Правда, главная лаборатория. У нее расширены поля, увеличен штат, никаких «узких мест» не существует. И это положение придает Пустовойту дополнительную энергию.
В одном 1938 году Василий Степанович со своими помощниками просмотрел в селекционной и семенной элите около 500 тысяч корзинок! Он не ограничился полями института, ездил в Березанку, где располагался семеноводческий совхоз, в Ленинградский и Тбилисский районы на Кубани, в Ставрополье, предгорья Кавказа — словом, организовал самый широкий поиск всяких мало-мальски выделяющихся растений. Почти 10 процентов своих находок он пропустил через лабораторию. Рушковский вспоминал потом, что в том году они сделали 20 тысяч анализов на масличность, 35 тысяч анализов на лузгу! А сколько данных об урожайности, иммунитете, физиологии растений зафиксировал сам Пустовойт!.. Об этом свидетельствовали только толстые книги, хранящиеся в его кабинете на втором этаже лабораторного корпуса.
Все его существование определялось одной целью. Страстный любитель Льва Толстого и Писемского, Лескова и Тютчева, он почти вовсе перестал их читать. Некогда! Закончились его вечерние прогулки с женой. Некогда! Письма сыну, живущему в Ростове, стали более редкими. Встречи и разговоры с дочерью — еще реже. Некогда! Он забыл лошадей — свою усладу; и только когда проходил мимо конюшни, задерживался на минуту-другую, чтобы потрепать по холке своего старого Тарзана. И спешил дальше. Некогда! Всегда немногословный, теперь Пустовойт и вовсе становится замкнутым; худое, аскетическое лицо его строго и озабоченно, он весь во власти одной всепоглощающей мысли.
Высокую, подтянутую фигуру его с утра до ночи видят в поле.
Кабинет его полон бумаг. Здесь десятки тысяч цифр, бесчисленные характеристики образцов. Пустовойт среди них как лоцман в знакомом море. Он пишет, считает, комбинирует — и вот уже на чистых листах появляются стройные колонки новых обозначений, по которым весной, да и зимой в теплицах, его помощники будут высевать образцы, наблюдать, браковать, скрещивать с разными формами, вновь выбраковывать, а в кабинете тем временем прибавятся новые документы, в шкафах — новые пакеты с семенами.
Серьезную помощь ему оказывает теперь лаборатория физиологии растений. Ее руководитель, Анатолий Яковлевич Панченко, сравнивает процесс питания, развитие органов и тканей у разных сортов подсолнечника, показывает селекционеру на графиках ход накопления жира в зависимости от условий среды, от «характера» родительских форм. Так нащупываются пути скрещивания новых сортов.
Конечно, проверить все варианты невозможно — ведь их десятки тысяч. На это не хватает сил. Отдельные экземпляры — урожайные или стойкие к болезням, мощные по развитию или по стартовому росту — Пустовойт хранит особо. В его тетрадях мы находим запись: «Генофонд, которым располагает в настоящее время ВНИИМК по высокомасличным формам подсолнечника, является самым ценным в мире».
Не без гордости оглядывает он свое «хозяйство» в питомнике и сотни пакетов в шкафу. Здесь хранятся формы и линии подсолнечника, в каждой из которых есть что-то очень ценное: высокие масличность и урожайность, иммунитет. Селекционер, комбинируя с этими формами, в состоянии создать выдающиеся сорта.
Запас на будущее. Для других…
В 1940 году в одной из статей Пустовойт пишет:
«Изучение изменчивости… проведенное на обширном материале, установило, что у подсолнечника могут быть биотипы с содержанием масла в семенах 56,74 процента».
Обратите внимание, он учитывает даже сотые доли процента.
Когда Пустовойта спросили, что это за биотипы, он просто ответил:
— Есть отобранные семьи именно с такой масличностью. Если ничто не помешает, через год-два мы передадим в Госсортсеть несколько новых сортов…
Вот откуда такая точность: подобные биотипы не просто могут быть. Они уже существуют!
Что могло помешать работе? Механизм селекции работал точно. Подходил к концу 1940 год.
Ясным ноябрьским днем Василий Степанович совершенно неожиданно встретил свою дочь под руку с молодым человеком. Галя не смутилась. И когда остановились, то выдержала строгий взгляд отца. Сказала:
— Это мой жених, папа…
Пустовойт склонил голову, пожал руку молодому человеку и нахмурился, тотчас подумав, что не встреть он их, так и не знал бы ничего. Как же так?..
Через неделю Галя вышла замуж.
Это произошло незадолго до войны.
И вот пришло страшное воскресенье 22 июня 1941 года. В институте все сразу переменилось и. перемешалось. Война с первых дней наложила отпечаток на размеренный ход жизни в «Круглике». Один за другим уходили рабочие, научные сотрудники. Пришел проститься старый друг Жилкин. Осиротели лаборатории.
А в поле весело горели желтым огнем делянки подсолнечника, сияло над Кубанью голубое небо, пели жаворонки, зрели хлеба.
Удесятерились трудности. Все меньше людей и машин. Все тревожнее вести с фронтов. Враг подошел к Крыму, Харькову. Время уборки, а на сердце непроходящая тоска. Что будет дальше?.. Как жить и работать?..
Так прошел еще год. Научная работа в институте едва теплилась.
Когда орудийная канонада стала слышна в Краснодаре, по институту прокатилась весть: эвакуация. Началась торопливая, суматошная подготовка к отъезду. Пустовойту предложили ехать в Закавказье. Дочь Галя ходила потерянная, убитая горем: ее муж погиб в первые дни войны, а у нее на руках уже была дочь, которой не суждено увидеть отца…
И все-таки Пустовойт подумал прежде всего о семенах. Сотни пакетов были срочно упакованы в мешки. Собран и развезен по хозяйствам урожай суперэлиты последних сортов. Но оставалось еще много образцов, ценное лабораторное оборудование, записи, огромная коллекция — плод тридцатилетнего труда.
Торопили с отъездом: враг был уже рядом. Мария Николаевна решительно отказалась уезжать от дочери и маленькой внучки. Вместе с Рушковским они перебрались из «Круглика» на частную квартиру недалеко от института. Сергей Владимирович по приказу директора, который уезжал вместе с Пустовойтом, оставался, чтобы спасти все, что можно.
«Круглик» вдруг опустел. За трое суток до прихода немцев Мария Николаевна, Галя, Рушковский, лаборантки разобрали по домам самые ценные пакеты с семенами, зарыли уникальные приборы, замаскировали целую комнату с архивом и образцами.
Несколько месяцев на территории института распоряжались фашисты. Сожгли теплицы. Вырубили старую дубовую рощу. Разрушили корпус. Разграбили склады. Разгрому подверглась вся усадьба.
В феврале 1943 года за Кубанью снова загремели пушки, оккупанты поспешно покинули Краснодар, опасаясь окружения.
На усадьбу вновь пришли советские люди. Отыскали и прикрепили у ворот старую вывеску. Откопали приборы. В холодных корпусах вставили, как могли, окна, собрали мебель. Мария Николаевна Пустовойт принимала сохраненные образцы. В кабинет Василия Степановича возвратились архивные папки, тетради, коллекции. Все как было.
Вскоре вернулся из Азербайджана сам Пустовойт. Осунувшийся, грустный, он сбросил с плеч тощий рюкзак и опустился па стул.
— Все потеряно, — сказал он жене и Рушковскому. — Теперь сначала, с азов…
Рушковский взял его под руку и повел в кабинет. Здесь все выглядело так, словно хозяин выходил отсюда только на один час.
— Какое счастье! — сказал Пустовойт и заплакал.
Это было действительно счастье — отыскать среди сохранившихся пакетов те самые четыре пакета с отобранными перед эвакуацией семьями из сорта 3519. Образцы обещали стать родоначальниками высокомасличных и урожайных сортов.
В первые послевоенные годы Пустовойт продолжал работать с поразительной страстностью и размахом. Видя трудности, которые стоят перед разрушенным войной сельским хозяйством, он любил повторять, как дорог сейчас каждый килограмм масла. И всю свою энергию, опыт отдавал для того, чтобы в стране были эти килограммы, продававшиеся строго по карточкам.
О его работе писали, говорили. К нему ездили учиться. А вскоре Пустовойт был отмечен орденом Трудового Красного Знамени.
Награда означала для него, для его школы, общенародное признание. С большой благодарностью он принял эту награду.
Высшая аттестационная комиссия присудила Пустовойту — по совокупности работ, без защиты диссертации — ученую степень кандидата сельскохозяйственных наук.
Сохраненные в годы оккупации пакеты с № 1646, 6540, 3497, 8931 дали начало линиям, подвергшимся в 1944–1954 годах тщательному изучению. Их скрещивали между собой, совмещая нужные признаки, отсеивая все случайное, испытывали, отбирали. И вот наконец страна получила несколько новых урожайных и высокомасличных сортов, занявших к началу шестидесятых годов почти 4 миллиона гектаров у нас и около миллиона гектаров на Балканах, во Франции, Канаде, Чехословакии.
К этому времени у Пустовойта особенно выделялся сорт ВНИИМК-8931. Он давал урожай в 28–30 центнеров, а выход масла превышал 11 центнеров с гектара.
Из этой перспективной линии Василий Степанович отобрал несколько корзинок под номерами 7500 и 7501 с масличностью семянок выше 50 процентов. Все события, связанные с созданием новых сортов, были отмечены в научных кругах весьма различно. Дело в том, что в конце сороковых годов как раз развернулась борьба, ослабившая биологическую науку, задержавшая ее движение вперед.
Представители тех кругов, которые возглавлял Т. Д. Лысенко, высоко оценивая работы В. С. Пустовойта, утверждали, что он и другие ведущие селекционеры «руководствуются мичуринским учением». Под термином «мичуринское учение» тогда понимались неверные взгляды Лысенко.
А сам Пустовойт примерно в эти годы написал в своем труде «Селекция и семеноводство подсолнечника»: «Сорт подсолнечника является гибридной популяцией, выравненной по длине вегетационного периода, высоте стебля и окраске семян; состоит из бесчисленного множества биотипов, наследственно различающихся в той или иной мере между собой по таким важным признакам, как масличность, урожай семян, устойчивость к болезням и вредителям, а также и другим признакам, свойственным подсолнечнику».