Но не тут-то было. Телефон гремел все настойчивее. Неизвестный упрямец, похоже, во что бы то ни стало решил добиться своего. Есть же такие люди на свете, которые, если уж решили дозвониться куда-то, то будут звонить до скончания века, даже если вокруг все будет рушиться и гореть синим пламенем.
Игорь Беляк глубоко вздохнул, отложил тряпку и поплелся к стойке, откуда доносилась ненавистная трель.
Виктор, по-прежнему прижимая плечом трубку, удобно сидел на полу, вытянув ноги и вперив туманный взгляд в сероватое небо, нависшее за окном. Он не знал, сколько точно прошло времени, но, судя по бутылке, опустевшей уже на две трети, он находился в этой позе уже довольно давно. Так давно, что поначалу даже не отреагировал, когда в трубке внезапно прекратились гудки, и мужской голос насторожено произнес:
— Алле, слушаю.
И через паузу опять:
— Алле? Кто это?
— О, это ты, Игорь? — оживился наконец Виктор.
— Ну я, — последовал флегматичный ответ. — Что из этого?
— Это я, Витя Левашов. Ветеринар. Узнал меня?
— А-а… — Бармен явно испытал некоторое облегчение. — Привет, Вить. Что случилось?
— Ты извини, старик, что я тебя беспокою с утра пораньше, — несколько смущенно забормотал Виктор. — Я был у тебя в баре в пятницу вечером, помнишь?
— Ну, был, — подтвердил Игорь. — Ты по пятницам только и бываешь.
— Ну да, так я в этот раз сидел с девушкой. Познакомился там у тебя. Такая красивая брюнетка с зелеными глазами. Помнишь ее?
— Еще бы не помнить, — усмехнулся бармен, — и пяти минут не прошло, как она вошла, а ты ее уже закадрил. Никто даже глазом не успел моргнуть. Пацаны были просто в восхищении. Генка-жокей сказал, что если бы ты не вылечил его собаку, он бы точно с тобой поговорил по-другому. Да и не только Генка. И Женька тоже. Уж больно хороша была телка…
Игорь, судя по всему, готов был распространяться на эту тему еще довольно долго, но Виктор не дал ему этого сделать.
— Ты ее знаешь? — прервал он его. — Откуда она? Ты ее раньше видел?
Игорь помолчал.
— Вон оно что-о, — наконец протянул он. — Жаль тебя огорчать, Витя, но я понятия не имею, кто она и откуда. И я, и ребята, все мы видели ее в первый раз в жизни. А что случилось-то?
— Ровным счетом ничего, — равнодушным тоном ответил Виктор. — Просто подумал, может, ты ее знаешь, вот и все. Извини, что побеспокоил. Красивая телка, ты прав, старик. Будь здоров.
И он повесил трубку.
Игорь Беляк на другом конце провода озадаченно смотрел на внезапно замолчавший телефон. В миллионный раз полюбовался золотым массивным перстнем на безымянном пальце левой руки, подышал на него, протер.
Перстень этот с драгоценным индийским камнем тигровый глаз был предметом его особой гордости. Игорь унаследовал его от отца, который умер в прошлом году. С отцом они вместе начинали этот бизнес, вместе сделали его успешным. Перстень стал символом их успеха, подтверждением, что неожиданно умерший от воспаления мозга отец не зря прожил свою нелегкую жизнь.
«Перекресток» был единственным заведением подобного рода на всю Зеленую зону. А по большому счету, смотри выше, в радиусе тридцати километров ничего подобного так и не возникло. Какие-то жалкие попытки кратковременных конкурентов не в счет, больше никто не выжил.
Звонок чем-то озаботил бармена. Он несколько раз приподнял брови, что означало у него высшую степень сосредоточенности и размышления, и в конечном счете вознамерился вернуться к прежним своим занятиям.
В этот момент где-то вдалеке раздался звук мотоцикла.
Игорь прислушался.
Звук все нарастал и наконец оборвался. Мотоцикл остановился прямо перед входной дверью.
Через мгновение раздался энергичный стук.
Игорь взглянул на часы, вздохнул и пошел открывать.
9. Протрезвление
Виктор сидел в прежней позиции, высасывая остатки из опустевшей бутылки. Все вокруг него пришло в движение, каруселью неслось по кругу, с каждой секундой ускоряло вращение.
Виктор с большим трудом встал, и пол тут же вздыбился, ушел у него из-под ног, так что он еле успел опереться о стенку, чтобы не упасть. Держась таким образом, он доковылял наконец до этажерки с граммофоном, крепко ухватился за нее, пытаясь сохранить равновесие.
Подлая этажерка рвалась из рук, но Виктор сжимал ее так крепко, что в конце концов она сдалась, и после нескольких неудачных попыток ему все же удалось опустить иголку на пластинку и нажать кнопку.
«Дорогая моя Арина, ты явилась ко мне словно чудо, — раздалось в комнате, — я тебя никогда не забуду, дорогая Арина. В эту темную ночь я был так одинок. Дул западный ветер, и шел мокрый снег. Но во мраке души ты зажгла огонек. Свет улыбки твоей не забыть мне вовек, дорогая Арина…»
Поначалу Виктор слушал довольно безучастно, но вдруг бешенство серым огнем вспыхнуло у него в глазах. Песня эта явно издевалась над ним. А предметы вокруг даже пустились в пляс от удовольствия.
Он схватил пластинку, отчего иголка с душераздирающим скрежетом проехалась по ней, и со всей силы швырнул ее о пол.
Насмерть перепуганный Лёха в ужасе высунулся из кухни. Пластинка разлетелась вдребезги.
Совершив это, Виктор несколько успокоился и гордо оглядел комнату. Предметы трусливо прекратили пляс и теперь, замерев, неслись вокруг него молчаливым хороводом.
Что-то новое привлекло его внимание.
На стене висело множество фотографий белоснежных яхт, и с каждой из них доносились до него крики чаек и рев океана.
Виктора качнуло так, будто он сам стоял на палубе одной из этих яхт, но он чудом удержался на ногах и, сжав зубы, пустился в путь к все отдалявшейся от него стене с твердым намерением уничтожить эти ненавистные фотографии одну за другой.
Дорого далась ему эта дорога, но все же, преодолев и убегавший из-под ног пол, и скособочившееся внезапно кресло, он дошел до конца и обнаружил, что все многочисленные фотографии со страхом соединились в одну, самую отвратительную. Радостно сорвал ее с покосившейся вдруг стены и поднял над головой, чтобы отправить вслед за пластинкой.
И надо же было случиться так, что именно в эту секунду откуда-то из небытия, из воздуха, из ревущего в его руках океана раздался знакомый, острой болью отозвавшийся в его сердце звонкий голос:
— Что здесь происходит?
Виктор с трудом повернул голову. Пытался установить, откуда доносится этот рвущий ему душу голос.
Какая-то странная, с расплывающимися очертаниями фигура стояла напротив него в проеме двери, и чем больше Виктор всматривался в нее, тем с большей отчетливостью и радостным ужасом понимал, что эти множащиеся, непрерывно меняющие форму очертания могут принадлежать только одному человеку во всем мире, той самой женщине, которую он так неожиданно обрел, так же внезапно потерял и так безнадежно пытался найти опять.
И голос, пронзивший его насквозь, был ее голосом, его Арины.
Арина поставила на пол два огромных, набитых всяческой снедью пластиковых пакета, выпрямилась и с подозрением уставилась на Виктора своими зелеными глазами.
— Эт-т-то т-т-ты? — произнес он, с огромным трудом разжимая непослушные губы. — Т-т-ты в-в-вернулась?
— Да ты пьян! — восхитилась она. — Ты же совершенно пьян!
Арина бросилась вперед, причем очень вовремя, потому что Виктора в этот момент как раз качнуло с такой силой, что, если бы не она, он определенно рухнул бы на пол.
— Ну-ка, пойдем со мной, миленький, — заговорила Арина ласковым голосом опытной медсестры.
Одновременно она увлекала Виктора по направлению к ванной.
— Сейчас мы тебя приведем в порядок, тебе будет гораздо легче, все будет хорошо.
Виктор внезапно почувствовал, что потерял всю свою волю и способность к сопротивлению. Мало того, он с такой покорной радостью отдался во власть этих ласковых, но настойчивых рук, что, казалось, наконец-то с ним произошло то, к чему он стремился всю свою долгую жизнь.
Арина тем временем, не переставая ни на секунду приговаривать какой-то вздор, решительно подвела, а точнее, подтащила его к унитазу, заставила опуститься на колени, деловито засунула два пальца ему в рот. С материнской нежностью наблюдала она, как Виктора выворачивало наизнанку, а затем все с той же деловитостью не без труда поставила его на ноги и прямо в одежде засунула под холодный душ.
Виктор стал потихоньку приходить в себя, хотя улыбающееся лицо Арины, которое он пытался разглядеть сквозь струящуюся воду, все еще немного расплывалось в колеблющемся воздухе.
— Ты знаешь, на кого ты похож? На мокрую мышь! — объявила она. — На самую настоящую жалкую мокрую мышь.
Виктор не нашел, что возразить на это. Он вообще мало что соображал сейчас. Он ощущал только какое-то тупое блаженство оттого, что все наконец кончилось, что она здесь, рядом, на расстоянии руки, и что струи бьющей по нему холодной воды с каждой секундой возвращают ему энергию и радость существования.
— Ты старый пьяница! — продолжала Арина. — И должен быть наказан. Я придумаю для тебя страшное наказание.
— Где ты была, черт тебя подери? — произнес наконец Виктор, высовывая голову из-под душа.
— Что ты имеешь в виду? — совершенно невинным тоном осведомилась Арина. — Загляни в холодильник, он почти пуст. А у нас же сегодня гость. Так что я поехала вниз, в магазин, и привезла еды. Я ведь проснулась рано, а ты спал, как ребенок. Мне стало тебя жалко, и я решила тебя не будить. И что в результате я получаю за все это? Прожженного забулдыгу-алкоголика, недовольные взгляды, обвиняющий тон. Нет, как хотите, а я по-другому представляла себе семейную жизнь…
На протяжении всего этого монолога Арина успела раздеть Виктора, выжать и развесить мокрую одежду, обернуть его синим махровым полотенцем и выключить душ.
— Почему ты положила свернутое одеяло под простыню? — удалось все-таки спросить Виктору, прежде чем другим, розовым, полотенцем она полностью замотала ему голову.