Всё так плохо?
Несколько минут я не могла справиться со слезами. А ведь я считала, что у меня всё под контролем! Ярость казалась мне подобающей реакцией на поведение Гидеона – такой взрослой и мужественной. И ярость лучше бы смотрелась в кино, чем вечные рыдания – Хемериусово сравнение с комнатным фонтаном было, к сожалению, довольно точным.
– Друзья! – всхлипнула я в конце концов, поскольку мой дед имел право на объяснение. – Он хочет, чтобы мы были друзьями! И чтобы я ему доверяла.
Люкас прекратил похлопывать меня по спине и недоумённо наморщил лоб.
– И из-за этого надо рыдать, потому что…?
– Потому что ещё вчера он сказал, что любит меня!
Люкас выглядел ещё более недоумённо.
– Но мне это не кажется таким уж плохим основанием для дружбы.
Мои слёзы высохли, как будто из комнатного фонтана кто-то выдернул штекер.
– Дедушка! Не будь таким несообразительным! – вскричала я. – Сначала он целует меня, потом я узнаю, что всё это тактика и манипуляция, а затем он приходит ко мне со своим «Давай будем друзьями»!
– Ох. Понимаю. Какой… э-э-э… негодяй! – Люкас всё ещё не выглядел полностью убеждённым. – Извини за глупый вопрос – надеюсь, мы говорим не об этом юноше де Вильерсе, номер одиннадцать, Алмаз?
– Да,– ответила я. – Мы говорим именно о нём.
Мой дед застонал.
– Действительно! Ох уж эти детки! Детки кушают котлетки… Как будто дело и без того недостаточно сложное! – Он бросил мне хлопчатобумажный платок, забрал мою сумку и энергично сказал: – Всё, давай покончим с рыданиями. Сколько у нас времени?
– В 22:00 по твоим часам я прыгну обратно. – Странным образом слёзы принесли мне облегчение, причём гораздо большее, чем «взрослый» вариант с яростью. – Кстати, о котлетках. Ты знаешь, я действительно проголодалась.