— Отвезти ее в лес к партизанам!
И вот один из мужчин запряг коня, положил на подводу сена и этим сеном прикрыл Соню. Хозяйка дала ей старый полушубок, мужчины посоветовали, куда везти. Однако Соня Рабинович, измученная, больная женщина, не доехала до партизан. Человек, который вез ее, решил иначе — сдал ее в руки гитлеровцев.
— Мы узнали об этом в тот же вечер. К нам в отряд пришел из Миханович юноша и предупредил, чтобы мы вышли на дорогу и подобрали эту женщину. Трое из нас пошли, ждали на дороге до утра, но никого не было. Позднее мы узнали, что гитлеровцы повесили Соню Рабинович, как повесили многих. Человек, который отдал в руки врага несчастную жертву, был...
— Папа! — истерически крикнула Агата, и этот крик резкой болыо отозвался в сердцах.
Уезжая, Харченко сказал Чернушевичу:
— Ну как, лейтенант? И теперь трудно согласиться? Подумай, проанализируй, сделай вывод.
«Ой, гады! Гады! — Эти слова сверлили мозг, от них никак нельзя было отделаться. — Мы били фашистскую нечисть, жертвовали жизнью, а тут... они...» Слова нужные терялись, невозможно было точно сформулировать то, что подсказывало чувство. И он все шептал:
— Гады... Гады!
Он бродил по полям, сидел над рекой, но в село не шел: боялся встречи с людьми. А ночь, духмяная, голубая, звездная, раскинулась над землей. И все вокруг молчало — и ночь, и поля, и соловей...
— Жизнь! — сказал Харченко и широко повел правой рукой, будто ощущая эту самую жизнь.
Надо идти... Куда? Ясно, что в хату тестя идти невозможно. Там... Агата там! Она ничего этого не знала? Подумать, проанализировать, сделать выводы... Чернушевич тихо шел по улице. Везде было темно. Только в окнах Ганниной хаты было светло. И вспомнил Юрка, как звал старую Харченко, как и он называл ее — мать! Он остановился перед освещенным окном и увидел Федора. Тот был теперь перед ним, как на экране. И тут же отметил — как изменился, повзрослел человек. Федор сидел за столом над бумагами. На большом листе подсыхали краски заголовка стенной газеты. В пальцах Федор держал маленький кирпичик краски и рассматривал ее. И потому, что все это было так похоже на их первую встречу, Чернушевич вспомнил разговор про филанта... «Зайти?» Он стукнул в окно, и Федор, прикрыв ладонью лампу, стал всматриваться в синюю тьму окна...
— Кто там? — спросил Федор.
Тереховичи
26 сентября 1947 г.