– Вам уже пора начинать торопиться. Спасибо.
– За что спасибо? – удивилась Эва.
Та задумчиво нахмурила лоб.
– Сложно объяснить. Потому что объяснять, в сущности, нечего. Просто я рада, что встретила вас. Это роскошный подарок – сам факт вашего существования. А за подарки надо благодарить.
– Ясно, – кивнула Эва.
Хотя какое там «ясно». Но в тот момент ей казалось, что и поведение, и слова женщины с радужными волосами это – ну, просто нормально. Так всегда и должно быть между людьми.
Уже поднявшись, она наконец поняла, что ее так привлекло в незнакомке. Не удержалась, сказала:
– Слушайте, в вас же совсем нет смерти. Вы, похоже, просто не можете умереть.
Та невозмутимо кивнула:
– Сейчас это так. Но когда-то прежде было иначе. И потом, наверное, тоже станет иначе. Это такая игра, в которой каждый день начинается новый раунд. С нуля. Без учета прошлых побед.
– Ясно, – снова кивнула Эва, потому что ей и правда было все ясно, никаких дополнительных объяснений не требовалось. Ни почему каждый день новый раунд, ни что это вообще за игра.
13. Зеленая волна
Состав и пропорции:
водка – 30 мл;
джин – 30 мл;
ликер «Triple Sec» – 15 мл;
дынный ликер «Мидори» – 30 мл;
лед.
Все ингредиенты смешать в шейкере со льдом и процедить в «олд фэшн» бокал. Подавать без промедления.
Тони
– Ест! – восхищенно говорит Тони. – Клубничное – ест!
– Это уже не «ест». Это называется «жрет», – смеется Стефан, глядя, как уплетает мороженое маленький полупрозрачный шестикрылый, будем считать, дракончик. Хотя у настоящих драконов появились бы возражения, возможно несовместимые с житейским благополучием собеседника, назови Стефан так своего найденыша в их присутствии. Но по удачному стечению обстоятельств, настоящих драконов сейчас поблизости нет.
– Лопает! – веселится Тони. – Ну хоть что-то из нашей еды ему подошло. Ты его здесь оставишь? Или к себе заберешь?
– Да упаси боже. Понятия не имею, кто это такое, раньше ничего похожего не встречал. Но ясно, что оно совсем маленькое и ему срочно надо вернуться домой. Я бы сразу отнес, но оно принадлежит к тому типу существ из плотной, но крайне нестабильной материи, которые от голода исчезают. Помнишь, какое оно было прозрачное? А теперь, такой молодец, уплотняется на глазах!
Стефан осторожно проводит указательным пальцем по гладкой спинке шестикрылого существа, а оно недовольно мотает туманной пока башкой, совершенно как кот, к которому лезут с телячьими нежностями. Не видишь, я делом занят? Гладить будешь потом!
– А откуда ты знаешь, где его дом? – удивляется Тони. – Сам же говоришь, никогда такого не видел…
– Так я и не знаю, – пожимает плечами Стефан. – Но знать не обязательно, если умеешь искать.
Стефан подобрал эту… этого… скажем так, эту штуку на Замковом холме, прямо посреди стройки, из-за которой туда уже пару лет не ходит, чтобы временно утративший красоту холм лишний раз не смущать. Но штука подняла такой писк, что примерно у четверти жителей Старого города – тех, кто почувствительней к магнитным бурям и прочим условно погодным явлениям – начала болеть голова. А для Стефана этот писк звучал, как сирена тревоги, призывающая спасателей на пожар, так что он примчался как миленький и чуть не поседел по дороге, прикидывая, что за адская тварь верещит на холме. Но оказалась никакая не адская. Просто, как все младенцы, умеет очень громко орать.
В общем, нашел на холме непонятно что, зато явно очень голодное. Сразу понял, что кормить его обычной едой или любыми другими предметами бесполезно – не усвоит нашу материю такой организм. Тонина забегаловка в подобных ситуациях, конечно, спасение. Материя, из которой состоит наваждение класса эль-восемнадцать, подходит всем, кто туда войдет.
Сперва дракончик, зверек, ребенок, короче, неизвестная шестикрылая штучка наотрез отказывалась от всего, что они ей совали, действуя методом перебора – вдруг что-нибудь да сожрет? Стефан уже начал прикидывать, не напоить ли найденыша своей кровью – это крайняя мера, довольно рискованная, никогда не знаешь, во что превратится попробовавшее твою кровь неизвестное существо, но лучше уж превратиться, чем копыта откинуть от голода, – думал он. К счастью, в морозилке у Тони нашлось завалявшееся еще с лета мороженое, и оно спасло положение. Смотреть приятно, как уплетает. За обе щеки!
– Ладно, – говорит Тони, – ты его тогда дальше сам корми. Я перед твоим приходом котлет на вечер собирался нажарить. Что-то их в последнее время страстно все полюбили, просят снова и снова. Даже чаще, чем пироги.
– Котлеты? – заинтересованно переспрашивает Стефан. – Значит, придется еще у тебя посидеть.
– Хочешь котлет? – оживляется Тони.
– Да что ж я, не живой человек? – смеется Стефан. И с неожиданной в его исполнении деликатностью спрашивает: – Это же не беда, если ребенок все твои запасы мороженого сожрет?
– Это не беда, это радость. Столько места в морозилке освободится! Но все не сожрет, к сожалению. Он же от ванильного с шоколадным нос воротил, – отвечает Тони, налегая на ручку огромной механической мясорубки.
В некоторых принципиальных вопросах Тони не просто упертый консерватор, а почти луддит. В частности, он считает, что перемалывать мясо надо своими руками, а не при помощи электричества. Физическое усилие повара – приправа, которую обязательно следует добавлять в фарш.
Полчаса спустя шестикрылое существо, теперь уже не туманное, а тугое, плотное и блестящее, словно бы выкованное из серебра, налопавшись до отвала, засыпает мордой в салат, ну то есть многоглазой курносой мордашкой в блюдце с остатками растаявшего мороженого. А Тони переворачивает на сковороде первую партию котлет, благоухающих так, что даже Стефан, который знает об устройстве наваждений куда больше, чем можно рассказать на хоть каком-нибудь из человеческих языков, удивляется, почему окрестные жители не покидают сейчас свои дома и не бредут в сомнамбулическом трансе в сторону улицы Тилто, где сегодня затаилось кафе, чтобы взять его штурмом, разграбить и немедленно слопать награбленное, вопреки полной несовместимости здешней материи с так называемым «реальным миром». Да вообще всему вопреки.
Но на запах никто не приходит, даже во сне никто пока кафе не увидел. В зале пусто. Это Тони, что ли, решил сегодня не открываться? – думает Стефан. – А котлеты тогда зачем?
– Значит так, – деловито говорит Тони, протягивая Стефану тарелку с первой котлетой, еще слегка недожаренной, но когда человек на тебя так смотрит, невозможно заставлять его ждать. – В духовке два противня котлет, им еще минут двадцать надо, за это время остальные пожарю на сковороде. И свалю.
– Мммммм? – откликается Стефан. Из вежливости, в основном. Вот прямо сейчас важно только, что ему самому котлет явно хватит, благо конкуренты не налетели. Какая разница, что будет потом.
– Я это не к тому, что предлагаю тебе остаться на хозяйстве, – продолжает Тони, подкладывая на его тарелку еще две котлеты, эти прожарились в самый раз. – Ты человек занятой, это я понимаю. Ну, не беда. Эна скоро придет, наверное. Или не Эна. Кто-нибудь точно придет.
– Поставить меня за стойку это было бы… эээ… смело, – мычит сквозь котлету Стефан. – Даже жаль, что мне эту малявку надо срочно домой отвести, а то я бы тут у тебя нахозяйничал. Дверь на засов, а сам в погреб. Устроил бы твоим запасам переучет! Злые люди на меня наговаривают, будто я пью, все что горит. Врут, негодяи. Принижают мои достоинства. Что не горит, я тоже с превеликим удовольствием пью.
Тони улыбается – Стефан есть Стефан. Послушать, что он о себе говорит, хуже нет беспредельщика. А оставь его на хозяйстве хоть на пару часов, вернешься, небось, в обновленное помещение, сверкающее пугающей чистотой, где запасов не убавилось, а прибавилось. Вчетверо, например. И эти запасы маршируют по залу строем и с песнями. И вежливо спрашивают застывших по стойке «смирно» клиентов, кому чего по команде шефа налить.
– Будь добр, – говорит Стефан, отправляя в рот остатки котлеты, – когда так громко обо мне думаешь, думай, пожалуйста, что-нибудь более лестное. Например, что я пьяница и анархист.
Тони смущенно фыркает: «Ладно, попробую». Вот вечно так получается! Привык слишком громко думать, чтобы развлекать двойника. Стефан, конечно, чуткий, такой что захочет услышит, но дело не только в нем. Тонины мысли даже в детстве постоянно угадывали – бабка, отец, двоюродная сестренка и некоторые друзья. А ведь знать не знал ни о каком двойнике в ту пору. Даже не фантазировал и не мечтал. Тони Куртейн говорит, что они во сне иногда встречались, все двойники обязательно в детстве снятся друг другу, но если и так, эти сны он еще до пробуждения забывал.
– А как тебе рядом с Эной? Нормально себя чувствуешь, когда она здесь? – спрашивает Стефан.
Тони пожимает плечами.
– Даже не знаю, что тебе на это сказать. Для начала, что такое «нормально»? Совершенно не представляю, что это слово означает в твоих устах.
– Ай ладно, не придирайся, – смеется Стефан. – «Нормально» это просто то, к чему лично ты привык.
– А, ну значит нормально. Счастье – это же нормальное состояние для наваждений класса… вечно я в цифрах путаюсь… короче, такого класса, который здесь?
– Да, – серьезно кивает Стефан. – Свойства материи наваждения класса эль-восемнадцать способствуют возникновению постоянного ровного ощущения счастья. Оно здесь практически неизбежно, хотя, конечно, может ненадолго уступать место другим состояниям, обычно по каким-то внешним причинам, если что-то пошло не так. В так называемом реальном мире, как ты сам, по идее, помнишь, устроено наоборот: счастье приходит изредка, ненадолго, и обычно у него есть причины. Беспричинное счастье для человека – чудо, свидетельство взлета духа, невиданный шаг вперед. А в твоем кафе счастье – фон бытия, повседневная норма. В этом, как я понимаю, и заключается основной смысл.