— А что еще известно о Гардинге?
— Ничего, кроме того что он имеет отношение к делу об убийстве Миллинборна. Но об этом известно и вам, — добавил Китсон.
— Белл должен раскрыть нам свои карты, — продолжал Мак‑Нортон. — Быть может, и мы сможем сообщить ему что‑нибудь новое, чего он не знает, например о том, что Гардинг ведет очень обширную и дорогую телеграфную переписку со всеми частями света. А теперь нам известна и эта краковская история.
Китсон с удивлением выслушал повествование Мак‑Нортона о том, что произошло в Галиции.
— Но это же совершенно невозможно, — заметил он. — Это совершенно невозможно. Каков бы ни был урожай, цены на зерно не могут подняться так высоко. Очевидно, ваш галичанин перед смертью бредил.
— Будем надеяться, что это так, — улыбнулся Мак‑Нортон. — Но одно надо считать установленным: Гардинг ведет телеграфную переписку со всем миром. А теперь я должен разыскать Белла.
Однако все попытки найти Белла оказались безуспешными. Друзьям не удалось застать его дома. Мак‑Нортон решил попытать счастья в другом месте. Он направился в контору Понсонби и прошел в кабинет мистера Уайта.
Этот исполненный сознанием своего достоинства господин, увидев полицейского инспектора, побледнел и утратил дар речи. Мак‑Нортон заметил эти симптомы поведения уличенного преступника и задумался над тем, насколько этот господин посвящен в замыслы Гардинга.
— А‑а-а… мистер Мак‑Нортон, — пролепетал дрожащий директор фирмы. — Прошу вас присесть. Чем обязан чести вашего посещения?
— Решил проведать вас, — добродушно ответил ему Мак‑Нортон. — Вы больше не обнаруживали пропажи заказных писем?
Обескураженный Уайт рухнул в кресло.
— Да, то есть нет, — сказал он. — Нет, нет. Право, это очень любезно с вашей стороны, что вы проявляете интерес к этому делу, господин инспектор.
— Старший инспектор, — с достоинством поправил его Мак‑Нортон.
— О, прошу извинить меня, господин старший инспектор, — поспешил добавить Уайт. — Нет, нет, — письма больше не пропадали.
— А как поживает ваш друг Гардинг?
Уайт смущенно заерзал на стуле.
— Мистер Гардинг… вовсе мне не друг, — сказал он. — Это лишь деловое знакомство. Только деловое знакомство.
Уайт сильно изменился со времени их последней встречи. Лицо его осунулось, он постарел, мешки под глазами свидетельствовали о большой усталости.
— Он, по‑видимому, прошел огонь и воду, — заметил Мак‑Нортон. — А вы изволите принимать участие в его предприятиях?
— Только в одном, — возразил Уайт. — Честное слово, я бы желал… — он запнулся на полуслове.
— Чтобы этого не было? Не так ли?
Уайт снова заерзал на стуле.
— Доктор Гардинг очень умен, — сказал он. — У него большие финансовые проекты, и он меня заинтересовал ими. И только. Я вложил деньги в… в его синдикат, разумеется, не имея никакого понятия о том, какого рода дело он проектирует.
— Вы настолько доверчивы?
— О да! В делах я сущий ребенок, — ответил Уайт, и поспешил добавить: — Разумеется, за пределами того, что имеет непосредственное отношение к делам фирмы Понсонби. Моя фирма — одна из образцовейших фирм Лондона, и наш баланс мог бы служить примером для всех остальных фирм.
— Об этом я уже слышал, — сухо заметил полицейский. — Скажите, а в чем заключается план Гардинга?
Уайт пожал плечами.
— Не имею ни малейшего понятия. Признаюсь, это глупо с моей стороны, но я верю в деловой гений доктора настолько, что не считаю нужным осведомляться у него о чем‑либо. Он пришел ко мне и сказал: «Милый Уайт, я бы хотел, чтобы вы вложили в мой синдикат несколько тысчонок». И я ответил ему: «Дорогой доктор, пожалуйста, вот вам чек; не затрудняйте меня подробностями и ограничьтесь своевременной присылкой дивидендов». Вот и все. Ха‑ха‑ха!
Смех его прозвучал натянуто и фальшиво.
— Вы вложили в его предприятие круглую сумму — сорок тысяч фунтов, — заявил инспектор.
— Сорок тысяч? — вскричал Уайт. — Откуда это вам известно?
— Вы вложили сорок тысяч футов, — продолжал инспектор, не считая нужным ответить на вопрос Уайта, — и не потрудились даже выяснить, какие цели преследует синдикат. Я обращаюсь к вам не как полицейский, а как ваш друг, — продолжал он, и Уайт не смог скрыть облегчения, вызванного этими словами.
— Я всегда считал вас своим другом, — осмелился пролепетать Уайт. — Ведь мы с вами знакомы очень давно, с 93 года, когда в Понсонби произошла кража.
— Давайте не будем уклоняться от темы. Меня в качестве вашего друга очень интересует вопрос о вложении вами капиталов в синдикат Гардинга. Итак, вы дали доктору деньги, не потрудившись даже выяснить, насколько то, что он собирается предпринять, не противоречит закону?
— Разумеется, я счел нужным осведомиться об этом и получил заверения, — поспешил заявить Уайт, — что дело касается какого‑то химического открытия. Но ведь я ничего не смыслю в химии. Я готов сознаться в том, что искренне сожалею, что доверился доктору, и, право, был бы очень рад получить обратно свои деньги.
Мак‑Нортон не сомневался в искренности последних слов Уайта. Он более чем кто бы то ни был знал о том, насколько запутаны денежные дела Уайта. Ему было также известно, что этот внешне безукоризненный директор находился в руках ростовщиков, безжалостно высасывавших из него все соки. Знал и о том, что в последнее время в Сити поговаривали, что дела фирмы Понсонби не совсем благополучны.
— моё знакомство с доктором началось с того, что я оказался его пациентом, — неожиданно заговорил Уайт. — Поэтому я чувствовал себя в некотором роде обязанным ему.
Мак‑Нортон знал, что Уайт лгал.
— Я полагаю, вам ясно, что все акционеры гардингского предприятия будут отвечать вместе с ним за все им содеянное. И позвольте вам пожелать, чтобы ваши деньги вернулись к вам. — Азы разве полагаете, что в этом приходится сомневаться? — осведомился Уайт, и лицо его омрачилось. — Я всегда сомневаюсь, когда дело доходит до того, что из синдикатов приходится выцарапывать свои деньги.
И Мак‑Нортон собрался уходить.
— Ради бога, прошу вас, не уходите, — взмолился Уайт и преградил инспектору путь, проявив при этом несвойственную его возрасту подвижность.
Он усадил Мак‑Нортона и сказал:
— Я очень напуган, мистер- Мак‑Нортон… И не хочу скрывать от вас этого обстоятельства. То, что вы мне сообщили, ввергло меня в уныние. И не утрата денег смутила меня. Вы ведь понимаете, что для Понсонби утрата столь пустяковой суммы особого значения не имеет. Меня смутили ваши намеки на темные замыслы доктора, господин инспектор, простите, господин старший инспектор, — и приблизившись к полицейскому, он зашептал: — Скажите, неужели это возможно, что я в своем неведении дошел до того, что оказался финансирующим некий… нелегальный… противозаконный… неэтичный… план?
— В финансовом мире возможно все, — улыбнувшись, ответил ему инспектор. — У меня нет оснований утверждать, что синдикат доктора Гардинга противозаконен. Я не имел возможности даже ознакомиться с его уставом. Быть может, вы могли бы мне ПОМОЧЬ?
— Я не знаю его, — ответил Уайт. — В списке торговых предприятий он не значится и, по‑видимому, является личным предприятием Гардинга.
— По производству «зелёной пыли», не так ли? — вставил инспектор, заставив и без того бледного директора побледнеть еще сильнее.
— «зелёная пыль»? — повторил Уайт. — Что это такое?
— Вы не знаете, что это такое, потому что вы боялись спросить объяснение. Вы не знаете ничего, потому что вы подозреваете что‑то дурное. И прошу вас не перебивать меня, — потребовал Нортон. — Вам померещилось, что вы сможете заработать много денег, и это увлекло вас. Не было за последние гады ни одного мошеннического или фантастического плана, сулившего большие барыши, в который бы вы не сунулись со своими деньгами.
— Клянусь вам… — начал было Уайт.
— Это излишне. Пока что ваши клятвы не нужны. Существует всего лишь одно место, где требуется приносить клятву, — это суд. Но одно я вам скажу: и вы, и мы пока что блуждаем в неизвестности. Но есть один человек который может разрешить эту загадку. И этот человек — Белл.
— Белл!
— Вы ведь имели возможность познакомиться с ним? Быть может, «зелёная пыль» окажется безобидной вещью и дело ограничится тем, что вы потеряете ваши деньги. Для вас это было бы наилучшим выходом. А в худшем случае вас ждет насильственная смерть.
Уайт в своем кресле откинулся назад, и что‑то заклокотало в его горле.
— Мои сведения пока что очень расплывчаты, но и по ним я могу судить о том, что дело нешуточное.
Он взял со стола свою шляпу и направился к дверям.
— Не знаю, что сказать вам: до свидания или прощайте, — иронично бросил инспектор.
— Я думаю, «прощайте» несколько вышло из моды, — попытался поддержать шуткой свое мужество Уайт.
17
Олива лежала на кровати, Гардинг сидел рядом. В его холодных голубых глазах таился смех.
— Вы очень забавно выглядите, — сказал он, обращаясь к ней.
Олива отвернула лицо в сторону. Это было единственное, что она могла сделать, потому что руки и ноги её были привязаны к кровати. Рядом с ней на подушке лежал мокрый платок, предназначенный для того, чтобы заткнуть ей рот, если она вздумает закричать.
— В глупом вы положении, — заметил Гардинг, жуя кончик сигары, — Бриджерс выпустил вас на волю? Славный парень этот Бриджерс. Что он вам успел рассказать?
Она взглянула на врезавшиеся в руки ремни и сказала:
— Вы ведете себя по‑рыцарски.
— Не сердитесь, дорогая. Завтра мы будем повенчаны.
— Никогда, — с отвращением бросила она своему мучителю. — Вы никогда не сможете заставить меня выйти за вас замуж против моей воли. Мы в…
— В свободной стране? Совершенно верно, — перебил он её. — Но даже в свободных странах порой происходят странные вещи. И на вопрос пастора вы ответите «да».
— Нет, я скажу пастору «нет».
— Вы скажете «да», — улыбнулся он. — Я надеюсь, что вы образумитесь и мне не придется доказывать вам, что существуют на свете вещи более ужасные, чем венчание со мной.