Зелёный шум — страница 8 из 21

Как-то раз, встав позже обычного, я вышел во двор и увидел там группу ребятишек. Они только что принесли полное ведро живых раков.

— Вот это добыча! — воскликнул я, подходя к ребятам. — Где наловили?

— На речке, — бойко ответил Стасик, сынишка моего хозяина.

— Любопытно! А чем ловили? Руками?

— Зачем руками. У нас рачница есть. Вон у сарая.

Я увидел нехитрую ловушку: железный обруч от бочки, на него натянута металлическая сетка с мелкой ячеёй. Обруч длинными верёвками прикреплен к палке — видимо, старому удилищу с обломанным концом, — вот и всё.

— Мы раков помногу ловим, — сказал Стасик. — Папка их любит. А интересно ловить: вытащишь рачницу из воды, а раки-то ползают, ползают. И всё — назад. С перепугу хвостами хлопают. Чуть зазеваешься — рак клешнёй за палец — раз! Больно. Вот, поглядите, какие у них клешни.

Мальчик ловко вытащил из ведра крупного грязно-серого рака и, держа за спинку, показал мне. Рак шевелил длинными тонкими усами, устрашающе двигал клешнями, сжимая и разжимая их, стриг, словно ножницами, воздух. Я нарочно изобразил на лице испуг и по пятился, а ребята рассмеялись.

— Послушайте, возьмите и меня, когда опять пойдёте раков ловить!

— Это Колькина рачница, — неопределённо ответил Стасик.

Коля, приятель Стасика, быстро взглянул на меня. Гордый тем, что решение вопроса зависит от него, он солидно кашлянул и сказал:

— Взять, конечно, можно… Только вставать надо рано. Поутру лучше всего раки ловятся.

— У меня будильник есть, — успокоил я. — Не просплю.

— Да мы разбудим и так. Вот Стаська в окошко брякнет и выходите.

— Отлично! Когда отправимся?

Теперь Коля посмотрел на Стасика: когда?

— А что откладывать, завтра и пойдём, — ответил тот.

Я искренне поблагодарил ребят. В самом деле, охотился много, ещё больше рыбачил, а вот раков ловить не приходилось.

Вечером спать лёг пораньше. Разбудил меня лёгкий стук в окно. На небе ещё сверкали редкие звезды, но восток уже чуть побледнел. К стеклу прилипла мальчишечья физиономия. Стук повторился.

— Иду, иду.

Известно, летом светает быстро, и я торопился. Сунул в карман несколько бутербродов, захватил фотоаппарат и вышел во двор. Стасик и Коля ждали у калитки. Один держал рачницу, другой — ведро. Мы зашагали к реке. Где-то на краю деревни глухо шумел мотор автомашины. Слышался звон бидонов, доярки готовились ехать на ферму. Поёживаясь от лёгкого утреннего холодка, мы прибавили шагу. Вот и деревня осталась позади. Теперь надо миновать картофельное поле, а там и река.

Бледная полоска рассвета ширилась, меняла цвет, всё более розовея. Река ещё спала. В тихой воде дрожали отражения угасающих звёзд. Слышались редкие всплески — то играла рыба. Где-то близко в траве скрипел коростель.

Стасик, посовещавшись с другом, отошёл по берегу шагов на двадцать и остановился у обрыва, покрытого пышными ракитовыми кустами. Осмотревшись, подозвал нас.

— Тут раков много, — уверенно сказал он. — Под обрывом у них норы. Колька, давай рачницу.

Ребята присели над ловушкой. Один распутывал верёвки, другой привязывал к сетке кусок мяса. Я помогал. Потом Стасик подошёл к самому обрыву и тихо опустил снасть в воду, а палку придавил камнями. Мы уселись на влажную от росы траву.

— Долго ждать?

— Да не-е, минут пятнадцать. Надо, чтоб раки нашли приманку и собрались побольше.

— Жаль, удочки не взяли. Порыбачить бы. Утро-то какое славное. И рыба всё время плещет.

— Это чебаки, — отозвался Коля. — Есть тут и язи, и окуни.

Разговаривая, мы всё время отгоняли нудных комаров. То и дело слышались хлопки.

— А что, ребята, не развести ли костёр? И согреемся, и комаров дымом отгоним.

Предложение было принято, и скоро на берегу разгорался, потрескивая, костёр. Сизый дым, завиваясь, потянулся к воде. Уже рассвело.

Но вот Стасик поднялся. Он сразу стал серьёзным. Мы тихо последовали за ним, как будто раки могли услышать. Ведь они там, в воде, и звук до них вряд ли доходит. И не такие уж они пугливые, чтобы из-за шума оставить лакомую приманку. Это не рыбы. Но мы всё-таки старались не шуметь и громко не разговаривать: а вдруг испортим всё дело?

Стасик покрепче ухватился за палку и, не мешкая, ловко вытянул из воды ловушку. Первое, что я увидел, была серая живая масса, густо облепившая приманку. Улов получился богатый. Оказавшись на берегу, раки стали поспешно расползаться, а мы втроём ловили их и бросали в ведро. Работа была весёлая.

— Ого, какой попался! — обрадованно крикнул Коля, показывая очень крупного рака. — Генерал!

— А вот малютка! — Стасик держал на ладони серо-розового рачка не более трех-четырех сантиметров в длину. — Его надо отпустить, пускай подрастёт.

Были среди раков и калеки: с одной клешнёй, с обломанными или изуродованными. Увечья они получили в сражениях с другими раками или защищаясь от нападения крупных рыб.

Поправив приманку, Стасик снова опустил раколовку в реку и вернулся к нам. Разговор, естественно, пошёл о раках. Я постарался припомнить и рассказать ребятам всё, что знал о них.

— В ноябре, когда вода уже холодная и даже начинает покрываться льдом, самка откладывает яички и прикрепляет их к брюшным ножкам особой клейкой массой. Только через полгода из яичек выходят рачки Они очень маленькие, не больше муравья. В первые дни жизни рачки держатся на брюшных ножках матери, а после первой линьки роют себе норки и начинают жить самостоятельно. Растут рачки очень медленно: только через пять лет достигают двадцати, иногда и больше, сантиметров в длину, и набирают вес примерно граммов сто. Каждый год в июне рак сбрасывает панцирь. Причем в первый год он линяет восемь раз, во второй и в третий — всего два, а затем уже по одному разу в год Сбросив хитиновый панцирь — свою надёжную броневую оболочку, рак становится совершенно беспомощным. Вот поэтому он прячется в норе и сидит там до тех пор, пока не покроется новым панцирем, да надо ещё, чтобы этот панцирь достаточно отвердел. Время линьки — самая трудная и опасная пора в жизни рака. Всегда есть много охотников, особенно среди хищных рыб, полакомиться линючим раком. Он — отличная насадка на крючок рыболова.

— Папка говорил, — сказал Стасик, — днём раки плохо ловятся, потому что сидят в норах или под камнями, а вечером и ночью бродят по дну, ищут добычу.

— Да, это так. Чаще всего добычей им служат насекомые и мелкие рыбки. На зиму раки уходят на глубину и до весны не покидают своих убежищ.

— И ещё папка говорил, что раки хорошо ловятся только в те месяцы, в названии которых нет буквы «р»…

— Постой-ка, значит, в мае, июне, июле и августе? Так?

— Та-ак, — не очень уверенно согласился мальчик.

— Интересно. Обязательно проверю.

Впоследствии я это проверил, и народная примета оказалась верной. В другие месяцы — с буквой «р» — раки или совсем не ловились, или ловились плохо. По-моему, это совпадает с состоянием воды. Начиная с сентября, вода холодеет, что сказывается на поведении раков, они мало бродят по дну, а значит, и редко попадаются.

Из-за дальней кромки леса брызнули первые лучи, солнца. Над рекой то и дело проносились чайки, с криком летали ласточки-береговушки. Река сверкала. Все чаще раздавались всплески играющей рыбы. До чего же хорошо в ранние утренние часы у реки!

СЛЕПОЙ ЗАЯЦ

В конце октября я охотился на зайцев. В нескольких километрах от Челябинска было поле, засаженное капустой. Принадлежало оно Митрофановскому совхозу. Капусту, конечно, давно убрали, но местами на поле ещё лежали ворохи зелёного капустного листа, кочерыжки. Сюда часто забегали зайцы. Однако я вдоль и поперёк прошёл поле, а ни одного косого не встретил. Немного передохнув, пошёл в лес. Может, там встречу зайчишек.

Берёзы стояли совсем голые, только кое-где на ветках ещё виднелись редкие свернувшиеся листочки. В лесу стояла мёртвая тишина, изредка нарушаемая звонким криком синицы. Со мной была молодая гончая костромской породы — Флейта. Собака ещё не опытная, но зато работала, как говорят, с огоньком.

К моему удивлению. Флейта быстро напала в лесу на заячий след и погнала. Голос она подавала часто, так что я не терял направления гона. Возле кривой берёзки на просеке недалеко от дороги я остановился и приготовился. Косой выскочил там, где я и предполагал. После выстрела он кубарем скатился в ложбинку. Это был крупный беляк, уже наполовину перелинявший. Подбежала Флейта, получила традиционную награду за труды — заячьи лапки, называемые у охотников пазанками, — в один миг с ними расправилась, облизнулась и, помахивая хвостом, посмотрела на меня: дескать, нечего стоять, давай искать других зайцев.

А я не спешил. Есть один заяц, и довольно. Но и уходить из леса так рано не хотелось. Я с наслаждением закурил и не спеша отправился дальше. Скоро собака отыскала новый след и, заливаясь звонким лаем, убежала поднимать косого. Заметив направление, в котором скрылась Флейта, я пошёл напрямик через болотце. Воды в болотце почти не было, а идти по мягкой траве, конечно, удобнее, чем пробираться сквозь кусты и деревья.

День выдался тихий. Всё небо затянули серые облака, и ни один солнечный луч не мот пробить их толщу. Иногда в воздухе мелькали редкие снежинки — первая повестка приближающейся зимы. Снежинки таяли, не успев опуститься на землю.

Не прошёл я и сотни метров, как трава впереди зашевелилась, из-за кочки выскочил заяц и неуклюже запрыгал от меня. Ружьё словно само подскочило к плечу, мушка уже ощупывала фигурку зверька. Но… что такое? Заяц, делая странные прыжки, с разгону ударился о пенёк и остановился. Я бросился к нему.

С зайцем творилось что-то неладное. При моём приближении он заметался в кустах и сам угодил мне в руки. Прижав к себе косого обеими руками, я сел на первую попавшуюся кочку и осмотрел своего пленника. Теперь понятно, почему он так необычно вёл себя. Заяц оказался слепым! Веки обоих глаз были словно склеены. Какие-то мелкие насекомые копошились на них. Беляк был очень худой, видимо, ослеп он давно, и жизнь ему давалась трудно.