Я была убеждена, что помещение хронографа при нашем возвращении будет кишмя кишеть Стражами, рассерженными из-за самовольных действий Гидеона (я тайно ожидала, что мистер Марли с фонарём под глазом стоит в углу и настаивает на том, чтобы Гидеона увели отсюда в наручниках), но на самом деле в помещении было тихо.
Присутствовал только Фальк де Вильерс – и моя мама. Она с жалким видом сидела на стуле и, заламывая пальцы, смотрела на меня заплаканными глазами. Тушь для ресниц и остатки теней для век образовывали потёки на её щеках.
– Вот и вы, – сказал Фальк. – Его голос звучал нейтрально, выражение лица тоже было нейтральным, но я не исключала, что под этим фасадом кипит гнев. Его янтарные волчьи глаза странно блестели. Гидеон, стоявший рядом со мной, невольно подобрался и чуть вздёрнул подбородок, словно пытаясь внутренне вооружиться против возможных попрёков.
Я быстро схватила его за руку.
– Он не виноват – я не хотела элапсировать одна, – затараторила я. – Гидеон не специально нарушил план…
– Ничего, Гвендолин, – Фальк послал мне мягкую улыбку. – В данный момент здесь многое идёт не по плану. – Он потёр себе ладонью лоб и искоса взглянул на маму. – Мне очень жаль, что наш разговор сегодня днём… что ты таким образом обо всём узнала. Это произошло совершенно точно не намеренно. – Он снова взглянул на маму. – Такое важное дело должно быть преподнесено намного более деликатно.
Мама молчала, стараясь сдерживать слёзы. Гидеон сжал мою руку.
Фальк вздохнул.
– Я думаю, Грейс и ты, вам нужно многое обсудить. Лучше всего мы оставим вас сейчас одних, – сказал он. – За дверью ждёт адепт, который проводит вас наверх, когда вы будете готовы. Ты идёшь, Гидеон?
Гидеон неохотно выпустил мою руку и поцеловал меня в щёку. При этом он шепнул мне в ухо:
– Ты справишься, Гвен. А потом мы поговорим о том, что ты спрятала у себя дома.
Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не вцепиться в него и не умолять «Пожалуйста, не оставляй меня».
Я молча ждала, когда они с Фальком выйдут из комнаты и закроют за собой дверь. Потом я повернулась к маме и попробовала улыбнуться.
– Меня удивляет, что они допустили тебя в святая святых.
Мама встала, пошатываясь, как старая женщина, и криво улыбнулась в ответ.
– Они завязали мне глаза. Тот с лицом как блин. Ему кто-то разбил губу, и поэтому, я думаю, он особенно крепко завязал мне повязку. Волосам было очень больно, но я не рискнула жаловаться.
– Да, это мне знакомо. – Я не было особенно жалела разбитую губу мистера Марли. – Мама…
– Я знаю, ты меня сейчас ненавидишь. – Мама не дала мне заговорить. – И я тебя абсолютно понимаю.
– Мама, я…
– Мне так ужасно жаль! Я не должна была этого допустить. – Она сделала шаг в мою сторону и протянула ко мне руки, но тут же снова беспомощно опустила их. – Я всегда так боялась этого дня! Я знала, что он когда-нибудь наступит, и чем старше ты становилась, тем больше я его боялась. Твой дед… – Она запнулась, потом глубоко вздохнула и продолжала: – Мой отец и я собирались вместе тебе об этом рассказать, когда ты будешь достаточно взрослой, чтобы понять правду и справиться с ней.
– То есть Люкас об этом знал?
– Конечно! Он спрятал Люси и Пола у нас в Дареме, и это он придумал, что я должна изображать беременность, чтобы при необходимости выдать ребёнка – то есть тебя – за моего. Люси под моим именем наблюдалась в Дареме у гинеколога – они с Полом прожили у нас четыре месяца, а мой отец в это время оставлял фальшивые следы по всей Европе. Наш дом был для них в принципе наилучшим местом. Моей беременностью никто не интересовался. Роды должны были пройти в декабре, и поэтому для Стражей и для семьи ты была совершенно не важна. – Мама смотрела мимо меня на стену, и её взгляд остекленел. – До самого конца мы надеялись, что нам не придётся отправлять Люси и Пола в прошлое вместе с хронографом. Но один из частных детективов Стражей обратил внимание на наш дом… – При этом воспоминании она содрогнулась. – Мой отец успел нас вовремя предупредить. У Люси и Пола не было выбора – они должны были скрыться, а ты осталась у нас – крохотный ребёнок со смешным пучком волос на голове и огромными голубыми глазами. – У неё по щекам текли слёзы. – Мы поклялись оберегать тебя, Николас и я, и с первой же секунды полюбили тебя, как своё собственное дитя.
Сама того не замечая, я снова начала плакать.
– Мама…
– Знаешь, мы не хотели иметь детей. В семье Николаса было много болезней, да и я всегда думала, что я не тот тип, чтобы быть матерью. Но всё изменилось, когда Люси и Пол доверили нам тебя. – Мамины слёзы текли неостановимо. – Ты сделала нас такими… счастливыми. Ты полностью переменила нашу жизнь и показала нам, как прекрасны дети. Если бы не было тебя, Ник и Каролина совершенно точно не появились бы на свет. – Её стали душить рыдания. Я больше не могла сдерживаться и бросилась в её объятья.
– Всё хорошо, мама! – попыталась сказать я, но у меня вырвался только какой-то горловой звук. Но мама, казалось, всё равно меня поняла, потому что она крепко обняла меня, и долгое время мы были не в состоянии говорить, только плакали.
Пока Хемериус не просунул голову сквозь стену и не сказал:
– Ах, вот ты где. – Он протиснул в комнату остальную часть своего тела и приземлился на стол, с любопытством глядя на нас. – О Боже мой! Уже два комнатных фонтана! Очевидно, на модель «Ниагарский водопад» была большая скидка!
Я мягко оторвалась от мамы.
– Нам надо идти, мама! У тебя случайно нет бумажных платков?
– Если нам повезёт! – Она порылась в сумке и протянула мне один. – Почему твоя тушь не размазана по всему лицу? – спросила она со слабой улыбкой.
Я звучно высморкалась.
– Боюсь, всё осталось на майке Гидеона.
– Он кажется действительно симпатичным юношей. Хотя я должна тебя предупредить… Эти де Вильерсы приносят нам, девушкам Монтрозов, одни неприятности. – Мама открыла пудреницу, посмотрелась в зеркальце и вздохнула. – Ох. Я выгляжу, как мама Франкенштейна.
– Да, здесь поможет только тряпка, – высказался Хемериус. Он перепрыгнул со стола на сундук в углу и склонил голову набок. – Такое впечатление, что я пропустил целую кучу всего! Наверху, кстати, тоже царит волнение. Повсюду важные персоны в чёрных костюмах, а Марли, старый болван, выглядит так, как будто ему заехали в табло. И, Гвендолин, все наскакивают на твоего симпатичного юношу – очевидно, он перевернул все их планы с ног на голову. Кроме того, он довёл буквально каждого из них до белого каления, потому что он постоянно идиотски улыбается…
И хотя у меня не было абсолютно никаких причин для этого, я вдруг начала делать то же самое – идиотски улыбаться…
Мама посмотрела на меня поверх пудреницы.
– Ты меня прощаешь? – тихо спросила она.
– Ах, мама! – Я так крепко обняла её, что у неё из рук всё посыпалось. – Я ведь так тебя люблю!
– О Боже! – застонал Хемериус. – Опять всё сначала! А ведь тут уже достаточно сыро!
– Так я представляю себе рай, – сказала Лесли и повернулась вокруг своей оси, чтобы впитать атмосферу костюмного фонда. Её взгляд скользнул по полкам с туфлями и сапогами всех эпох, затем по шляпам, оттуда – по бесконечным стойкам с платьями и, наконец, вернулся к мадам Россини, которая открыла перед нами двери в этот рай. – А вы – наш возлюбленный Господь!
– Какая ты миленькая! – Мадам Россини, сияя, улыбнулась ей, а из её «миленькая» вышло «милэнкайа».
– Да, я тоже так считаю, – сказал Рафаэль. Гидеон кинул на него юмористический взгляд. Я не знаю, как ему после всех сегодняшних треволнений удалось вырвать у Фалька дозволение (возможно, дядя Гидеона был скорее овечкой в волчьей шкуре, чем наоборот?), но мы – включая Лесли и Рафаэля – действительно получили официальное разрешение нарядиться к вечеринке Синтии в костюмном фонде Стражей под наблюдением мадам Россини. Ранним вечером мы встретились у входа, и Лесли так разволновалась по поводу предстоящего визита в штаб-квартиру, что она не могла стоять на месте. Хотя она не увидела никаких помещений, которые я ей описывала, а к костюмному фонду её провели по обыкновенному коридору, она была в полном восторге.
– Ты чувствуешь? – шепнула она мне. – Запах загадок и тайн. О Боже, как я это люблю!
В костюмном фонде она была почти на грани гипервентиляции. При других обстоятельствах я бы себя чувствовала точно так же. До сих пор я считала мастерскую мадам Россини Эдемским садом, но фонд превосходил её в несколько раз.
Но что касается платьев, то я, во-первых, за это время немного к ним привыкла, а во-вторых, мои голова и сердце были заняты несколько иными вещами.
– Разумеется, не я скроила все эти костюмы, это коллекция Стражей, которая начала создаваться две сотни лет назад и всё это время постоянно пополнялась. – Мадам Россини сняла с вешалки слегка пожелтевшее платье, и мы с Лесли восхищённо вздохнули. – Многие из исторических оригиналов изумительно выглядят, но их больше нельзя использовать для современных перемещений во времени. – Она осторожно повесила платье обратно. – И костюмы, пошитые для предыдущих поколений, уже не соответствуют требуемым стандартам.
– То есть все эти прекрасные платья медленно ветшают на своих вешалках? – Лесли сочувственно погладила кружевной наряд.
Мадам Россини пожала круглыми плечами.
– Это ценные образцы, даже для меня. Но ты права, жаль, что их так редко используют. Тем прекраснее, что вы сегодня здесь. На этом балу вы будете самыми красивыми, mes petites!
– Это не бал, мадам Россини, а всего лишь довольно скучная вечеринка, – сказала Лесли.
– Вечеринка скучна настолько, насколько скучны её гости, – энергично возразила мадам Россини.
– Вот именно, это и мой девиз, – заявил Рафаэль, искоса посмотрев на Лесли. – Как насчёт того, чтобы мы нарядились как Робин Гуд и леди Мэриен? Они уж точно зелёные. – Он нацепил на голову маленькую дамскую шляпку с колышущимся пером. – Тогда все тут же увидят, что мы пришли вместе.