— Да. Ну, а затѣмъ, когда женщины, это самое, размножились на югѣ, а мужчины на сѣверѣ, обѣ эти группы начали передвигаться, стали искать новыхъ пастбищъ и столкнулись, наконецъ, въ центральной Европѣ. Въ Парижѣ, напримѣръ. Или въ Лондонѣ.
— Такъ. Я вижу, Николай Ивановичъ, что жара дѣйствуетъ на мужчинъ, и особенно на толстяковъ, очень неблаготворно.
— Погодите, господа… — проговорилъ Павелъ Андреевичъ, повернувшись въ сторону воротъ. — Кажется, они. Да. Идутъ. Хорошо, что не опоздали къ завтраку.
Молодые люди медленно направились къ тому мѣсту, гдѣ сидѣли старшіе. У обоихъ лица были мрачныя. Видъ какой-то растерянный.
— Что-нибудь случилось? — здороваясь съ сыномъ, удивленно спросилъ Вольскій.
— Да… Была исторія, — не глядя въ глаза отцу, угрюмо пробормоталъ Сергѣй. — Вотъ, пусть Викторъ разскажетъ.
— А что такое?
— Ахъ, Павелъ Андреевичъ, — вздохнувъ, заговорилъ Шоринъ. — Не даромъ я не довѣряю этой Савойѣ. Представьте: на горѣ ночью какіе-то мошенники напали на насъ и ограбили. Отобрали пальто, плэды. А у Сережи, кромѣ того, отняли мѣшокъ.
— Что вы говорите? Не можетъ быть!
— Къ сожалѣнію, фактъ.
— Удивительно… А всѣ утверждаютъ, что населеніе въ Савойѣ очень приличное. Николай Ивановичъ, вы слышали?
— Я пораженъ…
— Вообще, можетъ быть населеніе здѣсь и приличное, — съ печальной ироніей въ голосѣ продолжалъ Шоринъ, — но иногда, очевидно, встрѣчаются парни и не особенно любезные. Вотъ, у Сергѣя, между прочимъ, отобрали и кошелекъ. Сколько у тебя было въ кошелькѣ, Сережа? Двѣсти франковъ?
— Нѣтъ, меньше. Около ста приблизительно
Сѣвъ на свободный стулъ, Викторъ съ негодованіемъ началъ излагать подробности возмутительнаго нападенія. Какъ оказывается, къ сумеркамъ молодые люди взобрались на вершину горы и расположились тамъ на травѣ, возлѣ обрыва. Спокойно просидѣли они до восхода солнца, мирно бесѣдуя… И, вдругъ, изъ-за скалъ снизу показалось нѣсколько фигуръ. Можетъ быть, это были пастухи. Можетъ быть, просто бандиты. Молча, не угрожая оружіемъ, бандиты окружили обоихъ туристовъ, приказали отдать все, включая деньги… И такъ какъ ихъ было восемь человѣкъ, то волей-неволей пришлось повиноваться. Слава Богу еще, что не сняли костюмовъ. Иначе была бы картина при возвращеніи домой!
— Это просто невѣроятно, — со страхомъ сказала Ольга Петровна, выслушавъ повѣствованіе Шорина. — Въ такой культурной странѣ и такая гадость!
— Что-жъ, это не Англія, — добавилъ въ свою очередь Суриковъ. — Во Франціи до сихъ поръ не мало дикихъ угловъ.
— Въ такомъ случаѣ, дорогіе мои, — наставительно заговорилъ Павелъ Андреевичъ, обращаясь къ молодымъ людямъ, — я васъ очень прошу не ходить больше по ту сторону долины. Мы сюда пріѣхали вовсе не для того, чтобы развлекать мѣстныхъ хулигановъ.
— А я именно хочу еще разъ пойти, — не глядя ни на кого, твердо произнесъ Сергѣй. — Возьму револьверъ и отыщу негодяевъ.
— Что съ нимъ? — Горева съ изумленіемъ взглянула на Сергѣя. — Онъ одинъ будетъ ловить восьмерыхъ бандитовъ? И притомъ — послѣ плеврита?
— Нѣтъ, нѣтъ, Сережа, пожалуйста, не говори пустяковъ, — строго замѣтилъ Вольскій. — Викторъ, прошу васъ не подбивать моего сына на подобное сумасбродство.
— Я его не подбиваю, Павелъ Андреевичъ. Но что дѣлать, если онъ накалился. Вѣдь, ты накалился. Сережа, вѣрно?
— Разумѣется.
— Ну, вотъ. Вы бы сами посмотрѣли, Павелъ Андреевичъ, какъ онъ негодовалъ. Признаться по правдѣ, я даже не ожидалъ отъ него такой смѣлости. Отдавая кошелекъ, бранилъ ихъ, громилъ, и даже заявилъ, что на-дняхъ вернется назадъ съ оружіемъ и перестрѣляетъ всѣхъ, какъ бѣшеныхъ собакъ. Сережа, было это или не было?
— Конечно, было. Я бы, пожалуй, не такъ разсердился, если бы они взяли только плэдъ и деньги. А то къ нимъ попали и кое-какія мои дѣловыя письма, которыя находились въ пальто. А этого я не могу оставить такъ.
— А я тебя не пущу, — сурово возвысилъ голосъ Павелъ Андреевичъ. — Если хочешь, дадимъ знать полиціи, она отыщетъ письма и вернетъ. Викторъ! Я запрещаю вамъ и ему ходить на ту сторону. Слышите?
— Слышу.
— Вы понимаете, что я не шучу?
— Я вижу, что шутки тутъ неумѣстны, Павелъ Андреевичъ.
— То-то же. Помните это. А теперь идите переодѣваться. Пора завтракать.
Часамъ къ шести въ замокъ явился Лунинъ съ дочерью. Вольскій любезно принялъ гостей, распорядился подать на террасу чай и послѣ нѣкотораго обмѣна мнѣніями о погодѣ, о жарѣ, о дождяхъ разсказалъ въ присутствіи Сергѣя и Виктора о происшествіи съ молодыми людьми.
— Странно, очень странно, — выслушавъ Павла Андреевича, удивленно замѣтилъ профессоръ. — Конечно, и здѣсь бываютъ преступленія. Убійства изъ ревности, столкновенія на почвѣ семейныхъ раздоровъ. Но о такомъ ограбленіи, сказать правду, я въ первый разъ слышу.
— Папа, мы идемъ съ Наташей и съ Витей на прогулку, — смущенно сказалъ Сергѣй, которому тяжело было возвращаться къ обсужденію вымышленной исторіи о бандитахъ.
— Отлично. Не уходите только далеко. Скоро будемъ обѣдать.
— Симпатичный молодой человѣкъ вышелъ изъ вашего мальчика, — одобрительно сказалъ Лунинъ, оставшись на террасѣ вдвоемъ съ Вольскимъ. — Теперь рѣдко встрѣтишь такихъ почтительныхъ застѣнчивыхъ юношей.
— Да, слава Богу, я имъ доволенъ. Мальчикъ чистый, хорошій. Не напрасно послѣ смерти жены я слѣжу за каждымъ его шагомъ. Но вамъ, я думаю, тоже не приходится жаловаться на свою дочь. Настоящая красавица, а въ то же время держится скромно, естественно.
— Это правда, жаловаться нѣтъ основаній, — съ довольной улыбкой согласился профессоръ. — Хотя она любитъ туризмъ и своими экскурсіями заставляетъ меня иногда безпокоиться, однако, въ общемъ мало похожа на современныхъ дѣвицъ. Вы сами знаете, какая теперь молодежь.
— Охъ, лучше и не говорите. — Вольскій вздохнулъ. — Именно отъ подобной молодежи я все время и оберегаю сына. Недавно въ Лондонѣ пришлось мнѣ побывать на одномъ благотворительномъ вечерѣ… Что за танцы теперь! По-моему, честное слово, свѣтопреставленіе близко.
— Да…. — согласился профессоръ. — Міръ безусловно сходитъ съ ума. Между прочимъ, танцы танцами, а вотъ чего я еще не переношу, это — какъ молодежь теперь одѣвается. Въ прошломъ году жили мы съ Наташей въ Эвіанѣ въ большомъ отелѣ, и я имѣлъ счастье наблюдать нравы. Нынѣшнія молодыя женщины почему-то вообразили, будто штаны основная принадлежность дамскаго платья. Въ наше время всегда все было ясно уже издали: кто отецъ, кто мать, кто сынъ, кто дочь. А теперь? Всѣ одѣты одинаково, всѣ въ панталонахъ, стриженныя, плоскія, одинаково по-мужски курятъ, размахиваютъ руками. Попробуйте при такихъ обстоятельствахъ догадаться, особенно вечеромъ, въ полутьмѣ, кто къ кому вошелъ въ комнату. Мужъ къ мужу? Жена къ женѣ? Или чужой мужъ къ чужой женѣ? Или чужая супруга къ чужому мужу?
— Такъ, такъ. Потому-то и опасно теперь имѣть взрослыхъ дѣтей. Вотъ, если бы, напримѣръ, мой Сергѣй захотѣлъ жениться на вашей Наташѣ, а она согласилась бы выйти за него, я былъ бы въ восторгѣ. Покойная жена, между прочимъ, предсказывала, что это такъ и будетъ. Да и въ самомъ дѣлѣ: много ли теперь приличныхъ дѣвушекъ? Кого изъ нихъ можно рекомендовать въ жены?
Пока старики бесѣдовали, порицая современные нравы и вспоминая прошлое время, молодые люди вышли за ограду замка, поднялись на ближайшій холмъ и оттуда по тропинкѣ стали спускаться къ ущелью. Шоринъ, пришедшій въ великолѣпное расположеніе духа отъ присутствія Наташи, всю дорогу безъ умолка говорилъ о себѣ, вспоминая свои исключительныя удачи въ области бокса, футбола и тенниса. Сергѣй же, наоборотъ, почти всю дорогу молчалъ и старался идти сзади, чтобы не мѣшать своему другу плѣнить сердце прекрасной собесѣдницы.
— Хорошо… Но если вы такой боксеръ, то почему же вы не отразили нападенія бандитовъ боксомъ? — съ притворнымъ удивленіемъ глядя на Виктора, спросила Наташа.
— Ну, да! — возмущенно отвѣтилъ тотъ, пригладивъ волосы, отъ волненія разметавшіеся по всей головѣ. — Какъ-же мнѣ было драться съ ними, если они не знаютъ самыхъ элементарныхъ пріемовъ?
Подойдя къ обрыву, молодые люди сѣли на стволъ поваленнаго бурей дерева и нѣкоторое время молча любовались видомъ на мрачные извивы ущелья.
— Скажите, Сережа, — спросила, наконецъ, Наташа. — Вы когда-нибудь летали на аэропланѣ?
— Нѣтъ, никогда.
— А вы, Викторъ Степановичъ?
— Я? Конечно.
— Много разъ?
— Разъ десять… Двѣнадцать.
Сергѣй удивленно взглянулъ на пріятеля, но ничего не сказалъ.
— А вокругъ свѣта вы ни съ кѣмъ не летали?
— Не приходилось. Думаю, однако, что не полетѣлъ бы, даже если бы представилась возможность. Очень ужъ скучно. Наверху или тучи, или голубое небо и звѣзды. А внизу все время какіе-то географическіе контуры. Нѣтъ, гораздо лучше для путешествій автомобиль. Взялъ, напримѣръ, машину лучшей марки, сѣлъ за руль — и въ путь. Одно государство проѣхалъ, другое проѣхалъ, третье. Пустыни по дорогѣ, перевалы, степи…
— А я охотно полетѣла бы, напримѣръ, на полюсъ, — обращаясь къ Сергѣю, серьезно проговорила Наташа. — Теперь, когда путешественники могутъ сноситься съ оставшимися близкими по радіо, все это такъ интересно… Подумайте: люди отдѣлены океанами, льдами, а оставшіеся здѣсь слѣдятъ за ними, узнаютъ объ успѣхахъ, неудачахъ… Бакъ мы сейчасъ далеко ушли отъ положенія прежнихъ мореплавателей! Отплывали они, исчезали, и по нѣсколько мѣсяцевъ, даже по нѣсколько лѣтъ — никакихъ вѣстей. Гдѣ? Что съ ними?
Наташа, вдругъ, прервала рѣчь, покраснѣла. Ей показалось страннымъ: откуда такое краснорѣчіе? И почему такой поэтическій тонъ? Тряхнувъ головой и пренебрежительно разсмѣявшись, она взглянула на возвышавшуюся надъ обрывомъ скалу и весело спросила:
— А вы, господа, взбирались на этотъ пикъ?
— На этотъ? Нѣтъ, не взбирались, — отвѣтилъ Сергѣй.
— Какъ не взбирались? — Викторъ обидѣлся. — Я взбирался, конечно.
— Когда же? Не помню.