— Да, мсье. Я не подумалъ объ этомъ. Но подземелье совершенно не годится для жилья почтеннымъ лицамъ. Лучше спать здѣсь, въ оранжереѣ, нежели тамъ.
— Погодите, другъ мой, — вмѣшался въ разговоръ Рато, который уже успѣлъ осмотрѣть комнату и увидѣть на столѣ нѣсколько часовыхъ стрѣлокъ и маленькихъ зубчатыхъ колесиковъ. — Что вы ничего не разсказывали про подземелье, это понятно. Жить тамъ, правда, не стоитъ. Но, можетъ быть, вы намъ скажете, что находилось тамъ раньше?
— Тамъ находились заключенные короля Амедея, мсье. Въ ожиданіи казни.
— Король Амедей насъ мало интересуетъ, старикъ. Я васъ спрашиваю, что въ подземельѣ находилось, когда здѣсь жилъ профессоръ Лунинъ?
— Тамъ были привидѣнія, мсье.
— А кто провелъ туда электричество?
— При королѣ Амедеѣ электричество уже было, мсье.
— А вы знаете, онъ форменный оселъ, — проговорилъ по-русски Рато, обращаясь къ Николаю Ивановичу. — Не думаю, чтобы такой типъ имѣлъ какое-нибудь отношеніе къ смерти молодого Вольскаго. — Послушайте, другъ мой, — переходя на французскій языкъ, снова обратился онъ къ старику. — А что это у васъ за предметы На столѣ? Принадлежности часового механизма?
— Да, мсье. У меня испортились часы.
— Но я здѣсь вижу… разъ, двѣ, три, четыре…. Одиннадцать стрѣлокъ и пятъ пружинъ. Развѣ на вашихъ часахъ одиннадцать стрѣлокъ?
— Да, мсье.
— Пойдемте отсюда, — нахмурившись произнесъ Суриковъ. — Подобному субъекту сравненіе съ осломъ можетъ только польстить.
— Это вѣрно. — Рато бросилъ внимательный взглядъ на таинственный ящикъ стола. — Пока старика можно оставить въ покоѣ, хотя кое-что интересное въ его дѣятельности я и замѣчаю. Кстати, Николай Ивановичъ, — выходя изъ жилища старика, осторожно продолжалъ сыщикъ. — Для пользы дѣла вы, пожалуйста, до конца всей исторіи никому не выдавайте моего инкогнито.
— Хорошо.
— Мнѣ такъ гораздо легче будетъ работать. А, кромѣ того, еще одна просьба: скажите прислугѣ, чтобы она не пыталась входить ко мнѣ въ комнату, съ цѣлью уборки. Ключъ будетъ всегда у меня.
— Такъ… А относительно смерти Сергѣя я могу сообщить живущимъ въ замкѣ?
— Сообщите. Только пусть никто не звонитъ въ Женеву Вольскому. Это преждевременно.
Въ ожиданіи доктора сыщикъ отправился въ свою комнату укладываться, а Суриковъ пошелъ на площадку, гдѣ сидѣла съ вязаньемъ въ рукахъ Ольга Петровна. Возлѣ нея стояла Бетси, покорно выслушивая наставленія госпожи.
— Я не знаю, куда вы исчезаете, Бетси, — холодно говорила по-англійски Горева, не глядя на горничную. — Меня нисколько не интересуетъ маршрутъ вашихъ прогулокъ. Но я бы хотѣла, чтобы вы всегда являлись, когда вамъ звонятъ.
— Это случилось всего разъ, только сегодня утромъ.
— Къ сожалѣнію, это случилось не только сегодня утромъ, но случалось довольно часто за все то время, какъ мы здѣсь живемъ. Въ прошлое воскресенье вы не подали мнѣ кофе въ комнату. Я тогда звонила четыре раза. Въ эту среду послѣ завтрака вы мнѣ не принесли горячей воды. Я звонила пять разъ. Передъ воскресеньемъ, въ четвергъ или въ пятницу, вы не взяли почистить мои туфли, хотя я звонила семь разъ.
— Я долженъ сообщить вамъ нѣчто, Ольга Петровна, — подойдя къ кузинѣ Вольскаго, грустно проговорилъ Суриковъ. — Бетси, не уходите. Это печальное извѣстіе касается всѣхъ насъ.
— Что-нибудь съ Жоржемъ?
Горева поблѣднѣла.
— Нѣтъ, не съ нимъ. Дѣло касается Сергѣя.
— А! Сергѣя, — успокоившись, пробормотала Ольга Петровна. — Что же случилось? Нашелся мальчикъ?
— Увы… И да, и нѣтъ. Мы случайно обнаружили его здѣсь, въ подземельѣ замка. Но онъ… Вы только не волнуйтесь. Мы нашли его… Онъ оказался…. мертвымъ.
— Боже… Мертвымъ? — широко раскрывъ глаза, прошептала Горева. — И вы не ошибаетесь?
— Я самъ былъ тамъ. Видѣлъ…. Какъ это случилось, неизвѣстно. Но есть основаніе думать, что Сергѣй покончилъ самоубійствомъ.
— Бѣдное дитя! — Горева опустила голову, на глазахъ показались слезы. — Я всегда говорила Павлу Андреевичу, что онъ слишкомъ строгъ съ нимъ. Господи! Какъ неожиданно… Какой ужасъ…
Черезъ полчаса на площадкѣ замка загудѣлъ автомобиль. Шоринъ привезъ врача. Въ сопровожденіи обитателей замка врачъ отправился въ подземелье. Комната, въ которой лежалъ Сергѣй, не могла вмѣстить всѣхъ, и докторъ попросилъ Виктора, Сурикова и Рато остаться съ нимъ, а остальнымъ предложилъ выйти въ коридоръ.
— Вы предполагаете преступленіе? — дѣловито спросилъ врачъ у Николая Ивановича, взглянувъ на мертваго Сергѣя и любопытнымъ взглядомъ окинувъ странное помѣщеніе.
— Нѣтъ, едва-ли, мсье.
— Очевидно, юноша отравился на романической почвѣ, — произнесъ Рато, взявъ со стола письмо и показывая его доктору. — Видите… Эта приписка ясно указываетъ, въ чемъ дѣло.
Докторъ мелькомъ взглянувъ на письмо, попросилъ перевести написанное на французскій языкъ, покачалъ головой и присѣлъ на корточки возлѣ дивана.
— Да, мертвъ, — удовлетворенно произнесъ онъ. — Только о причинѣ смерти пока не могу точно сказать. Можетъ быть, отравленіе, можетъ быть, что-либо другое. Во всякомъ случаѣ, на тѣлѣ никакихъ слѣдовъ не имѣется. Всего вѣроятнѣе, ядъ.
Врачъ поднялся съ пола, аккуратно вытеръ запылившіяся колѣна и задумчиво посмотрѣлъ на Николая Ивановича.
— Конечно, лучше всего произвести вскрытіе, — добавилъ онъ. — Вскрытіе сразу дастъ полную картину.
— Вскрытіе? — Суриковъ поблѣднѣлъ. — Я не знаю… Безъ согласія отца… Невозможно.
— А гдѣ отецъ умершаго?
— Въ Женевѣ.
— Въ Женеву легко позвонить по телефону. Ну, впрочемъ, ваше дѣло. Въ такомъ случаѣ, я пока дамъ свидѣтельство. А если отецъ пожелаетъ, пошлите за мной. За тысячу франковъ будете знать все въ точности и спокойно его похороните.
Врачъ подошелъ къ столу, вырвалъ изъ своего блокнота листъ, досталъ изъ кармана стило, сталъ писать.
— Кстати, — прервавъ свою работу, спросилъ онъ Сурикова. — А ядъ могъ быть у него подъ рукой?
— Да. Онъ травилъ имъ крысъ. Показать вамъ?
— Нѣтъ, мерси. Значитъ, я напишу: отравленіе.
— Ну, а теперь мнѣ пора. — Рато вышелъ съ Викторомъ и Суриковымъ изъ подземелья, въ которомъ еще оставались докторъ и всѣ обитатели замка, включая Робера, который неизвѣстно какимъ образомъ узналъ о происшествіи. — Мсье Шоринъ, не откажите въ любезности вызвать по телефону автомобиль. А затѣмъ вы меня проводите въ городъ и покажете, гдѣ живетъ профессоръ Лунинъ.
— Слушаю.
Черезъ полчаса сыщикъ вытащилъ изъ своей комнаты одинъ изъ большихъ чемодановъ, самъ снесъ его въ автомобиль и сказалъ Сурикову, что завтра рано утромъ вернется.
Проводивъ Рато въ городъ, гдѣ сыщикъ снялъ для себя комнату въ отелѣ «Босежуръ», недалеко отъ виллы Лунина, Викторъ печально побрелъ назадъ къ замку. Все пережитое сегодня такъ подавило его, что онъ чувствовалъ себя совершенно разбитымъ. Насколько было бы легче, если бы Сергѣй умеръ просто такъ, безъ всей этой исторіи! А то къ тяжести потери друга примѣшивались еще — отвращеніе къ самому себѣ, ощущеніе раскаянія, боязнь подозрѣній относительно денегъ…
На минуту показалось заманчивымъ, приходившее уже раньше въ голову рѣшеніе — завтра же бросить все и уѣхать въ Лондонъ. Пусть не совсѣмъ благородно… Пусть малодушіе. Все равно. Но какъ уѣхать? Тогда-то подозрѣнія и окажутся наиболѣе вѣскими. Если бѣжалъ, значитъ, совѣсть нечиста. Очевидно, онъ и убилъ. Поѣздъ идетъ… А вдогонку телеграмма: «задержать» Въ вагонъ входятъ жандармы: «Вашъ документъ. Викторъ Шоринъ? Отлично. Васъ-то намъ и надо. Эй, надѣвайте на него наручники! Ну, бродяга, выходи! Поторапливайся!»
— Наташа?
Викторъ увидѣлъ вдали изящную фигуру дочери профессора. Наташа, очевидно, шла изъ аптеки, несла съ собой какой-то громоздкій пакетъ.
— Добрый день, Наталья Дмитріевна.
— Здравствуйте.
Несмотря на все умѣнье владѣть собой, Наташа казалась сильно разстроенной. Увидѣвъ Шорина, она нахмурилась, взглянула на него съ плохо скрываемой непріязнью.
— Я уже знаю о несчастьѣ, — холодно проговорила она. — Мнѣ только что сообщили, что Сергѣй умеръ.
— Да… А кто сообщилъ?
— Въ аптекѣ былъ докторъ Роже. Онъ недавно вернулся изъ замка.
Лунина говорила это какъ будто съ сожалѣніемъ. Но въ ея голосѣ чувствовалась какая-то сухость, отсутствіе искренняго участія.
— Въ такихъ случаяхъ я стѣсняюсь быть краснорѣчивымъ… Но вы представляете, что долженъ испытывать я, какъ другъ Сергѣя…
— Разумѣется. Всего хорошаго…
Шоринъ пошелъ дальше. Выйдя изъ города, онъ сѣлъ на берегу рѣки, печально посмотрѣлъ въ сторону замка. Вотъ, тропинка, по которой они вдвоемъ съ Сергѣемъ обычно ходили… Вотъ высокій утесъ вдали, съ котораго Наташа соскользнула на выступъ, перепугавъ своихъ спутниковъ. Какъ хо рошо, беззаботно было тогда, и какъ отвратительно, мрачно на душѣ теперь!
Часто останавливаясь въ пути, Викторъ, наконецъ, вернулся домой. Распоряженіе Николая Ивановича о переносѣ тѣла покойнаго въ замокъ уже было исполнено. Сергѣй лежалъ въ большой угловой комнатѣ, въ которой и раньше было мрачно отъ узкихъ оконъ, задѣланныхъ желѣзной рѣшеткой и отъ сводчатаго каменнаго потолка. Теперь же здѣсь было особенно жутко. Суриковъ по телефону заказалъ въ городѣ гробъ, который за время отсутствія Шорина уже успѣли доставить, и этотъ гробъ съ тѣломъ Сергѣя стоялъ на возвышеніи, покрытомъ чернымъ сукномъ. Вокругъ свѣшивались длинныя вѣтви вьющихся розъ, срѣзанныхъ Ольгой Петровной при помощи Бетси. На полу лежалъ огромный коверъ. Возлѣ гроба горѣли въ старинныхъ канделябрахъ свѣчи, которыя Николай Ивановичъ приказалъ принести сюда для большей торжественности.
До десяти часовъ вечера среди обитателей замка продолжалась мрачная суета. Горева трогательно украшала комнату; Бетси, на глазахъ которой не высыхали слезы, бѣгала взадъ и впередъ, исполняя приказанія госпожи; поваръ Томъ помогалъ Бетси, и даже старикъ Роберъ проявлялъ участіе въ бѣдѣ.
— Можетъ быть, завтра утромъ намъ все-таки протелефонировать въ Женеву? — спросила Сурикова Ольга Петровна, собираясь уже идти къ себѣ въ спальню.