дальше человека, но замечает меньше.
Вот еще одно качество, которым должен обладать селекционер: умением видеть то, что недоступно нормальному зрению.
«Акмолинку-1» — первое свое детище — Кузьмин никогда не любил из-за ее неважных хлебопекарных качеств.
Однако при всех ее недостатках «акмолинка» обладала неоспоримым преимуществом перед всеми другими сортами целины — она не знала неурожаев. И пошла «своими ногами».
Кому-то из агрономов Кузьмин ссудил на семена мешок, кому — два, кому — полмешка. И не успел оглянуться, как вся округа оказалась под «акмолинкой-1». Сорт распространялся, как злостный сорняк. В 1941 году под «акмолинкой-1» было 2 гектара. В 1945-м — 5 тысяч. В 1946-м — свыше 20 тысяч. В 1947-м — свыше 40 тысяч. В 1948-м — 117 тысяч. В 1949-м — 200 тысяч. В 1950-м — около 300 тысяч. В 1951-м — больше 500. В 1954-м — миллион. В 1957-м — 2 миллиона. В 1959 году — около трех с половиной миллионов гектаров. Лишь с 1960 года площади под «акмолинкой-1» стали сокращаться: на смену ей пришли «шортандинка», «снегурка» и другие кузьминские сорта.
Есть ли все-таки какая-то возможность в двух словах раскрыть тайну такого успеха? Увы, не большая, чем объяснить, как большой художник сумел создать большое произведение искусства. Оно, произведение, как мозаичное панно, складывается из множества мелких кусочков, каждый из которых прост, легко поддается объяснению и воспроизводим по предложенному рецепту. Великая же, непостижимая тайна творчества в том и состоит, чтобы распределить эти простенькие кусочки разного цвета, величины и глубины тона таким образом, что, объединенные вместе, они составят новое качество.
Нечто похожее происходит при создании сорта.
Проверить справедливость этих слов можно на примере книжки Кузьмина. На страницах 34–35 он перечисляет признаки, которыми должно обладать растение, пригодное для размножения в условиях Северного Казахстана. «Все эти признаки, — замечает автор, — поддаются селекционной обработке (то есть объединению в одном растении посредством скрещиваний и сохранению в желаемом сочетании посредством последующего отбора. — В. П.) с помощью различных приемов. Угнетенное развитие хотя бы одного из них ведет к снижению урожая, иногда очень резкому».
«К числу важнейших из них, — говорит о признаках Кузьмин, — относятся следующие:
1) дружность прорастания семян при температуре почвы 8—10 градусов;
2) энергия роста, ветвления, количество и длина первичных корней на 5—6-е сутки после посева;
3) энергия роста и размеры проростка на 5—6-й день после посева;
4) полевая всхожесть, густота всходов;
5) прочность покровных тканей, опушение, восковой налет у листьев и их устойчивость к механическим повреждениям пыльными бурями и насекомыми;
6) энергия роста первых листьев, их размеры, морозостойкость, устойчивость против солнечных ожогов и воздушной засухи;
7) способность и энергия компенсации пострадавших листьев отрастанием новых;
8) время перехода в фазу кущения;
9) засухоустойчивость в фазе кущения;
10) время перехода в фазу роста стебля и колоса (выход в трубку);
11) площадь поверхности листьев у каждого растения и на 1 кв. м посева в фазе колошения; продуктивность фотосинтеза;
12) засухоустойчивость в фазе выхода в трубку;
13) засухоустойчивость в фазе колошения и после нее. Отмирание нижних листьев, потеря тургора у листьев среднего яруса, свертывание верхнего листа в жаркие часы;
14) длительность фазы колошения;
15) выход колоса из листового влагалища (свободный, затрудненный, сбоку);
16) длина отрезка стебля от колоса до листового влагалища;
17) длина стебля;
18) время и степень повреждения корневой гнилью, ржавчиной и головней;
19) продолжительность созревания;
20) тип посадки колоса, степень его склонения;
21) устойчивость против полегания прикорневого и стеблевого типов;
22) выравненность стеблей по высоте;
23) степень устойчивости против осыпания зерна из колоса;
24) общая выживаемость растений за вегетационный период — сопоставление уборочной густоты с густотой всходов;
25) общая и зерновая продуктивность растений, выход зерна в процентах от общего веса растений;
26) количество стеблей подгона на одно растение;
27) выполненность зерна;
28) способность зерна к прорастанию в первые дни после созревания (длительность послеуборочного дозревания);
29) выравненность зерна, количество отходов при его очистке и сортировании;
30) целесообразный характер сочетания элементов структуры урожая на единицу площади (количество растений, продуктивная кустистость, число зерен в колосе и вес одного зерна)».
Вот вам поверка гармонии алгеброй. Вот вам перечисление красок и звуков. Теперь дерзайте, творите! Вам это будет, конечно, легче, чем было Кузьмину. Его палитрой было поле в 80 гектаров, две клячи — Сивка и Кирюха; за плугом, бороной, сеялкой, жаткой он часто ходил, нет, бегал — сам. У него не было специальных, которыми вооружены нынешние селекционеры, сеялочек, молотилочек, жаточек, мини-тракторов, сконструированных для работ на селекционных делянках. Правда, он, проявив свои изобретательские таланты, использовавшиеся еще Писаревым в Тулуне, сам сконструировал для себя лабораторные молотилочку, веялочку, мельничку, а построил ему их народный умелец, восьмидесятилетний Иван Федорович Курке, мариупольский слесарь, из немцев, случайно оказавшийся в Шортандах. Но чаще приходилось за неимением специального лабораторного оборудования пользоваться простой палкой вместо молотилки, собственными легкими вместо веялки, а вместо тестомешалок — необходимой принадлежности современной селекционной лаборатории, ведущей анализ зерна на белок и клейковину, пользоваться собственными челюстями и слюной.
А обежать ежедневно, невзирая на непогоду, недомогание, настроение, 80 гектаров, осмотреть каждое растение в питомнике, составить о нем заключение по перечисленным выше пунктам, занести данные в тетрадку — это уже чисто техническая сторона дела. Но и необходимое условие для плодотворного проявления врожденного таланта.
Кузьмин как-то сказал, что селекционеру приходится в памяти постоянно держать огромное количество информации, мысленно комбинировать, рассчитывать варианты, словно он дает сеанс одновременной игры в шахматы на многих досках — и притом вслепую.
— Это просто разрушает мозги, — добавлял он.
Кажется, ни у кого не вызывает сомнения, что Иван Владимирович Мичурин был гениальным селекционером. Так вот, когда Мичурин проводил отбор черенков, окружавшие его ученики никак не могли определить, по каким признакам сортирует он черенки, кладя одни налево, другие направо. Делал он это молниеносно, и сам объяснить это не умел.
Видимо, для успеха селекционеру мало быть хорошим генетиком, а иногда и не мешает быть генетиком плохим. Эта мысль пугает чудовищностью парадокса, тем не менее взятого из действительности, и еще больше — выводом, который как бы сам собой следует из него: незачем-де селекционерам генетика. Однако из парадоксальной жизненной посылки следует сделать и парадоксальный вывод: именно потому, что некоторые крупные селекционеры зарекомендовали себя плохими генетиками, следует добиваться как можно настойчивее, чтобы селекция была поставлена целиком на подлинную научную основу. Выдающихся-то селекционеров — капля в море. А надо, чтобы имя им было легион! Это мысль Н. И. Вавилова, затеявшего в свое время огромное дело перевода всей селекции на подлинно научные рельсы.
Убежденный в истинности этих принципов, Кузьмин вместе с другими вавиловцами принимал активнейшее участие в сверхскором создании фундаментального и беспрецедентного селекционно-генетического многотомника «Научные основы селекции». И все это не в последней степени, потому что самому ему пришлось понять тяготы селекционного труда, в котором науку обязаны были заменить интуиция, путь проб и ошибок и древнейшие селекционные методики. Ему, например, приходилось, испытывая образцы на смесительную силу муки, растирать зерно на зубах, а тесто замешивать на собственной слюне. Или определять содержание белка в будущем зерне по цвету листьев зеленых растений.
Конечно, какой-нибудь новоявленный Мичурин, по внешнему виду прутика определяющий лежкость плодов, которые этот прутик произведет через десяток лет, — это для нас занимательное чудо. Но если мы хотим планировать производство продуктов питания, в частности хлеба, мы должны помнить, что нельзя планировать чудеса.
Когда Кузьмина избрали вице-президентом ВАСХНИЛ, он поставил вопрос о привлечении в селекцию быстродействующих электронно-вычислительных машин и быстродействующих химических анализаторов. Он хорошо понимал, что средства, которыми работал он сам, непригодны для серийного производства.
Слава и почести не изменили его, и он не изменил своих правил и образа жизни. Его нравственный и бытовой стоицизм расценивался некоторыми как ханжество или глупость. Подумать только, академик не выбрасывал ботинок, приобретенных им еще в тридцатые годы в Ленинграде по карточкам, и при случае их надевал. Он курил папиросы-«гвоздики», будто ему не хватало на дорогие.
Откуда людям было знать, что он содержал всю большую родню, разбросанную жизнью по городам и весям.
Откуда людям было знать, например, об одном письме, которое Кузьмин получил и никогда никому не показывал и которое было обнаружено в его бумагах после смерти:
«12 апреля 1964 года.
Дорогой Валентин Петрович! Извините, что я так долго не извещала Вас о том, что получила от Вас денег 100 рублей. Я сильно болела и никак не могла писать. Совсем плохо видят глаза, и руки очень дрожали. Оно и сейчас немного лучше. Зачем Вы беспокоились, я еще не собиралась беспокоить Вас. Спасибо Вам за те деньги, которые Вы тогда прислали по моей просьбе, я тогда очень нуждалась. А теперь, благодаря Вашей исключительной доброте, я уже больше не нуждалась. Спасибо Вам, добрый человек изо всех людей, которых я знала на своем долгом веку. Вы самый хороший, самый добр