— Ясно, почему не помнишь. Я ладилъ туда одинъ, когда ты сидѣлъ дома и писалъ стихи.
— А я любила, вскарабкавшись на него, опускать ноги внизъ, въ пропасть, и сидѣть такъ. Сережа, хотите, полѣземъ?
— Нѣтъ. Я не спортсмэнъ.
— Да, знаю. Поэты любятъ только описывать все возвышенное, но не испытывать. А вы?
— Я? — Шоринъ мелькомъ взглянулъ на скалу, на которой никогда еще не бывалъ. — Съ удовольствіемъ… Къ сожалѣнію, только, для этого костюмъ нуженъ былъ бы другой… И палка. Но, во всякомъ случаѣ, пожалуйста.
Наташа легко, граціозно начала взбираться по уступамъ скалы. Не прошло и десяти минутъ, какъ она уже стояла наверху стройная, бѣлая, точно горная фея, и съ улыбкой смотрѣла, какъ медленно, неуклюже, хватаясь руками за уступы и вѣтви молодыхъ сосенъ, къ ней пробирался Викторъ.
Сергѣй присѣлъ у основанія скалы и съ притворнымъ равнодушіемъ сталъ ждать возвращенія спутниковъ. Конечно, онъ тоже могъ бы подняться, это не такъ трудно. Но отвѣсныхъ обрывовъ и пропастей онъ не любилъ. Кружилась голова, возникало отвратительное ощущеніе тошноты. А, кромѣ того, съ какой стати онъ будетъ исполнять прихоти этой сумасбродной дѣвицы? Вотъ, если бы тутъ была Кэтъ… Дѣло другое. Что съ ней сейчасъ? Ъздитъ, навѣрно, по Парижу. Осматриваетъ музеи, дворцы. А, можетъ быть, грустно сидитъ въ паркѣ, смотритъ на фонтанъ и думаетъ о немъ?..
Сергѣй бросилъ взглядъ наверхъ, гдѣ находилась Наташа, но затѣмъ, точно испугавшись, опустилъ голову и грустно началъ разсматривать росшую вокругъ траву. Вотъ, муравей ползетъ внизу…. Тащитъ громадную ношу. Ноша гораздо больше его, чувствуется, что не подъ силу. Но упрямецъ не впадаетъ въ отчаяніе, лѣзетъ. Какъ ему страшно среди всѣхъ этихъ зарослей! Трава для него — дремучій лѣсъ. Стебли — стволы деревьевъ. А на вершинахъ нѣкоторыхъ деревьевъ — гигантскіе цвѣты. Въ сотни разъ больше него… Удивительно.
— Сережа! — крикнула Наташа. — Идите сюда!
Онъ радостно приподнялъ голову. Но затѣмъ нахмурился.
— А вы долго будете сидѣть тамъ?
— Здѣсь чудесно! Какой видъ, если бы вы знали!
Молодой человѣкъ лѣниво всталъ, нехотя сталъ подниматься.
— Ну, вотъ, видите, — сказала она, когда Сергѣй, стараясь сдержать ускоренное дыханіе, появился наверху. — Ничего труднаго. А хининъ вы съ собой захватили?
— Какой хининъ? А, да… — онъ усмѣхнулся и укоризненно посмотрѣлъ на Виктора. — Это онъ наклеветалъ. Откуда вообще у человѣка берется фантазія? А вы все-таки не стойте такъ близко къ обрыву. Упадете.
— Не бѣда. Погибну, похоронятъ. Если хотите, я еще ближе могу стать.
Она подошла къ краю скалы, наклонилась впередъ, разглядывая протекавшій далеко внизу бурный потокъ.
— Можно было бы спуститься и туда, на тотъ выступъ. Но для этого нужны другіе башмаки. Смотрите, Сережа, какіе смѣшные цвѣты. Я никогда не видала такихъ.
— Эдельвейсъ? — спросилъ Викторъ, осторожно подходя къ обрыву.
— Что вы… эдельвейсъ! Наши мѣста слишкомъ низки для эдельвейсовъ. Видите, вотъ: красноватые, безъ листьевъ. Будто искусственные.
Она спокойно сѣла на выступъ, свѣсила ноги въ пропасть, начала поправлять прическу.
— Хорошая площадка здѣсь, — стоя сзади Наташи, проговорилъ Шоринъ. — Смотрите: ровная, гладкая. Можетъ быть, господа, потанцуемъ? — Онъ извлекъ изъ горла нѣсколько хриплыхъ нотъ, стараясь изобразить звуки танца, вытянулъ впередъ руки, болтнулъ въ воздухѣ одной ногой, другой, сдѣлалъ нѣсколько па румбы, но осторожно, чтобы не приблизиться къ обрыву. И, замѣтивъ, что въ его спутникахъ это предложеніе не находитъ никакого отклика, сѣлъ на камень, вздохнулъ и дѣловито спросилъ:
— А, можетъ быть, на-дняхъ поѣхать компаніей въ Шамони?
— Я не очень люблю Шамони, — поморщившись произнесла Наташа. — Слишкомъ много народу. И ущелье неуютное. Вотъ, если хотите, соберемся какъ нибудь на вершину Монблана. Поднимемся сначала по телеферику, затѣмъ къ Грань Мюле, на Коль дю Домъ… Это, дѣйствительно, интересно. Ну, Викторъ Степановичъ, сломайте мнѣ гдѣ-нибудь палку. Я все таки хочу достать цвѣтокъ.
— Палку? Палкой все равно не достанете.
— А вотъ увидите. Поищите.
— Хорошо. Если вамъ хочется… Конечно, будь тутъ какое-нибудь деревцо, я бы просто ухватился за вѣтку, повисъ бы надъ пропастью и сорвалъ бы. Но, къ сожалѣнію, здѣсь ничего нѣтъ.
— Л вы найдите что-нибудь… Вотъ, видите, большой кустъ растетъ. Впрочемъ, не нужно. Я сама.
Наташа вскочила, прошла по скалѣ, отломила небольшую вѣтвь, вернулась назадъ.
— Если не сорву, то собью, во всякомъ случаѣ, — пробормотала она, снова садясь на край выступа. — Ну-ка, попробуемъ.
— Послушайте… Не дѣлайте этого, — взволнованно произнесъ Сергѣй.
— Дайте лучше мнѣ, — нерѣшительно добавилъ Шоринъ.
— Вотъ, если немного еще протянутъ… Если чуть-чуть длиннѣе… Или ухватиться рукой за камень…
Она вдругъ отбросила въ сторону вѣтку. Громко вскрикнула. Подняла обѣ руки. И, соскользнувъ съ уступа, исчезла внизу.
— Господи! — въ ужасѣ прошепталъ Викторъ, отшатнувшись отъ обрыва. — Погибла!
— Упала? — воскликнулъ Сергѣй, бросаясь впередъ.
Онъ легъ на скалу, подползъ къ краю и увидѣлъ, какъ Наташа, плотно прислонившись къ скалѣ, стояла на крошечномъ выступѣ, подъ которымъ начинался отвѣсный обрывъ до самой рѣки.
— Витя, держи меня за ноги! — повелительно крикнулъ Сергѣй. — Наташа! Не двигайтесь! Поднимите ко мнѣ руки! Витя, обопрись крѣпче, не выпускай!
Шоринъ тянулъ своего друга за ноги, сползая назадъ, а Сергѣй тянулъ, въ свою очередь, Наташу. Когда корпусъ дѣвушки уже былъ благополучно перетянутъ на скалу, Сергѣй съ мрачнымъ видомъ отошелъ всторону, а Викторъ галантно бросился помогать.
— Исцарапали руки? — участливо спросилъ онъ.
— Нѣтъ, пустяки. А вы, Сережа, герой. Только знаете, что? Напрасно мнѣ помогали. Тамъ отлично можно пройти по краю и добраться до безопаснаго мѣста.
Она лукаво посмотрѣла на обоихъ молодыхъ людей и со смѣхомъ добавила:
— Вѣдь, это же трюкъ. Развѣ не догадались? Я нарочно соскользнула на выступъ. Раньше часто такъ дѣлала.
— Что жъ, очень мило. — Сергѣй нахмурился. — Теперь будемъ знать… Ну, пора домой. Идемъ.
Всѣ трое молча стали спускаться.
— Викторъ, а гдѣ Сережа? — спросилъ Павелъ Андреевичъ.
Это было на слѣдующій день, когда всѣ собрались въ столовой къ завтраку.
— Не знаю. Мы съ Николаемъ Ивановичемъ были въ виноградникѣ.
— Бетси, вы уже два раза звонили въ гонгъ?
— Два, сэръ.
— Навѣрно, задержался гдѣ-нибудь на прогулкѣ, — весело высказалъ предположеніе Шоринъ, принимаясь за ѣду. — Между прочимъ, вчера Наташа показала намъ новыя мѣста недалеко отъ замка. Очень интересна одна скала, напримѣръ. Крутой обрывъ къ рѣкѣ, а наверху голая площадка. Отличное испытаніе для нервовъ.
— Ну, нервы Сергѣя меня не безпокоятъ. Но я не хотѣлъ бы, чтобы онъ рисковалъ своей головой.
— Между прочимъ, господа… — равнодушно проговорила Ольга Петровна. — Я видѣла Сергѣя часъ тому назадъ выходящимъ изъ воротъ съ мѣшкомъ за спиной и съ палкой.
— Куда же онъ могъ идти съ мѣшкомъ?
Не знаю, куда онъ могъ идти съ мѣшкомъ. Только, увидѣвъ меня, Сергѣй попросилъ передать Виктору Степановичу, чтобы онъ не искалъ своего браунинга. Браунингъ Сергѣй взялъ съ собой.
— Браунингъ?
Павелъ Андреевичъ встревожился. Пытливо посмотрѣлъ на Шорина.
— А для чего ему браунингъ? Неужели отправился туда, гдѣ у него отобрали бумажникъ?
— Не думаю, чтобы Сережа на это рѣшился, — задумчиво проговорилъ Викторъ. — Вчера вечеромъ, правда, онъ возобновлялъ со мною бесѣду на эту тему, но я, помня ваше предупрежденіе, прекратилъ разговоръ въ самомъ началѣ.
Весь день Павелъ Андреевичъ просидѣлъ на площадкѣ замка съ газетой въ рукѣ, дѣлая видъ, что читаетъ. Но по мѣрѣ того, какъ приближался вечеръ, въ душѣ старика росла тревога. Время отъ времени онъ украдкой взглядывалъ на спускъ, который велъ къ воротамъ замка, и быстро оборачивался каждый разъ, когда гдѣ-нибудь сзади раздавались шаги.
Въ восемь часовъ сѣли за обѣдъ и опять заговорили о Сергѣѣ. Вольскій уже склонялся къ мысли дать знать въ полицію. Но его удерживало одно соображеніе: а, вдругъ, сынъ просто скрывается гдѣ-нибудь, чтобы заставить отца безпокоиться? Въ такомъ случаѣ, обратившись въ полицію, можно попасть въ неловкое положеніе.
— Разрѣшите предложить слѣдующее, Павелъ
Андреевичъ, — участливо сказалъ Викторъ. — Я подожду до полуночи, и если Сережа не вернется, отправлюсь на розыски.
— Въ самомъ дѣлѣ?
Павелъ Андреевичъ задумался. До сихъ поръ у него было довольно сильное подозрѣніе противъ Шорина: не является ли тотъ соучастникомъ во всей этой исторіи? Однако, послѣднее предложеніе, высказанное вполнѣ искреннимъ тономъ, растрогало старика.
— Это было бы хорошо, конечно… — нерѣшительно проговорилъ онъ. — Но только… Развѣ вы найдете ночью дорогу на гору?
— Ночью? Гм… Въ самомъ дѣлѣ… Ночью, пожалуй, можно сбиться.
— Если угодно, я тоже пойду съ Викторомъ Степановичемъ, — растерянно произнесъ, въ свою очередь, Николай Ивановичъ, боясь, что шефъ согласится принять отъ него эту любезность. — Можетъ быть, мы вдвоемъ… Какъ-нибудь…
— Оставьте. Куда вамъ! — Вольскій пренебрежительно оглядѣлъ округлую фигуру секретаря. — Вы отъ почты едва взбираетесь къ замку, а тутъ… Кромѣ того, чтобы ходить ночью по горѣ, нужно предварительно побывать тамъ не разъ. Дрянной мальчишка! — неожиданно воскликнулъ старикъ, стукнувъ кулакомъ по столу. — Пусть вернется, я ему покажу!
Онъ порывисто всталъ изъ-за стола и при тягостномъ молчаніи оставшихся вышелъ изъ комнаты. Черезъ минуту послышалось, какъ хлопнула дверь его кабинета.
— Какъ вы думаете, Ольга Петровна, попытаться намъ все-таки искать его сегодня? — тревожнымъ шопотомъ спросилъ Николай Ивановичъ.
— Искать въ горахъ можно все, — сухо отвѣтила старуха. — Но найти — дѣло другое.
Павелъ Андреевичъ сидѣлъ у себя въ спальнѣ передъ столомъ и, стараясь отвлечься отъ мрачныхъ мыслей, перелистывалъ новый номеръ иллюстрированнаго журнала. Затѣмъ, закрывъ журналъ, взялся за подвернувшуюся подъ руку книгу, прочелъ нѣсколько строкъ, ничего не понялъ и отбросилъ книгу въ сторону.