– Да слышал, конечно. Всегда был уверен, что врут.
– Кто-то может и врет. А кто-то правду рассказывает. Если сильному, страстному человеку невтерпеж до дома добраться, Пустынные земли вполне могут ему помочь. Им не жалко, а интересно, примерно как мне. Все зависит от того, что в тебе победит – желание поскорее приехать или вера в полную неизменность кем-то однажды измеренного пространства. Я тебе сегодня уже столько раз повторил, что хаос пластичен, что сам мог бы сообразить.
– Понял, о чем ты. Но похоже, я тут пролетаю, – невесело усмехнулся Эдо. – У меня скептический ум. Знаю я эту заразу. Всю дорогу занудным голосом будет километры считать.
– Ну тогда будешь ехать сутки, кто ж тебе виноват, – пожал плечами Сайрус. – Тоже не катастрофа. Ты, главное, спать в машине не завались. И на заправке тоже лучше не надо. Ты жизнью, прямо скажем, не тяготишься, зачем тогда без нужды рисковать? Если мне удастся с тобой уехать – что, будем честны, невозможно, но почему бы не помечтать? – я за тобой присмотрю. И тогда у тебя будет только одна забота: всю дорогу курить для меня сигары; кстати, можешь уже начинать.
Эдо невольно улыбнулся, доставая сигару:
– Слушай, вот это точно не горе. Руль можно и одной рукой удержать.
– Тогда поехали, – скомандовал Сайрус. – Надоело стоять на месте. Остальное расскажу по дороге. Успею. Элливаль – город длинный, вытянулся вдоль моря. У нас с тобой, как минимум, полчаса.
Эдо кивнул, повернул ключ в замке зажигания. Собирался тронуться с места, но вместо этого обернулся к Сайрусу. Подумал: вот зря он не научил меня с мертвыми обниматься, пригодилось бы нам сейчас. Надо заранее попрощаться, потом не получится: я буду вести машину, смотреть на дорогу и слушать, пока Сайрус не исчезнет на полуслове. А я его даже толком не поблагодарил. Ну, то есть понятно, что чувак не за «спасибо» впахивал, ему просто было интересно со мной возиться. Но елки. Мне пока не то что сил и ума, а масштабов сознания не хватает в полной мере понять, что он сделал. Три жизни, как минимум, мне подарил – физическую, которую помог сохранить, прошлую, которую я теперь вспоминаю, и будущую, невозможную, совершенно не представляю, какую, но теперь уже точно всерьез в обоих мирах. Я сам вчера говорил, что справедливости не бывает, и был, наверное, прав, но даже в мире, где нет справедливости, существуют проценты с прибыли. И Сайрусу положен процент.
Действовал так, словно знал, что делает. Будто у него изначально был план. Но он не знал, конечно. И плана не было. Только благодарность и желание поделиться. И опыт: дыхание – клей. У Сайруса нет дыхания, – думал Эдо, – но у меня-то есть. Почему не попробовать? Хорошая штука – эксперимент.
Медленно вдохнул – не воздух, а самого Сайруса, пустоту, отсутствие линий мира, как, оказавшись в густом тумане, вдыхал бы туман. И выдохнул тоже туман, вперемешку с частицами своего золотисто-зеленого света, которые к туману приклеились, он их цепкость сейчас всем своим существом ощущал. Сделал несколько медленных вдохов и выдохов, наконец почувствовал, что задыхается, словно все это время вообще не дышал. В глазах потемнело, сердце неистово колотилось, кровь пульсировала в ушах, словно только что пробежал километр, ну или сколько там неподготовленному человеку надо до полуобморока. Даже не из пижонства, а просто чтобы как-то отвлечься от муторного состояния, он взялся за руль и аккуратно поехал по узкой дорожке от дома к шоссе. А Сайрус отобрал у него сигару и деловито, как ни в чем не бывало, заговорил:
– Правила техники безопасности вполне обычные, как для всех междугородних водителей: останавливаться только на заправках, на каждой остановке обязательно что-нибудь съесть, даже если не хочется, и ни в коем случае не спать. Ехать надо достаточно быстро, чтобы не давать себе отвлекаться. Музыку слушать не вздумай, от музыки ты слишком легко впадаешь в транс. Что просто отлично для дела, но не прямо сейчас. Лучше с людьми разговаривай. Марина дала тебе телефон, вот и звони всем знакомым. Хвастайся напропалую; я имею в виду, рассказывай, как у тебя все отлично, только уж постарайся, чтобы они поверили, лишние опоры точно не повредят. Так, что еще? Да, окна держи закрытыми; знаю, что водители это правило нарушают без всяких последствий, но ты – не они. По сторонам старайся не особо смотреть. Понимаю, что интересно, но будет еще много поездок, успеешь налюбоваться, твое от тебя не уйдет. О том, что машина сломается, лучше не думай. Она в идеальном состоянии, но своими мрачными мыслями ты, конечно, что угодно можешь сломать. Поэтому сразу, намеренно исключи такую возможность. Как только почувствуешь беспокойство, говори вслух, не стесняйся: «Машина, ты у меня исправная, лучшая в мире, так Сайрус сказал». Будешь смеяться, но этот простой прием отлично работает. Не только на трассе, вообще всегда… А теперь притормози и припаркуйся на этой стоянке. И посмотри на меня.
Эдо сделал, как велено: сперва остановил машину, потом посмотрел. Сайрус курил свою сигару с видом великого полководца, который буквально только что разгромил пару вражеских армий и начал входить во вкус.
– Не представляю, как ты это сделал, – сказал Сайрус. – Готов спорить, ты сам тем более не представляешь. И чокнешься при первой же попытке хоть что-нибудь объяснить. Поэтому и не пытайся. Даже не начинай. Мне пока и без объяснений нормально. А потом сам придумаю что-нибудь.
Хотел огрызнуться: «Тебе может быть и нормально, а я как раз чокнусь, если не смогу объяснить», – но промолчал. Что толку с Сайрусом спорить. Лучше уж со своим дотошным умом.
– Это я с тобой наварил по-крупному, – заключил Сайрус. – Никогда не знаешь, где тебе повезет. Но ты тоже не внакладе остался. Оценишь еще. Самое смешное, что я только теперь понял, для чего когда-то основал культ Порога. И чему надо было учить жрецов, чтобы из него вышел толк. Нормально, когда не все на свете понимаешь мгновенно. Но четыре тысячи лет тормозить – это, конечно, рекорд. Ладно, будем считать, я вот настолько гений. Все равно лучше поздно, чем никогда.
Эдо так много хотел ему сказать и до такой степени не понимал, как это все сформулировать, что в итоге просто молча достал нормальные человеческие, не мертвецкие сигареты и закурил.
– А ведь сейчас я бы с тобой из города запросто выехал, – мечтательно протянул Сайрус. – Точно удрал бы из-под щита, а потом… слушай, даже не представляю. Никаких вменяемых версий. Не было до сих пор прецедентов. Огромный соблазн! Но остаться – тоже соблазн. Всегда мечтал побыть в Элливале наполовину, да хотя бы на сотую долю живым. Все удовольствия заново перепробовать. Одни сигары чего стоят, может, наконец накурюсь. И все эти новые ощущения. Я же сейчас почти по-настоящему, как при жизни бывало, рад. И… – как определить это странное чувство? – взволнован? Если мысли путаются не от недостатка воли, а скорей от ее избытка, это называется так?.. Слушай, а дома для Маркизов! Я же теперь еще кучу домов заколдую. Очень досадовал, что сил после смерти хватило всего на один. И придется учить жрецов вдыхать в нас подобие жизни, кроме меня точно некому; из тех, кого знаю лично, четверо точно справятся, а остальные… ну, поглядим. Когда-то я считался хорошим учителем, у меня за все годы преподавания не помер и даже толком не спятил никто. Ладно, все со мной ясно, я остаюсь. Несколько ближайших лет точно будет веселые, а дальше посмотрим. Ну ты, конечно, мешок с сюрпризами! Красиво мне заплатил.
С этими словами Сайрус вышел из машины и пошел прочь, размахивая сигарой, словно дирижировал невидимым оркестром. Эдо, еще толком не осознавший, что происходит, озадаченно смотрел ему вслед. То ли Сайрус почувствовал его взгляд, то ли сам спохватился, что на радостях о важном забыл, но вернулся и сказал, заглянув в окно:
– Машину сразу верни, как доедешь. Заплати перегонщику или кого-то из друзей попроси прокатиться до Элливаля. Мне для тебя ничего не жалко, но Марина ее очень любит. А сам приезжать не спеши, дай мне сперва соскучиться… ладно, ладно, шучу. Я уже прямо сейчас не в восторге от нелепой идеи отправить тебя домой. Поезжай, а то, чего доброго, действительно передумаю. Я человек ненадежный, вечно в последний момент меняю свои решения… эй, ты правда поверил? Что я тебя на цепь посажу в темнице? Но зачем? Чтобы – что? Я просто смеюсь, любовь моей жизни. Обожаю дразниться. Говорил же тебе, никогда не верь мертвецам.
Сидел в машине, курил, смотрел, как Сайрус идет по улице, пока тот не скрылся за ближайшим углом. И после этого еще просидел минут десять – вдруг снова вернется? Ну, может, не все, что собирался, сказал? Хотя сам понимал, что Сайрус о нем теперь еще долго не вспомнит. Сайрус взволнован, у него есть сигара и куча каких-то непостижимых удивительных дел.
Наконец тронулся с места, пытаясь сообразить, как выезжать из города, но помнил только, как отсюда добраться до центра. Хоть у прохожих дорогу спрашивай. А ведь придется, указатели здесь не висят.
Думал: Сайрус, конечно, красавец. Мог бы проводить до окраины или хотя бы подсказать направление, чтобы мне по всему Элливалю до вечера не петлять. Дела у него, понимаете. У чувака, на минуточку, вечность в распоряжении, а тут какие-то сраные полчаса.
Так себя накрутил, что почти всерьез рассердился – как бы из-за дороги, но это, конечно, был только повод, предлог. Сам понимал, что злится на Сайруса точно так же, как давным-давно – две? три? сотню жизней назад? – сердился на Тони Куртейна, когда тот согласился стать смотрителем Маяка. Виду не подавал, говорил: «Зашибись, какой ты крутой оказался», – но сам обиженно думал: а как же все наши планы? И путешествия? Все пойдет в задницу? У тебя теперь будет своя тайная, полная магии жизнь, отдельная от меня?
Я что, правда был вот настолько смешной придурок? И до сих пор им остался? – спрашивал он себя, заново, всем опытным, взрослым, видавшим виды собой ощущая нелепую детскую злость. Только сейчас она его окрыляла, пьянила, как игристые вина, смешила и придавала сил. Еще как остался! – весело думал Эдо. – Что со мной ни делай, как об стенку горохом. Я не повзрослел. Не перестал считать себя центром мира. Не научился брать себя в руки. Не поумнел. И правильно сделал. Я дурак, и мне нравится быть дураком.