Все спасшиеся, которых оказалось 287 человек, собрались в Гиляцкой земле в Косом острожке. Своим атаманом они выбрали племянника Ерофея Хабарова — Артемия Филиппова Петриловского. Зиму 1658–1659 гг. отряд провел в Гиляцкой земле, собирая ясак с гиляков и дючеров. Весной 1659 г. часть отряда ушла в Якутск Охотским побережьем, а 227 человек двинулись вверх по Амуру. Сначала все хотели пойти служить к воеводе Пашкову. Но когда добрались до Кумарского острога «и взяла их хлебная нужа и изъял голод», планы у некоторых изменились. 110 человек из отряда пошли «для прокормления» на Зею, в надежде оттуда Алданом и Леной вернуться в Якутск. 107 человек во главе с Артемием Петриловским решили продолжать поиск Пашкова, предполагая встретить его в Албазине. Эта часть отряда, состоявшая главным образом из служилых людей, взяла под свою ответственность доставку государева ясака, собранного за предшествующую зиму: 17 сороков соболей, несколько лисиц чернобурых и черных. Но в Албазине Пашкова не было. Только увидели казаки, как мимо города «сверху по Амуру несло водою городовой и острожной и башенной рубленой лес в плотах и врознь, а на плотах судовые снасти и шеймы». Они подумали, что Пашков погиб, и решили идти за Тугирский волок на Олекму. Как выяснилось позже, то, что атаман Петриловский и его товарищи приняли за конец Нерчинского острога, было его началом. Воевода Пашков, нарубив острожный лес в богатом строительным материалом месте, сплавлял его по Шилке к устью реки Нерчь. По пути плоты попали в водоворот. Одно из звеньев оторвалось и было унесено в Амур, где бревна увидели хабаровцы.
Дорога их была полна трудностей и лишений. Преодолевая Тугирский волок, они несли на себе ясачную казну, «ели губу и траву, и ягоды, и коренья». Кое-как соорудив суденышки, добрались они Тугирем, Олекмой и Леной до Илимского острога. Тамошний воевода Петр Андреевич Бунаков велел разобрать, оценить, запечатать и послать государеву ясачную казну вместе с отписками в Москву. В составе охраны шли 6 служилых людей из числа тех, кто вернулся с Амура: выборный войсковой атаман Артемий Петриловский и его товарищи казаки Иван Чебычаков, Сидор Тимофеев, Сидор Дементьев, Исаак Кириллов и Иван Григорьев. В Москву они прибыли в сентябре 1660 г. В Сибирском приказе их еще раз расспросили о положении дел в Даурии, судьбе хабаровского войска, а затем, удовлетворив челобитные, официально зачислили в гарнизон Якутска и заплатили жалованье за многие годы амурской службы.
В Сибирском приказе не без основания считали, что отряд Хабарова — Степанова сделал большое дело. На протяжении 1649–1659 гг. он освоил громадную территорию, привел в российское подданство местное население и собрал ясак, оцененный в 8654 руб. Присоединение Приамурья, начатое экспедицией Хабарова, привело к распространению на этой территории различных форм хозяйственной деятельности: пашенного земледелия, ремесел, промыслов. Местные жители, испытавшие ужасы вторжений маньчжуров, разорение и угон в плен, увидели в российском подданстве единственную возможность сохранить свое существование. Присоединение Приамурья, несмотря на тяготы феодального гнета, в перспективе способствовало вовлечению населявших его народов в орбиту более прогрессивных социально-экономических отношений и контактов с русским народом[67].
Будущее показало, что, несмотря на временную неудачу в конце 50-х гг. XVII в., положение в Приамурье не изменилось в пользу маньчжуров. Приамурье стало частью учрежденного в 1655 г. Нерчинского воеводства, а в 1682 г. даже выделилось в самостоятельный Албазинский уезд.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ХАБАРОВА НА ЛЕНУ
На Лену Ерофей Павлович вернулся в чине сына боярского примерно в 1658 г. Об этом свидетельствует наказная память якутского воеводы Михаила Ладыженского и дьяка Федора Тонкова, данная 31 июля 1658 г. якутскому сыну боярскому Федору Пущину, в которой о Хабарове говорилось как о человеке, уже приехавшем в Илимское воеводство.
Ерофей Павлович поселился на Киренге, в своей деревне, которую местные жители называли Хабаровкой. Эту деревню вместе с мельницей, пашенными землями и сенокосами Хабаров в 1650 г., уезжая в Даурию, передал в пользование пашенному крестьянину Панфилу Яковлеву, который, согласно договору, должен был после окончания даурского похода вернуть ее обратно бывшему владельцу. Панфил Яковлев, как мог, поддерживал деревню, сохранил ее постройки, распахивал часть земель. В год отъезда Хабарова в Даурию он обратился «вместо Хабарова» в Илимскую приказную избу и настоял на том, чтобы за деревней закрепили дополнительно пастбища, сенокосы и земли «для мельничного укрепления». Воевода Тимофей Васильевич Шушерин любил порядок во вверенном ему уезде. Он удовлетворил просьбу Панфила Яковлева, прислал межевщиков казачьего пятидесятника Кирилла Лебедева и таможенного целовальника Мартына Похорука, которые земли досмотрели и отвели, выдав на право их владением документ, так называемую «даную».
По возвращении Ерофей Павлович поставил вновь «двор, хоромы и всякое строение». Пашни площадью в 18 десятин стал пахать на Киренском лугу и на Байдановской и Русовской заимках, а сено — 200 копен — косить «по логам, около кустов и по озеркам». Пастбищами служили низменные места, богатые травами. За пользование богатыми рыбными угодьями Ерофей Павлович платил оброк. За оброк он держал и две мельницы — одну на Чечуйском волоке, а другую, названную Панфиловской, против Усть-Киренского Никольского погоста за Леною.
Как и у многих сибирских детей боярских, хозяйство Ерофея Павловича было поставлено на широкую ногу и носило многоотраслевой характер. В нем сеяли хлеб, выращивали скот, занимались мукомольным, скорняжным и кожевенным промыслами. В хозяйстве использовался труд нескольких зависимых людей, среди которых в 1667 г. Хабаров назвал половников (работавших за часть урожая). В страдную летнюю пору он нанимал работников. Из этих же людей вербовал к зиме артель покрученников, которых отправлял на соболиный промысел. Излюбленными местами охоты его ватаги стали реки Олекма, Тугирь, а также Тугирский волок и его окрестности. Но теперь Ерофей Павлович в передовщиках в тайгу не ходил. Служба, которую он выполнял, не терпела длительных отлучек.
Официальный чин сына боярского давал ему право на замещение приказной должности. Илимский воевода подыскал Хабарову место приказчика пашенных крестьян в Киренском присуде (административная часть уезда). Подведомственная Хабарову территория простиралась от устья Куты до Чечуя и включала несколько десятков больших и малых деревень.
Ерофей Павлович считался непосредственным представителем воеводской власти над крестьянами, а его полномочия, определявшиеся воеводской наказной памятью, были очень широкими. В первую очередь он наблюдал за государевым хозяйством, которое включало казенную десятинную пашню и обрабатывающих ее крестьян. Хабаров принял их у своего предшественника, измерил десятинные ржаные поля, выяснил, все ли крестьяне их пашут и нет ли среди них уклоняющихся от этой работы. Его заботой было то, чтобы казенная пашня пахалась «намягко», была огорожена и скот ее не травил и не топтал, чтобы десятинный хлеб убирался с полей вовремя, был жат «чисто», вязан в ровные снопы и высушен «без росы» сначала в мелких копнах, а затем в скирдах на сухих угожих местах, чтобы снопы, привезенные с поля в государевы овины, не уменьшались в объеме и крестьяне казенным хлебом не корыстовались.
Как приказной он вмешивался и в личное крестьянское хозяйство. Его опытный глаз сразу замечал непорядок, и он требовал от крестьян, чтобы они работали старательно.
Хабаров нес ответственность за моральные устои и общественную благонадежность крестьян. Он должен был пресекать азартные игры, пьянство, которые могли разорить крестьян и сделать их неспособными для работы на казенном поле, а также следить за тем, чтобы крестьяне не заводили воровских бунтов, кругов и антиправительственных разговоров. Как и любой приказчик, Ерофей Павлович мог судить крестьян в исках до 10 руб., а иногда и выше. Нарушителей имел право арестовывать, допрашивать, по малым винам смирять батогами и штрафами, а по большим — отправлять в Илимск на воеводский суд и расправу.
Конечно, одному человеку досмотреть всех крестьян большого присуда было не под силу. Поэтому у Хабарова были помощники из представителей крестьянской выборной администрации: старосты, десятские, сотские, целовальники. Из киренского гарнизона ему помогали служилые люди и писец («пищик»).
Вспоминал ли в этот период жизни Ерофей Павлович свою амурскую эпопею? Мечтал ли о возвращении в Даурию? На эти вопросы можно ответить утвердительно. К нему в деревню и в Киренский острожек неоднократно приезжали бывшие соратники. Вместе с ними Хабаров перебирал в памяти эпизоды былого похода и погибших товарищей, говорил об оставшихся в живых. А свидетелей славных подвигов было немало. Он знал, что некоторые из его полчан, добравшись кто Тугирем и Олекмой, а кто Зеей и Алданом на Лену, осели в Якутске и служили там под началом его племянника атамана Артемия Петриловского. Кое-кто из них был зачислен и в состав илимского гарнизона. В Нерчинске поступил на службу к воеводе Пашкову друг и соратник Ерофея Павловича Дружина Попов, поверстанный за даурский поход, как и Хабаров, в сыновья боярские. Там же, в Нерчинском гарнизоне, начали служилую карьеру дети и внуки Попова. В 1661 г. к Хабарову на Киренгу пришла ошеломляющая весть от илимского воеводы Тихона Вындомского, сообщившего, что Афанасий Пашков объявил о розыске 17 казаков, когда-то служивших в отряде Хабарова — Степанова и теперь во главе с Абрамом Парфеновым ушедших из Нерчинска реками Шилкой, Амуром, через Тугирский волок, возможно, в Илимск или Якутск.
В то время Сибирь жила не только рассказами об Амуре, но и песнями о нем. Они вошли в быт сибиряков, будучи распространенными участниками отряда Хабарова — Степанова от Охотского побережья до уральских пределов. Одна из них — «Во сибирской во украине, во Даурской стороне» воспевала героическую оборону от богдойского войска Кумарского острога. Песня эта была настолько популярна в казацкой среде, что ее не забыли даже через 100 лет. Около 1742 г. песню записал известный собиратель русских былин Кирша Данилов (Кирилл Данилович):