Эдо кивнул, она рассмеялась, довольная:
– И не могла ошибиться! Поди земляка не узнай.
– Земляка?! Так ты сюда из Вильно приехала?
– Я-то в Кровавых горах родилась. Но люди, основавшие нашу традицию, пришли на Чёрный Север из Вильно. Они легко нашли общий язык с местными колдунами, поняли, что хотят примерно одного и того же, объединили усилия, и с тех пор мы – то, что мы есть.
– Ни фига себе! – присвистнул Эдо. – Я не знал.
– Естественно, ты не знал. А теперь знаешь. На то и жизнь, чтобы не сразу, а постепенно всё узнавать.
– В учебниках о таком точно не прочитаешь.
– В учебниках? Да ещё бы! После эпохи хаоса в учебниках могла остаться только полная ерунда.
Эдо сразу подумал о Тони Куртейне, до сих пор по уши влюблённом в историю древнего мира. И поклялся себе никогда, ни за что, даже напившись вусмерть и в очередной раз сдуру смертельно обидевшись, эту жестокую правду, подкреплённую авторитетом старой жрицы Чёрного Севера, ему не выдавать.
– Я знаю, кто умер на вашей Другой Стороне минувшей зимой, – сказала Кира. – Та, кого ты называешь Сабиной, Семнадцатый Нож Са Шахара, благословляющая. Её настоящее имя – подарок тебе. На память и на удачу. В благодарность за то, что ты оказался в нужное время в нужном месте и её проводил. Взгляд у тебя – то что надо. У нас такой взгляд называется «благословляющим», и его обладатели носят соответствующий титул – как, собственно, Са Шахара и остальные Ножи. Но мы так смотреть специально учимся, а ты, похоже, просто таким уродился. Смешные всё-таки сейчас времена! Родился не где-то, а в Вильно, с настолько явно выраженным высоким призванием, что считай, ходил с табличкой на шее, но некому оказалось его в тебе разглядеть. Ну всем вокруг небось и досталось! «Благословляющий взгляд» только звучит прельстиво, а на деле возвышающее благословение – то ещё испытание. Рядом с такими как ты легко умирать, возможно воскреснуть, но тяжело просто жить.
– Есть такое дело, – невольно улыбнулся Эдо. – Друзья у меня закалённые, в смысле, до сих пор, как видишь, меня не убили. И даже не сбежали от меня на другой край земли. А вот мама с сёстрами натурально выдохнули, когда я, закончив школу, поселился отдельно, хотя для подростка я был не особо противный, дома уж точно ничего ужасного не творил. Когда я сгинул на Другой Стороне, они, говорят, горевали, но теперь только рады, что у меня вечно нет времени даже раз в месяц кофе с ними попить. Я на них, если что, не в обиде, но спасибо за объяснение. А то я всегда удивлялся: все вокруг меня любят, а родные… ну, тоже наверное любят, но только когда меня рядом нет.
– Это обычное дело, – кивнула Кира. – Люди с высоким призванием – родня всему миру, но часто чужие в своей семье. Особенно, когда семья простая, не жреческая, и родственники сами не понимают, что им не так. Чувствуют себя, как козы, сдуру выкормившие волчонка, хотя никто не пытается на них нападать.
– Да, не позавидуешь, – согласился Эдо. – Сидит под боком такое ходячее благословение, зыркает исподлобья, хочет странного, требует невозможного. Им пришлось нелегко. Но справедливости ради, больше всех от меня всё равно доставалось мне самому.
– Это тебе от собственного призвания доставалось. Большую Судьбу не волнует, что мы там о себе понимаем, чего хотим и к чему стремимся. «Призвание», собственно, означает, что ты, с её точки зрения, есть. А всех, кто для неё существует, Большая Судьба бесцеремонно использует по назначению – как игрушку, оружие, инструмент. Это трудная жизнь, мало кому по плечу. Но со временем, если выживешь, вполне можно войти во вкус.
– Я, похоже, уже вошёл. Очень часто в последнее время думаю, что не променял бы свою жизнь ни на какую другую. Даже если бы предложили забрать только боль и ужас, а радость, знания и умения оставить, как есть. Ну уж нет, мне всё надо! Отличные у меня оказались и ужас, и боль.
– Да, – откликнулась Кира. – Так оно и бывает. До сих пор помню день, когда впервые примерно то же самое про себя поняла.
– А что с Сабиной… с Семнадцатым Ножом Са Шахарой после смерти случилось? – спросил Эдо. – Как сейчас у неё дела?
– Смешной вопрос. Но я рада, что ты спросил. Всерьёз поинтересоваться, как дела у покойницы – небольшая, а всё же победа над концепцией смерти как конца бытия, которую ты усвоил, когда стал человеком Другой Стороны. А у той, кто прежде была Са Шахарой, благословляющей, всё отлично. Как же ещё.
– А она уже родилась заново? Или что с такими, как она происходит? Может… ну, например, стала каким-нибудь загадочным божеством?
– Пока ни то, ни другое, – рассмеялась Кира. – Считай, отпуск взяла. Есть потаённое место, безмятежная тень, отброшенная вечным миром ликующих духов в один из его наилучших дней. Своего рода курорт, где отдыхают в промежутках между трудными и прекрасными жизнями великие колдуны и жрецы. Вот и она сейчас там. Все наши мечтают, чтобы Са Шахара, благословляющая, отдохнув, снова среди нас родилась. Но это всё-таки вряд ли. Ножи очень редко соглашаются снова рождаться людьми. И не потому, что жизнь не понравилась, просто повторяться не любят. Разнообразие им подавай!
Эдо невольно улыбнулся, потому что при всей бесконечной любви к своей нынешней жизни, эту безответственную позицию заранее разделял.
– Так вот, – сказал он. – Ты спросила, как я себе объяснял, почему надо ехать на Чёрный Север. А мне ничего объяснять не пришлось. Когда я подскочил среди ночи от ощущения, что если немедленно, прямо сейчас не встану и не поеду, то к чёрту взорвусь, был уверен, это вы так меня зовёте. Ещё и рассерчали, что сам до сих пор не пришёл. Мне же Сабина перед уходом сказала, что я обязательно должен съездить на Чёрный Север. Не по какому-то делу, а просто потому, что жрецам Чёрного Севера будет интересно на меня посмотреть.
– Не то слово, – подтвердила Кира. – «Интересно» ещё слабо сказано. Сколько живу, до сих пор такого не видела. Как ты здешний небесный свет к нездешнему примотал! Очень красиво и при этом, не обижайся, ужасно нелепо. И от вопиющей нелепости ещё красивей. Словно ребёнок вырезал из бумаги, красил и клеил ворона, а тот вдруг каркнул и полетел. Причём ты, похоже, вообще всё так делаешь. И сюда вот так же красиво и нелепо пришёл. На ночь глядя, пешком, с пустой канистрой и одеялом, с песнями-плясками и невидимой свитой мёртвых элливальских жрецов.
– Да почему же «со свитой»? – растерялся Эдо. – Мёртвый жрец при мне, слава богу, всего один, да и то только время от времени… – И тут же, перебив сам себя, восторженно заорал голосом Сайруса: – Ага, разглядела-таки меня! А я, между прочим, старательно прятался, чтобы вам не мешать.
– Чтобы тайком подслушивать и подсматривать, – ухмыльнулась Кира. – Кого ты хотел провести?
– Да конечно тебя, любовь моей жизни! – честно ответил Сайрус. И крепко её обнял.
Ну, то есть, ясно, что по факту обнял Киру Эдо, который сам ни за что не решился бы фамильярно виснуть на шее старой жрицы Чёрного Севера, но никак не мог повлиять на процесс. Только сказал сердито, причём больше для Киры, чтобы не выглядеть совсем уж безбашенным идиотом:
– Слушай, давай воскресай уже окончательно и сам обнимайся с кем пожелаешь. Собой, а не мной!
– Так ты помогай ему! – воскликнула Кира. – Раз взялся, так делай нормально. Такие дела не бросают на полпути.
– Как помогать? – опешил Эдо.
– Ты меня спрашиваешь? Это же не я, а ты вдохнул в него жизнь. Вот и продолжай в том же духе.
– Я бы продолжил, да он далеко, – вяло возразил Эдо, про себя однако уже прикидывая, что ехать отсюда придётся не домой, а в Элливаль. Потому что Кира права, такие дела на полпути не бросают. Я, болван, не подумал, а Сайрус… он, получается, что ли, тоже болван?
– Так далеко, что ты говоришь его голосом, – подхватила Кира. – И к девчонкам по его прихоти пристаёшь. И после этого продолжаешь считать, будто расстояние имеет значение?
– Иногда ещё как имеет, – упрямо ответил Эдо.
– Вот именно, иногда. Когда у тебя достаточно силы, внимания и воображения, расстояния – просто условность. А когда силы, внимания и воображения недостаточно, говорить вообще не о чем. Да и не с кем, потому что тебя самого тоже, считай, толком нет. Но ты-то ещё как есть! На этот счёт можешь быть совершенно спокоен. Иначе ты бы тут не сидел.
– Он уже дал мне больше, чем в принципе может дать человек. Свинством было бы требовать добавки. Ему самому нужна вся его жизнь, – сказал Эдо голосом Сайруса, одновременно слушая как бы со стороны и натурально цепенея от изумления. Чего-чего, а такой щепетильности он от Сайруса совершенно не ожидал.
– От него не убудет, – отмахнулась Кира. – И ты это знаешь. Просто хочешь справиться сам, потому что ты круче всех в мире, на обеих его сторонах. Ну, собственно, имеешь полное право. Хорошее дело гордыня. Где бы мы все были без неё.
– Это факт, – согласился Эдо, сам не зная, чьим голосом. Обоими сразу. Похоже, по вопросу гордыни у них с Сайрусом было полное единодушие.
– Ладно, – решила Кира, – сами как-нибудь разберётесь. В этом деле советчица из меня ещё та. Отродясь такими глупостями не занималась. Правда, теперь посмотрела на вас и думаю, может быть, зря? – Она махнула рукой и, смеясь, призналась: – Всё равно не получится. Мы, северяне, так редко делаем глупости, что можно сказать, никогда.
– Это вы плохо придумали. Кучу удовольствия упускаете, – сказал Эдо голосом Сайруса. А своим добавил: – Значит не получится из меня настоящий северный жрец.
– Естественно, не получится, – подтвердила Кира. – Ну так тебе и не надо. Ты – не наш. Ты – тот, кто ты есть.
В темноте за деревьями вспыхнули фары автомобиля, сразу погасли, и раздался голос бородатого:
– Эй, я привёз глинтвейн!
– Машко, ты золото! – крикнула Кира.
Бородатый Машко поставил на землю выполняющий роль подноса фанерный ящик с тремя огромными кружками, каждая чуть не на литр. Отдал Эдо ключ, сказал:
– Нормально всё с твоей машиной