— Очень рада. — Горева холодно посмотрѣла на гостя, остановила удивленный взглядъ на его обезображенномъ оспой лицѣ, на его правой ногѣ и торжественно отошла въ сторону.
— А теперь, Мишель, я познакомлю васъ со своимъ шефомъ, — громко продолжалъ Николай Ивановичъ, ожидая пока Ольга Петровна удалится на достаточное разстояніе. — Павелъ Андреевичъ, — сказалъ онъ, подходя къ Вольскому, сидѣвшему въ лонгшезѣ возлѣ обрыва. — Разрѣшите представить… Моего гостя. Мсье Рато. Между прочимъ, онъ прекрасно говоритъ по-русски.
— А! Отлично.
Старикъ обернулся, увидѣлъ плохо одѣтаго незнакомца, который, ковыляя, медленно подходилъ къ нему, и вопросительно посмотрѣлъ на секретаря.
— Вы не ошиблись? — тихимъ голосомъ, не предвѣщавшимъ ничего хорошаго, спросилъ онъ.
— Увы, нѣтъ.
— Въ такомъ случаѣ… Здравствуйте, мсье. Радъ видѣть васъ у себя.
— Благодарю, мсье. Какое чудесное имѣнье! Замѣчательный видъ, воздухъ!
— Да, было бы совсѣмъ недурно, если бы душевный покой не нарушался непріятностями. А вы, оказывается, выѣхали раньше, чѣмъ предполагали? Мсье Камбонъ передавалъ, что ждать васъ можно не раньше, чѣмъ завтра.
— Какъ? Простите?
Сыщикъ повернулся къ Вольскому бокомъ. Приложилъ ладонь къ уху.
— То-есть что: какъ? Я спрашиваю, вы выѣхали раньше, чѣмъ предполагали?
— Да, мсье. Удалось немного быстрѣе закончить дѣло. Я въ Парижъ не заѣзжалъ, выѣхалъ сюда изъ Ліона.
— Отлично. А наше недоразумѣніе, изъ-за котораго я рѣшился побезпокоить васъ, слава Богу ликвидировано. Ну, Николай Ивановичъ, проводите гостя въ замокъ. Къ часу прошу васъ, мсье… мсье…
— Рато.
— Мсье Рато, къ завтраку.
— Весьма благодаренъ.
Суриковъ хотѣлъ предоставить сыщику одну изъ комнатъ, въ которыхъ до сихъ поръ никто Не жилъ. Но тотъ недовольно поморщился и попросилъ показать другія свободныя. Остановились, наконецъ на той, изъ которой въ первую ночь бѣжала Ольга Петровна, испугавшись таинственныхъ звуковъ. Комната помѣщалась въ угловой части замка. Одно окно выходило въ сторону террасы, изъ другого открывался видъ на горы, а вблизи, около замка, виднѣлись домикъ, въ которомъ жила прислуга, и черный дворъ.
— Надѣюсь, вы не боитесь привидѣній? — лукаво спросилъ Николай Ивановичъ передъ тѣмъ, какъ оставить Рато одного. — Мадамъ Горева, съ которой я только что васъ познакомилъ, слышала здѣсь вздохи и шарканье туфель.
— О, это меня нисколько не обезпокоитъ. Изъ всѣхъ преступныхъ типовъ духи, по-моему, самые безобидные. Вѣдь, этотъ замокъ во владѣніи Вольскаго недавно?
— Около года.
— А прежній владѣлецъ его, кажется, русскій профессоръ, если меня не обманулъ вашъ начальникъ станціи?
— Да.
— Капитальнаго ремонта замка послѣ его отъѣзда вы не производили?
— Кое-что обновили. Но пустяки.
— Въ такомъ случаѣ, старымъ привидѣньямъ нѣтъ смысла покидать насиженныя мѣста. Ну, значитъ, до завтрака. Послѣ дороги не мѣшаетъ поспать.
Когда Суриковъ ушелъ, Рато заперъ дверь на ключъ, бѣгло осмотрѣлъ комнату, нагнулся къ углу, возлѣ котораго стоялъ небольшой столикъ.
— Лишній проводъ, — пробормоталъ онъ. — Интересно знать, куда ведетъ?
Онъ отошелъ отъ стола и остановился взглядомъ на небольшомъ кругломъ отверстіи, пробуравленномъ въ полу между двумя дощечками паркета.
— Ну-ка?
Раскрывъ одинъ изъ чемодановъ, сыщикъ вынулъ нѣчто въ родѣ длинной стальной иглы и, ставъ на колѣна возлѣ отверстія, началъ осторожно просовывать иглу внутрь.
— Шутники! — Онъ приподнялся съ пола и разсмѣялся. — Очевидно, дочь. Изъ мести за описанное по суду имущество.
Покончивъ съ обслѣдованіемъ причины странныхъ звуковъ, о которыхъ говорилъ Суриковъ, Рато подошелъ къ одному изъ оконъ, выглянулъ: передъ нимъ открывалась вся площадка замка до самаго обрыва. Въ концѣ ея виденъ былъ полулежавшій въ лонгшезѣ Вольскій.
— Ну, а здѣсь?
Онъ направился къ другому окну, тоже выглянулъ. Тамъ, на черномъ дворѣ, сидя на табуретѣ около ящика для сора, чистилъ овощи поваръ. Возлѣ него стояла хорошенькая дѣвушка, очевидно, горничная, и о чемъ-то говорила.
Раскрывъ оба чемодана, Рато вынулъ изъ нихъ содержимое, подошелъ къ двери, попробовалъ, хорошо ли заперта. Затѣмъ, задернувъ на окнахъ густыя шторы, чтобы снизу нельзя было ничего увидѣть, закончилъ кое-какія приготовленія и весело потеръ руки.
— Ну, приступимъ. Если не для дѣла, то для своей репутаціи я ихъ удивлю, насколько возможно.
— Послушайте, другъ мой, — сказалъ Вольскій секретарю, когда тотъ въ ожиданіи завтрака подошелъ къ нему. — А вы увѣрены, что не ошиблись?
— Въ чемъ ошибся, Павелъ Андреевичъ?
— Вы не думаете, что привезли сюда не того, кого надо?
— Нѣтъ, какъ будто бы это онъ.
— Въ такомъ случаѣ, можетъ быть, ошибся Камбонъ? Вѣдь, по-моему, это кто угодно: мясникъ. Базарный торговецъ. Бѣглый каторжникъ, наконецъ. Но никакъ не сыщикъ.
— Да… Я тоже вначалѣ былъ немного шокированъ его видомъ. Въ особенности имѣя въ виду то обстоятельство, что онъ долженъ быть однимъ изъ моихъ лучшихъ друзей. Однако, по всей вѣроятности, сыщики имѣютъ самую разнообразную внѣшность.
— Да, но это какое-то допотопное чудовище!
— Я бы не согласился съ вами, Павелъ Андреевичъ. Мнѣ кажется, послѣ потопа подобные экземпляры тоже встрѣчаются.
— Главное: какое право имѣетъ сыщикъ быть хромоногимъ? Какимъ образомъ, напримѣръ, онъ въ состояніи гнаться за бандитами, имѣя въ распоряженіи только одну цѣлую ногу?
— Да. И одно здоровое ухо притомъ. Но, въ общемъ, долженъ все-таки сказать, что по существу этотъ Рато парень не глупый. И, видимо, честный. Странная манера у него, правда, смотрѣть не въ глаза, а на носъ собесѣдника. Получается непріятное ощущеніе, будто черезъ носъ онъ хочетъ проникнуть въ сокровенныя мысли партнера. Но, я думаю, это не отъ нечистой совѣсти. Отъ дурного воспитанія, навѣрно.
Когда прозвучалъ гонгъ, и всѣ стали собираться къ столу, Рато явился уже въ довольно приличномъ видѣ. Бритый, причесанный, въ новомъ сѣромъ костюмѣ.
— А гдѣ Викторъ? — садясь на свое мѣсто, спросилъ Вольскій. — Не пришелъ? Ну, все равно. Начнемъ. А вы, мсье Рато, успѣли уже побывать гдѣ-нибудь?
— Нѣтъ, я спалъ, мсье.
— Такъ. Вамъ, навѣрно, здѣсь понравится. Кромѣ того Николай Ивановичъ искренно радъ, что вы къ нему вырвались изъ Парижа. Дня два, три у насъ, я думаю, пробудете?
— Какъ, простите? Не замѣтилъ…
— Не замѣтили? — Вольскій нахмурился. — Я говорю: дня два, три у насъ пробудете?
Ольга Петровна пренебрежительно взглянула на гостя. — Недурной пріятель у Сурикова, — подумала она, опустивъ взглядъ на тарелку. — Мало того, что хромаетъ, оказывается — глухъ впридачу.
— О, если разрѣшите, съ большимъ удовольствіемъ, мсье, — торопливо отвѣтилъ Вольскому сыщикъ. — Хотя я и не умѣю отдыхать, никогда этимъ труднымъ дѣломъ не занимался, но у васъ такъ чудесно, что охотно попробую.
— Ну, здѣсь, Мишель, отдыхъ не трудное занятіе, — весело проговорилъ Суриковъ. — Столько интересныхъ прогулокъ. Такъ пріятно слиться съ окружающей природой.
— Для вполнѣ здоровыхъ людей это такъ, дорогой мой. Но вы сами хорошо знаете, что уже скоро пятнадцать лѣтъ, какъ я хромаю на правую ногу, и уже двадцать лѣтъ, какъ глухъ на лѣвое ухо. А при такихъ обстоятельствахъ сливаться съ природой не такъ ужъ легко.
— По-моему, отдыхъ полезенъ при всѣхъ обстоятельствахъ, — наставительно произнесла Ольга Петровна, рѣшившая оказать вниманіе гостю, которому послѣ перваго знакомства до сихъ поръ не сказала ни слова. — А для больныхъ или увѣчныхъ — въ особенности.
— Какъ? Простите?
— Для увѣчныхъ, въ особенности.
— Да. Вы правы, мадамъ. Но на лонѣ природы мнѣ скучно, а на модныхъ курортахъ непріятно. Кому охота видѣть такое допотопное чудовище, какъ я!
Николай Ивановичъ поперхнулся, бросилъ испуганный взглядъ на Вольскаго, который, въ свою очередь, съ изумленіемъ посмотрѣлъ на сыщика.
— Конечно, такіе экземпляры встрѣчаются уже и послѣ потопа, вѣрно, — добродушно продолжалъ Рато. — Но, во всякомъ случаѣ, попасть въ фешенебельный курортный отель съ моей внѣшностью мясника или бѣглаго каторжника это — только смущать почтенную публику. Не правда ли, дружище? — обратился онъ къ остолбенѣвшему Сурикову. — А на лонѣ природы, мадамъ, сидѣть безъ работы для меня прямо трагедія. Когда занимаешься своимъ дѣломъ безъ передышки и, такъ сказать, безпросвѣтно, все ясно и опредѣленно. И настроеніе бодрое, и мыслей въ головѣ лишнихъ нѣтъ. А устроишь себѣ отпускъ на мѣсяцъ, отправишься куда-нибудь — и жутко становится. Вокругъ снуютъ люди, хлопочутъ, трудятся. А ты, какъ отверженный, бродишь гдѣ-то по саду или по берегу моря, смотришь на окружающихъ и вздыхаешь: что дѣлать теперь? Кромѣ того, мадамъ, во время отдыха возникаетъ и другое тяжелое чувство. Всегда начинаетъ казаться, что организмъ расшатанъ, что здоровье, въ общемъ, никуда. Въ первый денъ, пока еще не оглядѣлся, ничего. Во-второй тоже. Но на третій уже почему-то болитъ подъ ложечкой. На четвертый вспухаетъ селезенка. На пятый пошаливаетъ аппендиксъ. А затѣмъ гдѣ-то въ спинѣ поднимается колотье, у позвоночника образуется муравейникъ, и что-то такое начинаетъ пробираться отъ поясницы вверхъ, къ легкимъ. Это, какъ оказывается, блуждающая почка, мадамъ.
Горева презрительно поджала губы.
— Воспитаніе не первоклассное, — подумала она. — Въ первый разъ сѣлъ за столъ, сразу заговорилъ и не даетъ другимъ слова сказать.
— Впрочемъ, долженъ оговориться, конечно, — послѣ краткой паузы продолжалъ словоохотливый гость. — Что касается отдыха въ замкахъ, здѣсь дѣло другое. Здѣсь иногда все-таки находится кое-какая работа. Вотъ, напримѣръ, мой другъ Николай разсказывалъ, будто у васъ въ замкѣ водятся духи. А изслѣдованіе природы духовъ это уже кое-какой стимулъ для дѣятельности.
— Я не думаю, чтобы духи заслуживали такого ироническаго отношенія къ себѣ.
Ольга Петровна угрожающе посмотрѣла на Рато.