— Да! — поднявъ голову, злобно отвѣтилъ вдругъ Томъ. — Да! Сахаръ, кофе, бутылки! А что-жъ такого? Вы, буржуи, можете наслаждаться жизнью, а я — не могу?
— Томъ! — поднявшись съ кресла, сурово произнесъ Вольскій. — Ступайте отсюда!
— И уйду! Довольно съ меня! Это не вашъ сахаръ, а сахаръ трудящихся, которые его производили! И вино тоже не ваше, а наше! И консервы не вы дѣлали, а мы, пролетаріи!
— Николай Ивановичъ, — обратился старикъ къ секретарю. — Попросите его выйти вонъ.
— Хорошо, Павелъ Андреевичъ. Сію минуту. Томъ, ступайте, голубчикъ….
Суриковъ покраснѣлъ, нерѣшительно приблизился къ Тому. Вмѣстѣ съ нимъ къ повару подошелъ и Рато. Испугавшись, какъ бы не произошло драки, Бетси испуганно вскрикнула и выбѣжала. Но Томъ сдержался. Злобно бормоча что-то про себя, онъ круто повернулся и, выйдя въ коридоръ, съ силой захлопнулъ за собой дверь.
— Ну, вотъ, — подойдя къ Вольскому, удовлетворенно проговорилъ сыщикъ. — Вы убѣдились на этомъ примѣрѣ, мсье, что мои записи совпадаютъ съ дѣйствительностью?
— Убѣдился. — Павелъ Андреевичъ со страдающимъ видомъ посмотрѣлъ на дверь, въ которую вышелъ поваръ. — Значитъ, что же… Этотъ Томъ и является убійцей? То-есть отравителемъ?
— Нѣтъ, не онъ.
— Какъ не онъ? Неужели разоблаченія еще не кончились?
— Нѣтъ. Самое главное разоблаченіе впереди. И такъ какъ оно болѣе отвѣтственно, то я позволю себѣ изложить его уже не на словахъ, а при помощи небольшого говорящаго фильма. Будьте добры спуститься въ столовую. Я сейчасъ подготовлюсь къ сеансу.
Между тѣмъ, внизу, въ столовой, Ольга Петровна, Жоржъ и Викторъ разспрашивали Сергѣя обо всемъ, что тотъ пережилъ за эти дни. Сергѣй смущенно отвѣчалъ на вопросы, боясь проговориться о встрѣчахъ съ Наташей въ подземельѣ, и въ свою очередь интересовался тѣмъ, что происходило ьъ замкѣ въ его отсутствіе, высказывая сожалѣнію по поводу того, что своей шуткой съ исчезновеніемъ принесъ столько непріятностей отцу. Конечно, о письмахъ бандитовъ и о пяти тысячахъ, согласно уговору съ Викторомъ, онъ не упоминалъ въ присутствіи Жоржа и Ольги Петровны.
Бесѣда прервалась съ появленіемъ Вольскаго, вошедшаго въ столовую въ сопровожденіи Рато я Сурикова. Николай Ивановичъ несъ какой-то длинный узкій свертокъ, Рато держалъ въ рукахъ ящичекъ съ прикрѣпленнымъ сверху о-парлеромъ, небольшой чемоданчикъ и нѣчто похожее не то на фонарь, не то на фотографическій аппаратъ.
— Молодые люди, — хмуро сказалъ Павелъ Андреевичъ, — простите, но для одного дѣла намъ сейчасъ понадобится столовая. Перейдите на полъ-часа куда-нибудь. Въ гостиную или въ холлъ.
— Пожалуйста, — весело проговорилъ Жоржъ, вставая съ мѣста.
— А я? — съ нѣкоторой обидой въ голосѣ спросилъ Викторъ, бросивъ любопытный взглядъ на аппараты Рато.
— И вы. Только прошу не уходить далеко. Ольга, ты куда?
— Я тоже ухожу. Вѣдь меня здѣсь принято не посвящать ни въ какія дѣла. — Голосъ Горевой дрогнулъ.
— Ахъ, Господи! — Павелъ Андреевичъ вздохнулъ. — Ольга, сядь, прошу. Повѣрь, я самъ меньше тебя разбираюсь во всемъ томъ, что дѣлается въ этомъ ужасномъ замкѣ. Ну, мсье Рато, кончайте ваши дѣла.
— Слушаю, мсье.
Сыщикъ осторожно заперъ на ключъ дверь, въ которую вышли молодые люди, взялъ изъ рукъ Сурикова свертокъ, который оказался небольшимъ полотнянымъ экраномъ, прибитымъ къ двумъ параллельнымъ деревяннымъ планкамъ, прикрѣпилъ этотъ экранъ къ свободной стѣнѣ, затѣмъ поставилъ на столъ ящичекъ, аппаратъ съ о-парлеромъ, протянулъ шнуръ провода къ штепселю электрическаго освѣщенія и при помощи особыхъ винтовъ придалъ аппарату на столѣ требуемое положеніе.
— Это что такое, Павелъ? — презрительно взглянувъ на экранъ, на которомъ появился ярко освѣщенный кругъ, спросила Ольга Петровна.
— Я бы самъ хотѣлъ знать, что это такое.
Вольскій съ недовольнымъ видомъ опустился въ кресло.
— Вотъ, уже кажется на фокусѣ, — удовлетворенно произнесъ Рато, щелкая выключателемъ аппарата и гася свѣтъ внутри фонаря. — Теперь можно приступить къ дѣлу.
Онъ сѣлъ на стулъ возлѣ аппарата и началъ, обернувшись въ сторону Павла Андреевича:
— Въ поискахъ лица, совершившаго покушеніе на жизнь вашего сына, мсье, мнѣ удалось установить слѣдующее: три дня тому назадъ кто-то изъ живущихъ въ замкѣ, прогуливаясь по верхней дорогѣ, замѣтилъ, какъ Викторъ Шоринъ пробрался въ находящіяся недалеко отъ входа въ подземелье заросли и что-то спряталъ возлѣ одного изъ кустовъ. Выждавъ, пока Шоринъ уйдетъ, это лицо спустилось туда, осмотрѣло кустъ и нашло жестяную коробку съ продовольствіемъ, которое Викторъ ежедневно приносилъ своему другу.
Черезъ два дня послѣ этого тотъ же самый неизвѣстный, оставивъ отъ завтрака кусокъ сладкаго пирога, вложилъ въ него значительную долю яда для уничтоженія крысъ, отнесъ въ заросли и положилъ въ жестянку.
— Какой ужасъ! — раздался у стола голосъ Ольги Петровны.
— Въ тотъ день Викторъ, какъ мнѣ удалось установить изъ допроса молодыхъ людей, въ жестянку ничего не клалъ, кромѣ письма. Однако, вашъ сынъ нашелъ тамъ кусокъ пирога, который, конечно, и съѣлъ. Теперь, спрашивается: кто же этотъ неизвѣстный, положившій пирогъ? Тщательно осмотрѣвъ ближайшіе кусты ежевики и слѣды вокругъ нихъ, я, къ счастью кое что обнаружилъ. Вотъ, между прочимъ, вопросъ, который мнѣ необходимо предложить госпожѣ Горевой: не пропалъ ли у васъ, мадамъ, изъ комнаты одинъ изъ тѣхъ башмаковъ, въ которыхъ вы обычно ходите на прогулку?
— Что? Башмакъ? — Ольга Петровна оживилась. — О, да. Я ищу его со вчерашняго дня.
— Онъ случайно оказался у меня, — сказалъ Рато, раскрывая чемоданчикъ и доставая оттуда туфлю американскаго образца съ широкимъ низкимъ каблукомъ. — Разрѣшите передать вамъ. А теперь, — обратился сыщикъ къ Вольскому, — извольте взглянуть вотъ на эту вѣточку съ куста ежевики, сорванную мною недалеко отъ мѣстонахожденія жестянки. Вы видите красную шерстяную нитку, прицѣнившуюся къ шипамъ?
Павелъ Андреевичъ хмуро взялъ вѣтку, взглянулъ на нее, отдалъ Рато.
— Вижу.
— Въ такомъ случаѣ, мадамъ Горева, будьте любезны показать намъ мотокъ нитокъ, изъ которыхъ вы вяжете светтеръ. Не безпокойтесь, я подойду самъ. Вы но находите, что эта нитка на вѣткѣ и ваши нитки вполнѣ совпадаютъ какъ по цвѣту, такъ и по качеству?
Рато подошелъ къ стулу, на которомъ лежалъ незаконченный светтеръ, взялъ его и направился къ Вольскому.
— Послушайте! — гнѣвно произнесла Ольга Петровна, протягивая руку къ светтеру. — Какъ вы смѣете? Вы что же? Думаете меня подозрѣвать? Павелъ!..
— Ольга, успокойся. — Старикъ растерянно посмотрѣлъ на сыщика. — Мсье Рато, къ чему все это?
— Я прошу васъ убѣдиться, что нитки одного и того же образца. Взгляните.
— Ну, да. Но что отсюда слѣдуетъ?
— Это оскорбленіе! — Кузина Вольскаго встала. Руки ея дрожали, лицо исказилось нервными судорогами возлѣ губъ. — Я тебя прошу меня защитить. Какой-то типъ… смѣетъ дѣлать гнусныя предположенія…
— Мадамъ, — холодно произнесъ Рато. — Я дѣйствую, какъ лицо, спеціально приглашенное для выясненія дѣла. Итакъ… Слѣдъ отъ башмака возлѣ куста ежевики и шерстяная нить убѣждаютъ меня въ томъ, что вы бывали въ заросляхъ, гдѣ находилась жестянка. Будьте добры отвѣтить: вы не видѣли, кто положилъ въ коробку кусокъ пирога?
— Кто? — Горева презрительно усмѣхнулась. — Хорошо, если настаиваете. Это была я. Я положила. Только, надѣюсь, всѣ повѣрятъ мнѣ, что пирогъ не былъ отравленъ!
— Такъ, — недовѣрчиво произнесъ Рато. — Хорошо. А почему все-таки вы положили пирогъ?
— Очень просто. Для шутки. Молодые люди ду-малн, что никто ни о чемъ не догадывается. А я случайно увидѣла, какъ Шоринъ спустился туда… И рѣшила удивить ихъ…
— Ну, вотъ. Очень вамъ благодаренъ. Вы видите, какъ все оказалось просто. А теперь еще одинъ вопросъ, послѣ котораго я освобожу васъ отъ непріятной бесѣды со мной. Будьте добры, скажите, мадамъ: о чемъ вы разговаривали съ вашимъ сыномъ вчера утромъ на площадкѣ, когда Николай Ивановичъ отправился искать ключъ?
Оскорбленная Ольга Петровна молча сдѣлала нѣсколько шаговъ по направленію къ двери. Сыщикъ загородилъ ей дорогу.
— Нѣтъ, вы мнѣ сначала отвѣтите, — повелительно произнесъ онъ.
— Что жъ это такое? Старую женщину… Истязать такъ…
Она безпомощно опустилась на стулъ, заплакала. Павелъ Андреевичъ закрылъ глаза. На лицѣ его выражалось искреннее страданіе.
— Вы оба сидѣли на скамейкѣ и бесѣдовали, — продолжалъ Рато. — Такъ вотъ скажите: о чемъ шла бесѣда?
— О чемъ… — Ольга Петровна подняла платокъ къ глазамъ. — Я не такъ молода, чтобы хвастать памятью. Я о многомъ могла говорить со своимъ сыномъ…
— Но все-таки. Вспомните начало разговора хотя бы.
— Я спрашивала… Какъ онъ ѣхалъ ночью… Удобно ли было спать…
— А еще?
— Еще… Спросила… какъ дѣла въ Парижѣ… Какъ служба. Сказала… что мнѣ жаль Сергѣя…
— Благодарю васъ. Это все?
— Все…
— Хорошо. А теперь… Николай Ивановичъ, будьте добры, вызовите сюда молодого Горева.
Пока Суриковъ искалъ Жоржа, въ столовой царило тягостное молчаніе. Рато стоялъ возлѣ дверей, Вольскій съ мрачнымъ видомъ застылъ въ креслѣ, кузина его сидѣла на стулѣ, время отъ времени нервно вздрагивая.
— Мсье Горевъ, — проговорилъ сыщикъ, когда Жоржъ явился въ столовую вмѣстѣ съ Суриковымъ. — Будьте добры присядьте и отвѣтьте мнѣ на кое-какіе вопросы. Я говорю съ вами въ качествѣ офиціальнаго сыщика. Скажите: когда вы пріѣхали въ замокъ и въ ожиданіи ключа отъ комнаты сидѣли съ вашей матушкой на скамейкѣ, о чемъ вы оба бесѣдовали?
— Съ мамой? — Жоржъ удивился. — Право, не помню.
Онъ бросилъ на мать тревожный взглядъ. Та сидѣла не двигаясь.
— А вы вспомните, будьте добры. О чемъ шла бесѣда?
— Я не старался запомнить. Спросилъ, кажется, о дядѣ. Гдѣ онъ… Мама сказала, что въ Женевѣ.
— А еще?
— Говорили о томъ, что было бы пріятно мнѣ провести здѣсь отпускъ, если бы не ужасная исторія съ Сергѣемъ. Затѣмъ о погодѣ… Много ли дождливыхъ дней…