Но пришло время расставаться с отрядом. В первых числах августа 1943 года Центр радировал: «Роману. Выезжайте Москву докладом».
Нетрудно понять состояние Орловского, с которым он составлял ответ: «Прошу оставить меня в тылу до освобождения от фашистов этих мест».
Центр — Роману: «Ваш приезд в Москву крайне необходим. Немедленно выезжайте к посадочной площадке Любань. Самолет вышлем».
Чуть позже Орловский напишет: «Отъезжая от своей любимой работы, я мысленно целовал каждый квадратный метр своей родной белорусской земли, мысленно ласкал каждый куст».
23 августа 1943 года вместе с Хусто Лопесом специальным самолетом Орловский прибыл в Москву. Подробный доклад Центру. Короткий отдых. Инструктирование диверсионных групп, забрасываемых в Белоруссию. Оживленные радиопереговоры с «Соколами», к которым он рвется всем сердцем.
И вот она, радиограмма, которая 21 сентября 1943 года вызвала ликование в отряде «Соколы»: «Указом Президиума Верховного Совета СССР 20 сентября 1943 года за успешное выполнение специального задания правительства Роману присвоено звание Героя Советского Союза».
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Да, в 1943-м он стал инвалидом, пенсионером. Орловскому выделили хорошую, очень хорошую квартиру в Москве. Установили высокую, очень высокую пенсию. Как говорится, отдыхай, человек, коль ты так славно потрудился на благо Родины…
Теперь день Орловского начинался со сводки Совинформбюро. Прослушав сводку, он спешил к карте, наносил на нее новую линию фронта, которая стремительно продвигалась на запад. И когда красная линия на карте Орловского вплотную подошла к Мышковичам, он засобирался в дорогу..
Остальное мы уже знаем. Понятное поначалу недоверие земляков, яростный крик Орловского: «Вот здесь похоронен мой отец, а вот здесь вы похороните меня!..»
24 года он был бессменным председателем колхоза «Рассвет», за отличное руководство которым ему было присвоено в 1958 году звание Героя Социалистического Труда.
Умер Орловский ясным морозным днем 13 января 1968 года, в полдень. Умер в ясном сознании, смело посмотрев смерти в глаза. Накануне говорил навестившим его друзьям:
— Я прекрасно осознаю, что тело мое вконец изношено и что в этом году я обязательно умру.
Стоически терпел нестерпимые боли, заглушал их новокаином. По бутылке в сутки новокаина… От него не скрыли, не смогли скрыть диагноз последней болезни, и он отлично сознавал ее неизбежный исход…
…Но снова и снова зацветают сады в Мышковичах. Кипенное, белое половодье по весне… И хранит белорусский народ память о своем великом гражданине. И примером своей жизни он по-прежнему в строю, по-прежнему с нами.
ЛИТЕРАТУРА
К. Орловский, Таким может стать каждый колхоз. М, Сельхозиздат, 1957.
В. Пономарев, Страницы жизни Кирилла Орловского. «Огонек», 1957, № 40.
К. Орловский, Как мы поднимали «Рассвет». М., Сельхозиздат, 1959.
В. Пономарев, Мятежное сердце. М, Политиздат, 1972.
И. Рожков, Человек из легенды. «Неман», 1971, № 5 и в.
Иллюстрации
Вячеслав Пальман
ЦЕЛЬНАЯ ЖИЗНЬ(Василий СтепановичПустовойт)
В начале 1923 года агроном Василий Степанович Пустовойт получил приглашение прочитать курс лекций для студентов Кубанского сельскохозяйственного института.
Проректор института по научной части профессор Антон Александрович Малигонов заручился на этот счет поддержкой ученого совета.
Дело в том, что кто-то из профессоров высказал недоумение — как можно приглашать к студентам человека, не имеющего полного высшего образования? Но вскоре сами же и возразили себе, вспомнив, что Василий Степанович создал не один хороший сорт подсолнечника и что студенты с большим желанием ходят к нему на опытное поле слушать рассказы о селекционной работе.
— Вот именно, коллеги, с большим желанием! — подчеркнул Малигонов. — Если с таким же желанием они будут внимать Пустовойту в институтской аудитории, мы посчитаем, что обрели прекрасного воспитателя будущих агрономов.
На первой лекции нового преподавателя присутствовали два профессора — «два Антона», как называли их студенты: Антон Александрович Малигонов и Антон Иванович Носатовский, селекционер-зерновик, уже в ту пору признанный авторитет России по пшеницам.
Пустовойта их присутствие не очень смутило. Оба пожилых, видавших виды профессора и он, тридцатишестилетний заведующий опытным хозяйством института в имении «Круглик», были не просто сослуживцами, а давними друзьями.
Носатовский чаще других преподавателей бывал в «Круглике». Он любил говорить студентам, указывая на Пустовойта:
— Господь бог, отмечая в толпе зрелых специалистов самых способных оригинаторов, непременно наделял их, помимо таланта, еще и отменным здоровьем, заведомо зная, что селекция требует от человека физических данных, уровнем никак не ниже, чем у профессионального борца или циркового атлета. Смотрите и завидуйте. Экий здоровяк! Ни минуты бездействия или расслабленности. Он всех заражает своей энергией.
Пустовойт находился в расцвете сил. Он был Крепок телом и вынослив. Об этом прежде всего свидетельствовала его подтянутая, мускулистая фигура, сильные руки, скорая, пружинистая походка и не покидающий никогда оптимизм. И такая жажда действия, словно в нем постоянно раскручивалась тугая, стальной крепости пружина.
Вот уже несколько лет Пустовойт являлся руководителем большого хозяйства. Опытное поле института, основанное на базе бывшего войскового Кубанского сельскохозяйственного училища в имении «Круглик» требовало немалых забот. Все многочисленные и многотрудные хозяйственные обязанности Пустовойт добровольно взвалил на свои плечи. И дела в имении шли хорошо.
Профессор Носатовский, у которого на полях опытного хозяйства был свой селекционный участок пшениц, не имел ни малейшего основания жаловаться на недостаток внимания со стороны руководителя «Круглика». Более того, Пустовойт однажды поделился с профессором своими замыслами по созданию новых сортов яровых пшениц. Что-то в этом разговоре Антону Ивановичу показалось недосказанным, он стал расспрашивать, дальше — больше; и тут выяснилось, что Пустовойт сам имеет десятка два гибридов, в числе которых обнаружились и перспективные. Оказалось, что Василий Степанович работает над ними со второго года, как прибыл сюда, то есть лет уже десять, если не более. И все это время молчал, поскольку полагал, что говорить пока еще не о чем…
Носатовский слушал и смотрел на Пустовойта со всевозрастающим удивлением. Трехжильный человек, когда он успевает справляться со всем, что есть в хозяйстве? И что за память, что за сверхчеловеческая организованность? Ведь селекция — это, помимо полевых работ, еще и тысячи записей, цифр. Сложнейшая бухгалтерия!
Антон Иванович почел за честь помочь молодому коллеге во всем, что относилось к селекции пшениц. Забегая вперед, скажем, что через несколько лет их содружество принесло результат: два новых, перспективных сорта.
А Василий Степанович тем временем продолжал удивлять своих коллег.
На рассмотрение ученого совета института он принес рукопись, которая называлась «Как возделывать подсолнечник». Очень простым, для всех крестьян доступным языком автор рассказывал, что для улучшенных сортов необходима новая и строгая агротехника, которая только и способна выявить все достоинства культуры. «Не сейте подсолнечник по весенней пахоте, он тогда плохо родит. Культура эта любит осеннюю зябь. Не опаздывайте. Посмотрите, насколько выше урожай при посеве с 1 по 15 апреля нового стиля. И уж, пожалуйста, не стремитесь загущать посевы. На «Круглике» лучшие результаты получаются, если гнезда размещены на 13 вершков одно от другого, а в гнезде остается только два растения. Ни в коем случае не опаздывайте прорывать гнезда: на две недели задержите прорывку — и нет восьми пудов с десятины».
Каждая мысль и рекомендация в рукописи непременно подкреплялись фактами и цифрами, добытыми на опытных полях «Круглика». Пустовойтовская книжка агрономических советов вскоре увидела свет. Это был первый его печатный труд.
Как видим, неутомимая энергия молодого агронома Василия Степановича Пустовойта принесла добрые плоды прежде всего в области развития агротехники.
О селекционной работе в «Круглике» агрономы России услышали еще перед революцией. Благодаря Василию Степановичу Пустовойту в первой половине двадцатых годов «Круглик» наравне со старейшими Саратовской и Воронежской опытными станциями, становится уже признанным законодателем агрономической практики и науки на юге страны.
Старый друг и сослуживец Пустовойта, заведовавший в «Круглике» агрохимической лабораторией, Сергей Владимирович Рушковский, человек обстоятельного характера и строгого, аналитического ума, только укоризненно покачивал головой, когда заставал Василия Степановича за работой в конторе даже во второй половине ночи. Не забросит ли Пустовойт из-за всех этих забот главные дела — селекцию подсолнечника?
Ведь он начал эту работу еще в 1911 году — с его, кстати, Рушковского, одобрения. Тогда же они составили долголетний план улучшения сельскохозяйственных качеств этой полюбившейся им культуры и с поразительным упорством проводили его в жизнь. Им постоянно сопутствовал успех. Но как будет теперь, когда на Пустовойте все хозяйство?
Рушковский решительно и откровенно высказал свои опасения.
— Я потому и взял на себя руководство опытным полем, — сказал Пустовойт, выслушав друга, — чтобы ускорить селекционную работу и прежде всего на подсолнечнике. Все в одних руках — вот в чем суть дела. Меньше помех, больше возможностей. Если и случаются помехи, то они проистекают совсем от другого.