— Хорошъ сынокъ, очень хорошъ, — пробормоталъ онъ, вставъ съ кресла и начавъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ. — Конечно, это нарочно, чтобы отомстить. Не пустилъ въ Парижъ, вотъ и получай.
Онъ остановился около кровати въ раздумьи: ложиться ли?
— А, главное, Сергѣй вовсе не такой храбрецъ, чтобы идти одному противъ хулигановъ, да притомъ ночью, — снова вернулся къ мыслямъ о сынѣ Вольскій. — Очевидно, отказъ сильно задѣлъ самолюбіе. Да и не стоило, въ самомъ дѣлѣ, такъ обижать мальчика. Какіе-то пустяки, три тысячи. А вѣдь онъ поведенія скромнаго… Не бѣда, если бы и побывалъ одинъ въ Парижѣ.
Раскаяніе стало мучить старика. Онъ отошелъ отъ кровати, опятъ прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ, опять остановился.
— Но упрямство… Упрямство, все-таки, нужно изъ него выбить. Откуда такой ужасный характеръ? Въ кого?
Павелъ Андреевичъ задумался. Покойная жена была женщина мягкая, тихая. Всегда уступала мужу во всемъ, никогда не спорила, избѣгала даже возможности какихъ-либо мелкихъ конфликтовъ. Не даромъ ее всѣ такъ любили, считали святой женщиной…
— Значитъ, въ меня? — сообразилъ, наконецъ, старикъ. — Очевидно. Ну, да все равно, впрочемъ. Что будетъ, то будетъ.
..Онъ тряхнулъ головой, снова подошелъ къ кровати, твердо рѣшивъ ложиться. И, вдругъ, гдѣ-то, не то за стѣной, не то въ коридорѣ, ясно услышалъ кашель сына.
Онъ быстро подошелъ къ двери, раскрылъ настежь.
— Сережа, ты?
Въ коридорѣ было свѣтло. Электрическая лампочка горѣла въ противоположномъ концѣ, у поворота. Но нигдѣ никого не было.
Старикъ подошелъ къ пустой сосѣдней комнатѣ, открылъ дверь, зажегъ электричество, осмотрѣлся: здѣсь тоже никого.
— Нервы расшатались, — нахмурившись, подумалъ онъ. — До чего довелъ отца негодный!
Онъ вернулся къ себѣ, подошелъ къ столу, остановился въ раздумьи. И, вдругъ, снова услышалъ… Уже не кашель, а отдаленные звуки пѣнья Сергѣя. Это, безусловно, онъ. Его любимая мелодія. Изъ какой-то оперы…
— Чортъ возьми, я схожу съ ума!
Вольскій испуганно оглянулся по сторонамъ, подошелъ къ кнопкѣ электрическаго звонка, позвонилъ.
— Что угодно, сэръ? — спросила горничная.
— Бетси… Мой сынъ, случайно, не вернулся?
— Нѣтъ, сэръ.
— Мнѣ казалось, будто я слышалъ его голосъ. Пойдите, провѣрьте.
— Слушаю, сэръ.
Черезъ нѣсколько минутъ въ дверь раздался стукъ. Это былъ Николай Ивановичъ, которому Бетси разсказала о порученіи хозяина.
— Сергѣя Павловича до сихъ поръ нѣтъ, — почтительно доложилъ секретарь, стараясь не придавать своему голосу ни слиткомъ большой тревоги, ни излишней жизнерадостности. — Я входилъ къ нему въ комнату, былъ у Шорина, затѣмъ прошелся по саду.
— Спасибо, дорогой мой. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Павелъ Андреевичъ.
Раздѣвшись и потушивъ свѣтъ, старикъ долго не могъ уснуть. Ему нѣсколько разъ опять показалось, будто гдѣ-то вдали тихо напѣваетъ Сергѣи. Будто кто-то ходитъ, передвигаетъ стулья. Натянувъ на себя одѣяло, Вольскій прикрылъ ухо, сдѣлалъ усиліе, чтобы отвлечься отъ мыслей о сынѣ, и тяжело забылся, наконецъ.
Утромъ, когда Бетси принесла чашку чая, онъ противъ обыкновенія заговорилъ съ нею.
— Почта пришла?
— Да, сэръ. Она внизу, въ столовой.
— И письма есть?
— Есть.
— Хорошій день сегодня. А кстати, мой сынъ дома?
— Нѣтъ, не вернулся.
Письмо было изъ Парижа отъ Жоржа, сына Ольги Петровны. Жоржъ писалъ одновременно дядѣ и матери, что внѣ очереди неожиданно получаетъ отпускъ и, пользуясь приглашеніемъ, пріѣдетъ въ замокъ на-дняхъ.
— Счастливая Ольга… — думалъ старикъ, сидя въ столовой и съ завистью глядя на сосредоточенно поглощавшую свой утренній завтракъ кузину. — Сынъ уже взрослый. Самостоятельный. Не нужно слѣдить за поведеніемъ. А этотъ мальчишка… Неужели, дѣйствительно, сбѣжалъ? Откуда такая жестокость? Если же не сбѣжалъ, то невозможно сидѣть сложа руки. Каждая минута дорога…
Выйдя на террасу, онъ подозвалъ секретаря и вполголоса, чтобы не слышала Ольга Петровна, спросилъ:
— Ну, что? Осматривали замокъ?
— Все осмотрѣлъ.
— На чердакѣ были?
— Былъ. Заходилъ въ оранжерею, въ птичникъ, во всѣ пристройки. Нигдѣ нѣтъ.
— Такъ. Что же теперь дѣлать, по-вашему?
— Я бы предложилъ слѣдующее… Мы съ Викторомъ возьмемъ автомобиль, отправимся на ту сторону, объѣдемъ гору и разспросимъ жителей. Быть можетъ это дастъ благопріятные результаты…
— Хорошо. Сговоритесь и поѣзжайте.
Черезъ полчаса Суриковъ уѣхалъ съ Шоринымъ на розыски. Сначала, ссылаясь на отличное знакомство съ окрестностями злосчастной горы, Викторъ предложилъ себя въ качествѣ руководителя поѣздки; но когда Джекъ, довѣрившись его указаніямъ, свернулъ съ шоссе на какую-то проселочную дорогу и чуть не застрялъ въ пескѣ, уткнувшись въ заброшенную каменоломню, откуда выхода не было, Николай Ивановичъ рѣшилъ взять иниціативу въ свои руки. До пяти часовъ вечера они безплодно носились по горнымъ дорогамъ, нѣсколько разъ возвращаясь на тѣ мѣста, гдѣ уже побывали; часто останавливались, безрезультатно разспрашивали мѣстныхъ жителей. И, наконецъ, усталые, голодные, вернулись въ замокъ.
— Въ такомъ случаѣ, — выслушавъ грустное донесеніе секретаря, хмуро сказалъ Вольскій, — пройдемте ко мнѣ въ кабинетъ. У меня есть къ вамъ порученіе.
Предложивъ Николаю Ивановичу сѣсть, старикъ плотно прикрылъ дверь кабинета и, расположившись въ креслѣ у письменнаго стола, началъ:
— Дѣло вотъ въ чемъ. Прежде всего то, о чемъ я вамъ скажу, останется между нами.
— Слушаю.
— О моемъ планѣ никто не долженъ знать въ замкѣ. Ни Ольга Петровна, ни тѣмъ болѣе Шоринъ. Хотя этотъ мальчишка и кажется вполнѣ искреннимъ, но, въ концѣ концовъ, кто его знаетъ.
— Понимаю…
— Въ ваше отсутствіе я обдумалъ, какъ поступить дальше, если вы вернетесь ни съ чѣмъ. Такъ какъ у меня нѣтъ увѣренности, что сынъ не вздумалъ подшутить надо мной, я рѣшилъ не обращаться въ мѣстную полицію. Не къ чему компрометировать свое имя. Между тѣмъ, когда мы были въ Парижѣ, мсье Камбонъ какъ-то разсказывалъ намъ различныя исторіи про одного извѣстнаго парижскаго сыщика. Детективъ этотъ, насколько помню, французъ, но мать его русская; въ Россіи, передъ революціей онъ, кажется, началъ свою карьеру. Такъ, вотъ, будьте добры, Николай Ивановичъ… Отправьтесь на почту, попросите соединить васъ съ Парижемъ и вызовите Камбона. Я не хочу, чтобы вы говорили отсюда, изъ замка. Попросите Камбона немедленно разыскать сыщика и срочно направить сюда. Хорошо было бы, чтобы тотъ выѣхалъ сегодня же вечеромъ. Въ случаѣ, если сынъ мой вернется, я вознагражу детектива и отправлю назадъ. Если же Сергѣй не вернется, тотъ сейчасъ же примется за работу, и, Богъ дастъ, выяснитъ все.
— Превосходный планъ, Павелъ Андреевичъ.
— Да… Только вотъ что еще. Я не хочу, чтобы здѣсь кто-нибудь зналъ, что онъ сыщикъ. Вы должны встрѣтить его на станціи и предупредить объ этомъ. Пусть для всѣхъ въ замкѣ онъ будетъ вашимъ личнымъ другомъ, котораго вы пригласили въ гости съ моего согласія. Поняли?
— Понялъ, Павелъ Андреевичъ.
— Ну, а теперь не теряйте времени и отправляйтесь. Спасибо вамъ.
— Не за что… Иду сію минуту.
Утромъ, на слѣдующій день, одѣтый по-дорожному, съ мѣшкомъ за плечами и съ палкой въ рукѣ, Шоринъ подошелъ къ Вольскому и сказалъ съ участливой почтительностью въ голосѣ:
— Я вернусь, навѣрно, поздно вечеромъ, Павелъ Андреевичъ. Иду разыскивать Сергѣя.
— Хорошо, мой другъ. Возьмите только съ собой ѣду.
— Я уже запасся, спасибо.
— Павелъ, а ты уже далъ знать въ полицію? — спросила сидѣвшая вблизи Ольга Петровна.
— Пока нѣтъ. Я все-таки надѣюсь, что Сергѣй сегодня или завтра вернется.
Викторъ ушелъ. Выйдя на шоссе, онъ спустился по тропинкѣ въ лѣсъ, повернулъ тамъ въ сторону и вышелъ опять на шоссе вблизи замка, гдѣ начинался старый фруктовый садъ. Тутъ, углубившись въ заросли и отыскавъ возлѣ большого бѣлаго камня густой кустъ ежевики, онъ нагнулся, раздвинулъ вѣтви и поднялъ жестяную коробку изъ-подъ бисквитовъ.
Въ коробкѣ была записка:
— «Все благополучно. Началъ романъ. Сейчасъ около двѣнадцати часовъ ночи, я немного погуляю и лягу спать. Кстати, консервы, купленные нами — дрянь. А какъ наверху? Навѣрно, очень безпокоятся.
Мнѣ немного совѣстно, но что дѣлать: уже ничего не измѣнишь».
Шоринъ улыбнулся, перечелъ посланіе друга, вынулъ изъ кармана зажигалку и сжегъ записку. Затѣмъ присѣлъ возлѣ куста, переложилъ изъ мѣшка въ жестянку свѣжій хлѣбъ, ломоть ростбифа, ветчину. и прикрылъ коробку крышкой, аккуратно перевязавъ ее веревкой.
— Ну, на сегодня тебѣ хватитъ, — удовлетворенно пробормоталъ онъ, пряча жестянку внутрь куста и тщательно расправляя вѣтви. — А теперь — въ путь.
Онъ поднялся съ земли и внимательно оглянулся по сторонамъ. Хотя мѣсто и глухое, однако, осторожность соблюдать слѣдуетъ. А, вдругъ, кто-нибудь изъ любителей уединенныхъ прогулокъ пройдетъ вдали, по вершинѣ холма, и увидитъ?
Весь день до вечера Викторъ пробродилъ въ горахъ. Вернувшись домой, онъ печально сообщилъ Вольскому, что обошелъ почти всѣ мѣста, окружающія вершину горы, заходилъ на нѣкоторыя фермы для справокъ, но безрезультатно. Савояры, какъ и вчера, не могли сообщить никакихъ свѣдѣній.
— Если Сергѣй сегодня не вернется, я отправлюсь и завтра, — добавилъ рѣшительно онъ. — Нужно будетъ обойти гору съ юга.
— Отлично. Спасибо.
Павелъ Андреевичъ не возлагалъ уже никакихъ надеждъ на экспедиціи Шорина и съ нетерпѣніемъ ждалъ пріѣзда сыщика, который обѣщалъ Камбону выѣхать черезъ пять дней, какъ только закончитъ очередныя спѣшныя дѣла.
Между тѣмъ, наступалъ третій вечеръ пребыванія Сергѣя въ добровольномъ одиночномъ заключеніи. Первую и вторую ночь онъ провелъ здѣсь отлично. Сначала, правда, было ощущеніе нѣкоторой безотчетной боязни — мало ли что случается въ этихъ подземельяхъ! Но до сихъ поръ не только не было слышно никакихъ странныхъ звуковъ, но даже не тревожили крысы. Ядъ, купленный у Лунина, дѣйствовалъ великолѣпно.