– С тобой всё в порядке? – Гидеон озабоченно посмотрел на меня, в тот время как леди Лавиния боязливо цеплялась за его руку. Непостижимо! Наверное, они оба искали помещение, где могли бы без помех пообниматься, а Ракоци в это время влил бы в меня неизвестно какие наркотики, чтобы потом неизвестно что со мной сделать. А теперь я должна быть им благодарна, что Гидеон и мисс Чудо-грудь выбрали именно эту комнату.
– Всё в лучшем виде! – пробурчала я и скрестила руки на груди, чтобы никто не видел, как они дрожат.
Ракоци продолжал смеяться, потом он сделал большой глоток и энергично закупорил бутылку.
– А граф знает, что Вы в тихой комнатке предаётесь экспериментам с наркотиками, вместо того чтобы заняться Вашими делами? – спросил Гидеон ледяным голосом. – Разве у Вас сегодня вечером нет других обязанностей?
Ракоци слегка покачнулся. Удивлённо, как будто он только что её заметил, он разглядывал булавку в своей руке, потом резким движением вытащил её из своей плоти и cлизнул с неё кровь, как хищник.
– Чёрный Леопард готов к любому заданию – в любой момент! – сказал он, схватился за голову, неуверенно обошёл вокруг стола и тяжело упал на стул. – Правда, этот напиток кажется действительно... – пробормотал он, затем его голова упала и стукнулась о столешницу.
Леди Лавиния, вздрогнув, прислонилась к Гидеону.
– Он?..
– Надеюсь, что нет. – Гидеон подошёл к столу, поднял бутылку и посмотрел её на свет. Потом он вытащил из неё пробку и понюхал. – Не знаю, что это такое, но если оно даже Ракоци так быстро сбило с ног... – Он снова отставил пиалу. – Я думаю, что это опиум. Наверное, плохо сочетается с его обычными наркотиками и алкоголем.
Да, наверняка. Ракоци лежал как мёртвый, его дыхания не было слышно.
– Наверное, ему дал это кто-то, кому не хотелось бы, чтобы он бодрствовал сегодня вечером, – сказала я, всё ещё прижимая руки к груди. – У него хоть есть пульс? – Я бы проверила сама, но я была не в состоянии приблизиться к Ракоци. Мне вообще стоило усилий стоять, так меня трясло.
– Гвен? С тобой действительно всё в порядке? – Гидеон нахмурив лоб и посмотрел на меня. Я неохотно это признаю, но в этот момент я бы с радостью кинулась в его объятья и поревела бы всласть. Но он не выглядел так, что он охотно обнял бы меня и начал утешать, скорее наоборот. Когда я неуверенно кивнула, он напористо продолжал: – Что, чёрт побери, тебе тут вообще было надо? – Он показал на неподвижного Ракоци. – С тобой сейчас могло бы быть то же самое!
У меня уже стучали зубы, и я не могла нормально говорить.
– Я же не знала, что... – запинаясь, пробормотала я, но тут меня перебила леди Лавиния, зелёным плющом обвившаяся вокруг Гидеона – она совершенно точно была одной из тех женщин, которые не могли вынести, когда внимание было направлено на кого-то другого.
– Смерть, – драматично прошептала она, широко открытыми глазами глядя на Гидеона. – Я услышала её дыхание, как только она переступила порог этой комнаты. Пожалуйста... – её веки затрепетали. – Держите меня...
Непостижимо – она просто упала в обморок! Совершенно безо всяких причин. И, конечно, очень элегантно упала в руки Гидеона. По какой-то причине я рассвирепела из-за того, что он её поймал – рассвирепела так, что перестала дрожать и клацать зубами. Но одновременно – как будто эта смена ощущений не была достаточной – я чувствовала, что у меня на глаза наворачиваются слёзы. Чёрт побери – упасть в обморок было лучшей альтернативой. Только меня, конечно, никто не поймает.
В этот момент неживой Ракоци сказал голосом, который, казалось, шёл из преисподней – таким хриплым и глубоким он был:
– Досис сола вененум фацит. Не беспокойтесь, сорняки не вырождаются.
Лавиния (я решила, что с этого момента она перестала быть для меня леди) издала короткий вскрик ужаса и открыла глаза, чтобы уставиться на Ракоци. Но потом ей, очевидно, пришло в голову, что она, собственно, в обмороке, и она, эффектно застонав, снова поникла на руках Гидеона.
– Сейчас. Никаких причин для волнения. – Ракоци поднял голову и поглядел на нас налитыми кровью глазами. – Моя вина! Он сказал, что его надо употреблять каплями.
– Сказал кто? – спросил Гидеон, балансируя с Лавинией в руках, как с манекеном.
Сделав усилие, Ракоци вновь выпрямился на своём стуле, запрокинул голову и с лающим смехом поглядел на потолок.
– Вы видите, как танцуют звёзды?
Гидеон вздохнул.
– Я пойду приведу графа, – сказал он. – Гвен, ты не можешь мне помочь?
Я неверяще уставилась на него.
– Вот с этой вот? Ты что, вообще? – За пару шагов я достигла двери и выбежала в коридор, чтобы он не увидел дурацких слёз, которые двумя ручейками текли по моему лицу. Я не знала ни того, почему я плачу, ни того, куда я бегу. Это была определённо посттравматическая реакция, про которую столько пишут. Люди в состоянии шока делают самые странные вещи – как тот пекарь из Йоркшира, которому прессом для теста размозжило руку. До того как позвонить в скорую, он испёк ещё семь противней булочек с корицей. Эти булочки были самым жутким, что санитары когда-либо видели.
У лестницы я заколебалась. Вниз мне не хотелось, там меня поджидал лорд Аластер, замышлявший совершенное убийство, поэтому я побежала наверх. Не успела я пробежать и нескольких шагов, как меня позвал голос Гидеона:
– Гвенни! Остановись! Пожалуйста!
На какой-то момент я представила себе, как он роняет Лавинию на пол, чтобы побежать за мной, но это не помогло: я всё ещё была то ли злая, то ли печальная, то ли напуганная, то ли всё вместе… Слепая от слёз, я взобралась наверх по ступеням и свернула в следующий коридор.
– Куда ты? – Гидеон уже был рядом со мной и пытался схватить меня за руку.
– Всё равно. Лишь бы подальше от тебя, – всхлипнула я и вбежала в ближайшую комнату. Гидеон следовал за мной по пятам. Разумеется. Я чуть не провела рукавом по лицу, чтобы вытереть слёзы, но в последнюю секунду вспомнила о макияже мадам Россини и остановилась. Наверное, макияж и так выглядел смазанным. Чтобы не смотреть на Гидеона, я огляделась в комнате. Свечи на стенах освещали красивую мебель, выдержанную в золотых тонах – диван, изящный письменный столик, несколько стульев, картину, изображавшую мёртвого фазана рядом с парой груш, коллекцию экзотических сабель над камином и роскошные портьеры золотого цвета на окнах. У меня вдруг возникло ощущение, что я уже здесь была.
Гидеон в ожидании стоял передо мной.
– Оставь меня в покое! – сказала я обессиленно.
– Я не могу оставить тебя в покое. Всякий раз, как я оставляю тебя одну, ты творишь что-нибудь необдуманное.
– Уходи! – Я бы сейчас с радостью бросилась на диван и заколотила бы кулаками по подушке. Я что, слишком многого хочу?
– Нет, я этого не сделаю. Послушай, мне жаль, что так получилось. Я не должен был этого допустить.
О Боже, всё то же самое. Классический случай синдрома повышенной ответственности. Какое, простите, он имел отношение к тому, что я случайно наткнулась на Ракоци, у которого к тому моменту были не все дома, как сказал бы Хемериус? С другой стороны, немного чувства вины ему не повредит.
– Но допустил! – сказала я и добавила: – Потому что ты не сводил с неё глаз!
– Да ты ревнуешь! – Гидеон имел наглость разразиться смехом. В его голосе звучало облегчение.
– Тебе бы очень этого хотелось! – Мои слёзы высохли, и я украдкой вытерла себе нос.
– Граф будет спрашивать себя, куда мы подевались, – сказал Гидеон после короткой паузы.
– Пусть твой граф пошлёт на поиски этого своего трансильванского духовного братца. – Наконец я смогла посмотреть ему в глаза. – На самом деле никакой он и не граф. Его титул такой же фальшивый, как и розовые щёчки этой твоей… как бишь её зовут?
Гидеон тихо засмеялся.
– Я опять забыл её имя.
– Обманщик! – сказала я и глупым образом тоже улыбнулась.
Гидеон снова стал серьёзным.
– Граф не отвечает за поведение Ракоци. Он, разумеется, накажет его. – Он вздохнул. – Ты не должна любить графа, ты должна только уважать его.
Я гневно фыркнула.
– Ничего я не должна, – ответила я и внезапно повернулась к окну. И увидела… себя! Я в школьной форме довольно глупо таращилась из-за золотых штор. Боже! Вот почему помещение показалось мне таким знакомым! Это был класс миссис Каунтер, а Гвендолин за шторой переместилась как раз в третий раз. Рукой я сделала ей знак спрятаться.
– Что это было? – спросил Гидеон.
– Ничего! – ответила я с максимально глупым видом.
– У окна! – Он рефлекторно попытался схватиться за шпагу, но его рука нащупала пустоту.
– Нет там ничего! – То, что я сделала потом, надо в любом случае приписать посттравматической реакции (я вспомнила про пекаря и его кровавые булочки с корицей) – при обычных обстоятельствах я бы точно этого не сделала. Кроме того, я вроде бы заметила уголком глаза, что мимо двери промелькнуло нечто зелёное, и… ну, в принципе я сделала это только потому, что я точно знала, что так и сделаю. Мне, что называется, не оставалось ничего другого.
– За шторой может кто-нибудь стоять и подслу… – ещё успел сказать Гидеон, но я уже обвила руками его шею и прижалась губами к его губам. И раз уж так, я прижалась к нему всем телом в коронной манере Лавинии.
Пару секунд я боялась, что Гидеон оттолкнёт меня, но он тихо застонал, положил руки мне на талию и ещё крепче прижал меня к себе. Он ответил на мой поцелуй с таким жаром, что я забыла обо всём на свете и закрыла глаза. Как и тогда, во время танца, я вдруг почувствовала, что не важно, что происходит вокруг нас, не важно, что Гидеон, собственно, негодяй – я знала только то, что я люблю его и буду любить всегда и что я бы хотела, чтобы он целовал меня вечно.
Тихий внутренний голос прошептал мне, чтобы я одумалась, но Гидеоновы губы и руки никак этому не способствовали. Поэтому я не могла сказать, как долго это длилось, прежде чем мы оторвались друг от друга и беспомощно уставились друг на друга.