А ментальный контакт, вероятно, был уже по-настоящему силен. Дэраш нагнулся, осторожно тронул губами ее висок:
– Пойдем. А то они нас найдут.
Лилия закинула руку на плечо коню, и он не подумал возражать. Они вместе пошли к выходу из парка – и гуляющая публика, вероятно, думала, что тощая инквизиторша отхватила себе шикарного ухажера.
Дэраш начал нервничать на выходе из парка – вокруг было слишком много людей, и многие смотрели в его сторону. Лилия, не долго думая, купила у пожилой уличной торговки пакет яблок и протянула одно Дэрашу:
– Не обращай внимания, лучше поешь. Ты говорил, что любишь яблоки?
Удерживать яблоко в руках коню показалось еще неудобнее, чем сухари. Он ухитрился откусить кусок из рук у Лилии и потянулся откусить еще. Лилия покачала головой:
– Нет уж, милый. Держи сам. На нас и так уже все пялятся.
Пока ждали трамвая, Дэраш освоил сложную науку – держать яблоко пальцами и поворачивать, чтобы удобнее было откусывать. Успел съесть два яблока целиком и еще одно основательно надкусить – и пришел нужный трамвай, а Лилия пожалела, что не обговорила с конем, как люди входят в вагон.
Дэраш, косясь и фыркая, остановился в двух шагах от вагонной ступеньки.
– Ну, золотой, драгоценный, поднимайся, – позвала Лилия, поднявшись на ступеньку первой. Тянуть коня за руку она не решилась – он только-только начал раскрываться, легко мог испугаться и перестать верить. – Дэраш, давай, надо учиться. Ты же такой храбрый, неужели боишься трамвая?
Пса можно взять «на слабо» совершенно элементарно. Конь не бросился, очертя голову, а раздумывал почти полминуты. К счастью, задняя площадка оказалась почти свободной, и Дэраш встал у окна, прижавшись к поручню спиной. Две усевшиеся напротив пожилые дамы пожирали его глазами и обсуждали вполголоса: «Такой красивый мальчик – и слабоумный?» Лилия повернулась к ним спиной, стараясь не обращать внимания.
Трамвай тронулся с места, Дэраш тяжело вздохнул и уставился в окно, забыв про яблоко в руке. По его лицу, снова отрешенно-равнодушному, Лилия догадалась, что конь скрывает неуверенность и страх, но ей самой стало гораздо спокойнее – парк и владелец коня остались позади. Заплатила за билеты, выдержав насмешливый взгляд кондуктора: «Шикарного альфонса подцепила, бедняжка?» – встала в проходе, загородив, насколько возможно, Дэраша собой, и позвонила капитану Тео. Очень хотелось услышать голос человека, знающего, что делать в сложной ситуации.
Но Тео сообщил, что арестован за убийство. И шокированная Лилия не сразу собралась с мыслями настолько, чтобы сразу позвонить Бруно…
Жасмин
Тео вышел из жандармского управления, когда уже совсем стемнело.
Для того, чтобы он вообще смог выйти оттуда, его друзья и коллеги весь день писали, звонили и доказывали; в прокуратуру приезжал полковник Огюстер, Хольвин позвонил, как только вернулся из леса, бригада ликвидаторов написала километр объяснительных… В конце концов эти усилия дали плоды, вовсе не сладкие, но все-таки более или менее съедобные: Тео был признан достаточно безопасным для общества, чтобы в прокуратуре решились освободить его на поруки до суда. Не тюрьма, всего-навсего отстранен от дел.
Всего-навсего…
Рамон весело выскочил за дверь, вилял хвостом, путался под ногами – радовался, что можно, наконец, уйти из кабинета, пропитанного запахами страха, злобы и начинающегося распада души. Радовался, покидая управление, где его привечали, как могли. Жандармы с псом кокетничали, предлагали ему колбасу и печенье, звали погулять, пока Тео пишет – но Рамон даже Ипостась не менял, сидел у ноги своего проводника сурово и хмуро, отказывался от угощения и прогулок. Когда отчаянно понадобилось выйти во двор, пес сходил в человеческий туалет, чего двоесущные терпеть не могут, это им и физически, и морально неудобно. Несмотря на все здешнее дружелюбие, Рамон не доверял жандармам, которые имели власть запереть его друга в отвратительном месте, как в клетке. Каждую минуту Тео чувствовал его отчаянное желание защитить и помочь, и сам впадал в отчаяние, понимая, что ни преданность пса, ни любовь товарищей в этой ситуации его не защитят… Напряжение не спало и за дверьми управления.
Вечер теплого дня оказался неожиданно ветреным и холодным. Тео начало слегка знобить; он застегнул ворот форменной куртки до самого горла. Рамон вдруг гавкнул высоким, щенячьим каким-то голосом, как обычно лаял при виде очень славных и хорошо знакомых людей. Тео оглянулся и увидел девушку-кинолога, ту самую, которая сообщила об отвратительной выставке и собачьих муках.
Жасмин.
Она стояла под фонарем, ссутулившись и спрятав руки в карманы, ее волосы трепал ветер. Рамон подбежал и перекинулся, чтобы понюхать ее лицо и виски. Жасмин улыбнулась, щелкнула его по носу – пес нимало не обиделся, уставно отстранился, оглянулся на Тео, ухмыляясь во все клыки:
– Смотри, она здесь!
Тео подошел. Жасмин, осветившись лицом, протянула руку:
– Поздравляю, капитан. Счастлива, что у кого-то в нашей системе есть совесть, и что человека, исполнившего свой профессиональный долг, не швыряют в тюрьму.
Тео пожал холодные пальцы. Грустно улыбнулся в ответ.
– Тюрьма еще впереди, Жасмин, хотя вы ее и отодвинули. Мне сказали, что вы написали письмо в прокуратуру, как представитель Лиги – спасибо. И вы мерзнете тут из-за меня все это время? Я вам страшно благодарен, дружище…
Она смутилась, дернула плечами, принялась трепать Рамона за ухом.
– Ты играешь с палкой, отважный воин? Ну, принеси мне палку. Хочешь побегать?.. Тео… я просто навещала щенят у одной своей ученицы, мне позвонили, тут рядом… О, отличная палка. Ты хорошо ищешь? Ищи!
Зашвырнула палку далеко вперед, в кусты, с удовольствием пронаблюдала, как Рамон в Младшем Облике помчался ее разыскивать.
– Отличный пес. Повезло вам.
– Не знаю, что сегодня делал бы без него… Вы сейчас домой? Вас проводить?
– Я тут рядом… давайте погуляем с ним, а? Он весь день с вами без движения сидел? Милая самоотверженная зверюга… Молодец, дорогой. Отлично. Ищи еще!.. Знаете, капитан Тео… я надеюсь, тюрьмы не будет. Это было бы бесовски несправедливо. Я больше не была там сегодня… но я знаю… им ввели морфий… Тео, простите, знаете, как я вам признательна?! Десять жизней – и один тухлый мерзавец, такой же мертвяк, как все мертвяки, только опаснее, потому что имел видимость живого…
Рамон подал палку Жасмин в руку, и она присела погладить пса. Тео показалось, что ледяной тон в голосе девушки скрывает обычный для Хозяина в подобной ситуации горячий комок слез, но Жасмин обернулась, взглянула сухими глазами.
– Я иногда ненавижу людей, капитан Тео.
И Тео вспомнил: «Прости, но я этот твой город ненавижу».
– Вы знакомы с Хольвином? – спросил он. – С посредником северо-западной области?
– Как-то встречалась на семинаре. Знаю, что он тоже много работает с собаками. Ваш консультант? – тон Жасмин стал спокойнее, она отвлеклась.
– Мой, можно сказать, учитель. И Рамона он воспитывал. У него отличные ищейки, лучшие ищейки, бриллиантовые носы СБ, – улыбнулся Тео. – А вы наш кинолог?
Жасмин и Тео вышли на людную улицу. Рамон перекинулся и пошел рядом в человеческом виде, слушая разговор. Проклепанный ошейник, блестящий никелерованными ромбиками и Путеводной Звездой, в полной гармонии с черной глянцевой трансформированной шкурой и короткими блестящими волосами делал его похожим на технопанка. Тео хлопнул его по спине; Рамон ухмыльнулся, клыки только дополнили картину.
– Нет, я работаю в приюте Лиги, – сказала Жасмин. – И с беспризорными псами.
– Та еще работа.
– Работа как работа. Встречаются непростые характеры – из-за сложной судьбы, из-за жестокости наших милых сородичей, но такой мрази, как среди людей, в собачьей Стае не встретишь… Да вы же знаете.
– Бездомных часто убивают? – спросил Рамон. – Те, в галерее, тоже были бездомные, да?
Жасмин погладила его по щеке.
– Люди вас боятся. Боятся, боятся, даже домашних. Я подрабатываю консультантом, навидалась, как обычные, добрые, как говорится, люди берут в дом щенка, потому что маленький щенок им инстинктивно мил, а потом издеваются над псом, калечат его душу, в твердой уверенности, что иначе и быть не может. Крупный зверь у них инстинктивной приязни не вызывает, он уже не мил, а опасен… Твари. Человеческая история пришла к повороту – и люди уже не знают, куда бы деть избыток агрессии.
– Вы, посредники, судите крутовато, – сказал Тео не очень, впрочем, уверенно.
– И это вы говорите после того, что сегодня видели?
У Тео дернулась скула.
– Это, слава небесам, все-таки единичный случай.
– Это вам, капитан, слава небесам, везло до сих пор. Вы не соприкасаетесь с той мразью, которую мы, посредники, вынуждены постоянно наблюдать. Но вы же видали другую погань…
Подвернулся освещенный ларек с книгами и газетами.
– Притормозите, ребята, – сказал Тео чуть виновато. – Хочу присмотреть чтиво какое-нибудь… поглупее. Вместо выпивки. А то не нарушить бы устав сегодня…
Жасмин хихикнула.
– Я себе нервы стихами успокаиваю. Но это – дело вкуса.
Тео принялся рассматривать книжки в глянцевых пестрых обложках. Рамон с удовольствием обнюхивал свежие газеты, Жасмин тоже перебирала книги – и вынула одну, с нарисованной на обложке оскаленной пастью и буквами, стекающими кровавыми потеками. Книжка, сочинение некоего Арта, называлась «Вой в ночи».
– Я такое не читаю, – сказал Тео.
– Неплохая книжка, – возразила пожилая продавщица, укутанная в теплую шаль. – Во всяком случае, язык приличный. Красивая такая страшная сказка.
– Про волкодлаков? – спросила Жасмин брезгливо.
– А чем плохо? – продавщица примирительно улыбнулась. – Всем нравится.
– Трансформ человека невозможен, но сказки на эту тему обожают, – сказала Жасмин, открывая книжку наугад. – Кошмар ведь – человек становится зверем. Кошмар – это зверь, верно?