Значит, он дома.
Пээтер обрадовался, отпер дверь своей квартиры и вошёл в переднюю.
Теперь надо действовать, и похитрее. Дверь лучше оставить приоткрытой, чтобы удобнее было наблюдать за квартирой соседей.
А не вызовет ли это подозрений? Вряд ли. Кому придёт охота обращать внимание на неплотно притворенную дверь? Что в этом удивительного?
Пээтер даже есть на кухне побоялся. Вытащил из духовки сковородку с картошкой, миску с мясом и быстренько вернулся в прихожую.
Куда всё это поставить?
На столик перед зеркалом. Точно!
Он оттолкнул локтем рукавицы, шарф и пеструю салфеточку, потом поставил миску на пол и вытащил из хозяйственной сумки матери лист газеты. Расстелил его на столике, — место для сковороды и миски было готово.
Теперь ещё слетать в кухню за ножом и вилкой. Хлеб тоже надо прихватить.
Где-то хлопнула дверь.
Пээтер прильнул глазами к щели в дверях, прислушался. Нет, на площадке лестницы всё спокойно.
Пээтер взял ещё бутылку молока в кладовке и торопливо начал есть.
Да, он станет караулить здесь, в прихожей, хоть весь вечер. Принесёт сюда и учебники. Чем тут плохо готовить уроки?..
Вдруг дверь квартиры Кангуров открылась.
Держа на вилке кусок мяса, Пээтер кинулся к щели.
Действительно, из соседней квартиры на площадку вышел сам Волли. В форменной школьной фуражке, в пальто, со свёртком под мышкой. И хоть верь, хоть нет, с таким таинственным выражением на лице, что… Он и дверь-то закрыл необыкновенно медленно и осторожно! Боится! Боится, вражий сын, нашуметь. Хочет ускользнуть потихоньку!
Сердце Пээтера начинает усиленно колотиться. Бум-бум-бум, — словно перед контрольной.
В довершение всего, мальчику кажется, что Волли даже ступает как-то особенно тихо. Почти неслышно спускается Кангур по лестнице.
Ну так и есть! Отправился по делам зелёных масок? Не упускать его!
Пээтер швыряет вилку с куском мяса на сковороду.
Вот мальчик уже возле вешалки, нахлобучивает шапку, суёт под мышку плащ, хватает со стола ключи.
Тихо-тихо щёлкает дверной замок.
Перегнувшись через перила, Пээтер видит, как Волли исчезает в подвале. Пээтер кубарем скатывается с лестницы и прячется за большим катком для белья возле входа в подвал.
Слышно, как Волли брякает какими-то дощечками. Затем шуршит бумага, скрипят ржавые петли дверей.
Идёт!
Пээтер выглядывает из своего укрытия. Волли проходит мимо в двух шагах. Пээтер замечает, что свёрток под мышкой у соседа стал заметно толще.
Поди знай, что у него там опять. Ведь у Кангуров стоит в подвале верстак. У Волли есть все условия тайком мастерить всякие штучки. Пээтер и сам не раз строгал и пилил на этом верстаке. Жадиной Волли не назовёшь. Что верно, то верно.
Когда шаги Волли затихают, Пээтер выскакивает из засады. Теперь — на двор, а оттуда — за ворота!
Впереди, на расстоянии нескольких десятков метров, подняв пакет на плечо, шагает Волли.
Ого! Оглянулся.
Голова Пээтера исчезает за столбом калитки.
«Нет, Волли, разумеется, не видел… Нос чего бы ему оглядываться? Не иначе, как боится, не следят ли за ним. Да-а! Теперь ты, браток, у меня в руках! Небось, сведёшь меня прямёхонько на главную квартиру зелёных масок!»
На улице довольно много прохожих. Можно идти за Волли без особых предосторожностей. Где уж ему в такой обстановке заметить Пээтера!
Мало-помалу Пээтер начинает понимать, что Волли держит путь к окраине города. Проходит ещё несколько минут, и в этом не остаётся никакого сомнения.
Так и есть, свернул на Таллинское шоссе. Небось, там, на каком-нибудь заросшем кустарником пастбище, и состоится тайное собрание зелёных масок.
Волли миновал последние постройки. Пээтер остановился в тени деревьев в конце улицы.
Ну как ты пойдёшь следом за Волли по совершенно открытой местности! Если он обернётся, — ты словно на ладони. Как быть? Да, делать нечего. Придётся прятаться в чахлом кустарничке, растущем вдоль шоссе…
Так они и двигаются: один — по дороге, второй — либо продираясь сквозь кустарник, либо, согнувшись в три погибели, по дну канавы. У одного — ноги чистые, у другого — по щиколотку в грязи. Идут километр, идут второй, идут ещё половину третьего.
Пээтер спотыкается о кочки и проклинает всё на свете, — чем дальше, тем ожесточённее.
Наконец-то!
Волли сворачивает к одному из хуторов. В то же время с другой стороны к хутору, пересекая поле, подходят ещё двое мальчиков.
Аг-га-а! Попались! Попались! Собираются!
Теперь надо ступать без единого шороха — точно настоящий индеец, ползти между кочками — словно змея!
Пээтер ложится на живот, судорожно цепляется руками за дёрн и отталкивается от земли носками ботинок.
Как трудно ползти по мокрой земле! Но ведь он будет вознаграждён!
Наконец Пээтер добирается до забора из штакетника и, спрятавшись за лопух, вытягивает шею.
Среди грязного двора стоит серый бревенчатый дом. Справа от него — то ли сарай, то ли амбар.
Пээтер осторожно поднимается на колени.
А собака? Ведь за городом в каждом доме есть шавка. Но здесь, к счастью, даже собачьей будки не видно.
С тихим скрипом открывается дверь дома. На крыльцо выходит Волли и с ним трое не знакомых Пээтеру мальчиков.
Скоро все четверо скрываются в сарае.
Теперь до слуха Пээтера доносится лишь неясный гул голосов.
Огибая двор, Пээтер быстро бежит вдоль длинного забора и перескакивает через него позади сарая. Ещё несколько осторожных шагов — и мальчик приник к дощатой стене.
Сердце Пээтера вот-вот выскочит из груди. Он старается дышать медленно и глубоко, — мальчик приготовился услышать нечто необыкновенное и таинственное.
— …Эти, покороче, с закруглённым концом, вот сюда, на край, — говорит Волли. Его голос уже начинает ломаться и резко выделяется среди голосов других мальчиков.
— Ага, — произносит кто-то в знак того, что всё понял. — Остальные я сам сделаю.
— Ого! Отменная полка для цветов получится! — радостно восклицает звонкий голосок. — Наш класс станет самым нарядным!
— А здесь чертежи, — продолжал Волли. — Вы разберётесь в них?
— Небось, разберёмся. Хорошо, что ты сделал полукруглые детали. У меня нет узкой пилы. Была, да сломал нечаянно.
— Я сразу подумал, что у тебя найдётся…
Приникший к стене сарая, Пээтер тихонько встаёт. Согнувшись, продирается он сквозь кусты чёрной смородины. Высохшие листья царапают ему щёки, одна из веток больно ударила по лицу. Но мальчик ничего не замечает.
Вот на его пути возник забор, — Пээтер перескакивает через него.
Вот хлестнула по голым рукам крапива, — он лишь лизнул языком обожжённое место и пошёл дальше. Напрямик, по бескрайнему колючему жнивью.
Сорвалось! Как последний дурак продирался он, преследуя Волли, сквозь кустарник, месил грязь в канавах. И для чего?!
О-ох… Чёрт бы побрал всю эту историю! Почему его вечно преследуют неудачи? Но нет, он и не подумает сдаваться! Зелёные маски надо вытащить на свет божий. Непременно!
Кое-как проковыляв через поле, Пээтер выбирается на шоссе.
Теперь смеха ради можно бы потренироваться. Тогда вечер будет не совсем потерян. Тренер по боксу то и дело твердит: бегайте, бегайте, это, дескать, развивает выносливость.
И мальчик действительно возвращается в город бегом.
Добежав до выложенного известковыми плитами тротуара, Пээтер вспоминает, что надо зайти в детский сад за Вийве. Сейчас, кажется, самое время.
Так оно и есть — сестрёнка ждёт его. Раз — два — три — и она уже одета; брат и сестра вприпрыжку спускаются по лестнице детского сада.
Вскоре застывшая ручонка Вийве всовывается в руку Пээтера — погреться.
Он улыбается и выжидательно смотрит на идущую рядом с ним девочку в красной шапочке с помпоном. Что за новость вертится сегодня у сестрёнки на язычке? Обычно часть пути они проходят молча.
Вийве словно перебирает в мыслях события дня. Словно бы выискивает среди них самые значительные. Такие, о которых стоит рассказать старшему брату.
На этот раз Вийве особенно долго не произносит ни слова. То ли прошедший день был слишком беден событиями, то ли, наоборот, настолько богат, что ей трудно определить наиболее важные, — кто знает.
Брат и сестра проходят мимо красного кирпичного здания 2-й средней школы. Вскоре остаётся позади и Дом пионеров. Теперь недалеко до городского парка. В конце улицы уже ясно видна тёмно-зелёная стена елей, зубчатый гребень которой тихо покачивается на ветру.
Пээтер чувствует, как Вийве сдавила его пальцы. Это вступление. Сейчас начнётся главное…
На брата снизу вверх смотрят два голубых глаза, щёки у девочки порозовели, из-под шапочки выбились тёмные пряди волос.
Сегодня лицо у Вийве озабоченное, на нём нет и следа обычной для неё радостной улыбки.
— Юло говорит, будто ты навредил цветам и деревьям, и птицам. А я сказала, что он врёт, что это неправда. Но Юло начал кричать так, чтобы все слышали. И… и тогда я ударила его ведёрком для песка. Ведёрко совсем сплющилось. А тётя Марта поставила меня в угол. Но я нисколечко не плакала. Чтобы Юло не радовался. Зачем он на тебя наговаривает… Правда ведь, Пээду?
Вероятно, впервые в жизни старший брат не знает, как ответить на вопрос сестрёнки. Он не может сказать ни да, ни нет.
— И тогда, — быстро продолжает Вийве, — у тебя был бы такой знак… По этому знаку все узнают тех, кто сделал вред цветам. Но ведь у тебя нигде нет никакого знака! Ведь нет? Юло сказал неправду. Верно ведь, Пээду?
Под ногами заскрипел смешанный с гравием песок. Они вышли на липовую аллею. Это самая старая и самая красивая часть парка. По обе стороны дорожки, словно на страже, стоят деревья-великаны с толстыми стволами и с развесистыми, уже пожелтевшими кронами. Как много пчёл жужжит тут в пору цветения!
— Верно ведь, Пээду? — повторяет свой вопрос Вийве и дёргает брата за рукав.
Что ответить? Соврать, — мол, такого знака у него, разумеется, нет? Или… если бы можно было объяснить, что всё это…