- Не плавда! - с негодованием воскликнул поросёнок. - Чёлный дядя кот не виноват! Это Валела начал! Он хотел всем доказать, что мы - мужчины.
- Ах, опять Валера! - оскалил зубы пёс. - Вчера ты пытался обмануть нас своим дурацким говорящим мешком, ночью хотел обворовать меня, а сейчас драку затеял!
Валерка задёргался и зашипел.
- В нашем городе запрещены обманы, драки и воровство. Кто нарушит этот закон, должен немедленно покинуть город!
- Что же у вас тогда можно, если ничего нельзя?! Так со скуки подохнешь! - вырвался Валерка. - Опусти на землю, на землю опусти, говорю! Больно ведь! - И, встав в гордую позу, Валерка крикнул: - Жалкие мышеловки и костоеды! Я вас презираю!
- Ах, вот как?! - страшным голосом сказал пёс и скомандовал всем: - Приготовили-и-сь! РАЗ! ДВА!! ТРИ!!!
И вся толпа оглушительно, так что умолк патефон, рявкнула:
- БРЫСЬ!!!
Валерка высоко подпрыгнул и понёсся вон из города и бежал до тех пор, пока в ушах не перестало звенеть и больно колоться это противное «брысь».
Если бы вы на следующий день вышли из Пропасика и #8232; пошли по пыльной дороге, то у заброшенного колодца, в котором жила жаба Афродита, наткнулись на Валерку. Он лежал в тени и сквозь коричневое бутылочное стекло насупившись смотрел на солнце и страдал.
Никогда ещё Валерку так не унижали. Никогда его при всех кошках не поднимали за загривок и не отчитывали, как сопливого котёнка. Один только раз, но очень давно, когда он съел канарейку, мешавшую ему спать, хозяйка схватила его за шиворот и стала больно тыкать носом о пустую клетку. Как будто канарейка вылетела бы от этого у него из живота!
Этого позора никто не видел, но гордый Валерка смертельно обиделся, удрал из дома и стал бродягой.
Но вот чтоб так, при всех, за шиворот…
Валерка засопел и с негодованием громко застучал хвостом по пыльной дороге.
Жаба Афродита на всякий случай нырнула на дно и закопалась в тине.
«И чего я связался с этим пластилиновым недотёпой? - раздражённо думал кот, разглядывая через стёклышко небо, солнце и свою исцарапанную лапу. - Попался бы он мне сейчас, я б ему его дурацкую пуговицу выкрутил!»
Валерка отвёл лапу со стёклышком в сторону и увидел сквозь него стоящего неподалёку под пыльным лопухом… зелёного поросёнка!
- Здлавствуй, Валелик, - сказал поросёнок и робко вильнул хвостиком.
- Это вы мне? - притворно удивился Валерка. - Извините, я вас не знаю.
- Это же я, Паша! С пуговицей в носу!
- У меня был недавно один знакомый зелёный поросёнок с таким же вот недоразумением вместо носа. Но вы же, извиняюсь, коричневый! - И Валерка, прищурившись, посмотрел на Пашу через коричневое стёклышко, как через лорнет. - Должен вам сказать, - доверительно продолжал Валерка, - что такого дурака, как тот поросёнок, ещё не было на свете. Он первый и последний. Поверите ли, недавно, во время моего концерта, я из-за него так получил по уху, что…
- Но я же не зна…
- Вы что-то сказали? - встрепенулся кот. - Нет? Тогда я продолжаю. На следующую ночь из-за него меня, как рваную галошу, вышвырнули из окна!
- Но я же не налоч…
- Вы опять что-то сказали? - уставившись на поросёнка сквозь «лорнет», сурово спросил кот. Хвост его при этом бешено колотился по земле.
Всплывшая в колодце любопытная Афродита от страха камнем пошла на дно.
- И вот наконец, мой дорогой незнакомец, сегодня ночью из-за этого правдолюбца, - кот указал лапой на Пашу, - меня, благородного сибирского кота, берут при всех за шиворот и с позором выгоняют из города!.. Что бы вы мне посоветовали сделать, если бы вместо вас здесь стоял он? - надвигался на бедного поросёнка кот. Спина у него изогнулась, глаза сверкали, когти торчали кинжалами.
- Я бы его за это… убил, - прошептал поросёнок и закрыл глаза.
Валерка ждал, что Паша будет рыдать, кататься у него в ногах и молить о прощении, что он, испугавшись, убежит, наконец! Но такого он не ожидал.
Он постоял в нерешительности над зажмурившимся поросёнком и сказал:
- Нет! Я тебя не убью, а сделаю вот что. А ну-ка, как там? РАЗ! ДВА!! ТРИ!!! БРЫ-Ы-Ы-СЬ!!!!! - взвизгнул он жутким голосом и пронзительно свистнул.
Паша часто-часто заморгал, и из глаз у него покатились крупные слёзы.
- Я д-д-думал, т-т-ты д-д-доблый, - обливаясь слезами, шептал несчастный поросёнок, - а т-т-ты…
Он низко опустил голову, отчего слёзы маленькими зелёными виноградинками посыпались в пыль, и побрёл по дороге, ведущей неизвестно куда…
Глава вторая
ПЛАСТИЛОНИЯ
«ВХОД ВОСПРЕЩЁН!»
Итак, оставляя в пыли глубокие ямки от падающих слёз, повесив голову, брёл неизвестно куда несчастный поросёнок.
Нет на свете потери горше, чем потеря друга!
«Тепель я самый одинокий в миле полосёнок», - горестно подумал Паша.
Страшно, когда во всём огромном мире нет ни одного, даже самого маленького, живого существа, которому ты был бы нужен.
От этой ужасной мысли поросёнок встал как вкопанный и долго стоял, уставившись в одну точку.
Назойливые мухи облепили его нагретую на солнце спину и больно кусались.
- Ведь живьём сожлут! - ужаснулся поросёнок и затрусил в тень какого-то большого щита, врытого возле дороги.
А когда уходящее солнце малиновым светом озарило щит, поросёнок поднял голову и…
Бедный зелёный поросёнок! Зачем пошёл ты по этой дороге? Зачем убежал от мух именно под этот щит? Жить бы тебе долго и беспечно, а теперь вся твоя коротенькая жизнь круто изменится.
Но делать нечего. Поросёнок уже задрал голову и увидел на чёрном щите таинственно мерцающие знаки.
- СТОЙ! ВП-ПЕЛЕДИ П-П-ПЛАСТИЛОНИЯ. ВХОД В-ВОСПЛЕЩЁН! - запинаясь, прочитал поросёнок и тревожно оглянулся.
Мгновенно, как бывает, когда в комнате выключат свет, наступила ночь. Всё живое на земле притихло и затаилось. Только серебряные знаки, будто написанные прямо на чёрном небе, холодно сверкали в кромешной тьме.
Сам не зная отчего, Паша мелко задрожал. Он был маленьким и боялся всего неизвестного.
Вдруг из травы, задев поросёнка холодной лапой, выпрыгнуло что-то мокрое и пучеглазое.
- Кала-у-у-ул! - в ужасе закричал поросёнок и сломя голову, не разбирая дороги, помчался прочь.
Всю ночь, спотыкаясь и падая, продирался поросёнок сквозь высокую, больно режущую траву. Только на рассвете, мокрый и холодный от росы, он остановился у мрачной приземистой крепости.
- Пластилония! - прошептал тяжело дышавший Паша. - Вход восплещён!
Из чёрной пластилиновой стены, окружавшей крепость, торчали острые, как бритва, стёкла.
- Где же тут вход? Не пелелетают же они челез стену? А вдлуг они и вплавду летающие? А-а-а вдлуг… они едят пластилин? А-а вдлуг они меня… будут встлечать? Надо им чего-нибудь подалить. Может быть, цветы?
Поросёнок медленно шёл вдоль страшной стены и рвал маленькие голубые незабудки. Во все стороны от него, громко треща, разлетались кузнечики, носились зеленоглазые стрекозы. И тут за колючим кустом шиповника Паша увидел вход в туннель. Он набрал побольше воздуха, осторожно всунул голову в туннель и крикнул в темноту:
- Хлю-у-у-у!..
- Ж-ж-з-з-з!.. - пронзительно завизжало в ответ.
Паша испуганно отскочил и спрятался под листом подорожника.
Но вперёд, вперёд, поросёнок!
Паша тяжело вздохнул, выставил перед собой букет, как щит, обмер и вошёл в туннель.
Исчез солнечный свет, стало темно и душно.
Затаив дыхание, поросёнок медленно шёл вперёд, пока не увидел прямо перед собой огромную, широко разинутую ЖЕЛЕЗНУЮ ЧЕЛЮСТЬ.
Зубы Челюсти зловеще поблёскивали в темноте, и было совершенно ясно, что она перекусит пополам любого, кто попытается пройти в город.
«А как же они сами, эти - как их? - пластилоны, плоходят?» - с опаской поглядывая на Челюсть, думал поросёнок и вдруг увидел на земле длинную толстую палку. С большим трудом поросёнок подсунул её под верхние зубы Челюсти.
Челюсть резко дёрнулась, вонзилась одним зубом в палку и замерла.
- Ну, как? Не жмёт? - весело крикнул поросёнок.
Челюсть злобно взвизгнула.
- Тепель делаем лазбег побольше, - пятясь, бормотал поросёнок и, разогнавшись, пулей пролетел между страшными зубами.
Уже далеко в туннеле он услышал за собой оглушительный грохот. Это Челюсть сломала палку и с силой захлопнулась.
Испуганный поросёнок пронёсся через туннель, выскочил на горбатую пластилиновую площадь и здесь остановился.
Никого! Мёртвая тишина встретила поросёнка.
Несмотря на солнечное утро, в Пластилонии, под чёрным пологом, закрывавшим всю страну, царил полумрак. Воздух был такой тяжёлый, что Пашины цветы прямо на глазах завяли и безжизненно повисли вниз головками.
«Темно, как под кловатью, - подумал Паша, - и туфлями пахнет».
Вдруг кто-то сверху громко и удивлённо сказал:
- Тик-так! Тик-так!
Поросёнок задрал голову и увидел над выходом большие, до самого чёрного полога, часы. Под стрелками, в специальной люлечке, сидел, свесив коротенькие ножки, маленький оранжевый человечек.
- Каляка-маляка? Тик-так, - с любопытством разглядывая поросёнка, спросил человечек.
- Каляка-маляка, - на всякий случай ответил поросёнок, думая, что здесь так здороваются.
Человечек подпрыгнул от радости, отчего люлечка закачалась, как маятник.
- Эсперанто говорильо? Тик-так.
- Эспеланто гололи… говоли… Да не выговаливаю я эту букву! - обиделся поросёнок. Он очень стеснялся своего недостатка.
- Э-э-э… - разочарованно протянул человечек. - Так вы, тик-так, говорите по-нашему? А я думал, тик-так, что вы иностранец…
- А зачем вы всё влемя тикаете?
- А как же? По-вашему, часы сами, что ли, тикать будут? Тик-так.
- А стлелки вы тоже сами клутите?
- Как?! - вскрикнул тикающий человечек. - Они крутиться должны? Тик-так. Меня же теперь расплющат! Ик-ик!