атрализованных зрелищ; что люди приходили на религиозные церемонии в этих двух церквях, от которых остались только руины.
– Вот они все здесь, эти две тысячи лет. По крайней мере, что-то от них сохранилось.
Франк когда-то читал великолепный текст о Типазе.
– Попробую найти его в городской библиотеке.
– А почему сейчас это место заброшено? – спросил Шарли.
– У правительства есть дела поважнее. Ему нужно заниматься живыми.
На обратном пути оба молчали, каждый думал о своем.
– Скажи, Франк, а Розетта вернется? Она нас не бросит?
– Откуда такие мысли? Она вернется через неделю.
Франк улыбнулся ему и хлопнул по плечу. Два дня спустя он купил книжку по римской истории с картинками и фотографиями, но, когда захотел отдать ее Шáрли, оказалось, что его комната пуста. Он пошел к Хасану, но и тот был очень удивлен.
– Не знаю, где он. Я очень им доволен. У него всегда новые идеи. Думаю, через два-три года я оставлю торговлю – хорошо бы он взял дело в свои руки. Вам я предоставлю хорошую скидку. Ведь вы мне как родные.
– Это будет сложно: у него нет денег, а я на госслужбе.
Франк долго ждал Шарли и, не дождавшись, был вынужден ужинать без него, потом он лег спать, но ночью проснулся – Шарли по-прежнему не было.
Наступило утро, а Франк так и не придумал, что делать. Идти в полицию? Он решил подождать еще. Вернувшись с работы, он застал Шарли на кухне за приготовлением ужина.
– Ты должен был меня предупредить, я волновался, в твоем возрасте нужно ночевать дома!
– Я волен делать все, что хочу, я тебе не сын, а ты мне не отец и не имеешь права мне приказывать.
Спор разрастался, Франк почувствовал, что выходит из себя: он схватил Шарли за шиворот и еле удержался, чтобы не влепить ему пощечину; тот высвободился и ушел, хлопнув дверью. Франк слышал, как он вернулся в три часа ночи. Шарли перестал с ним разговаривать. И тщетно Франк спрашивал: «Почему ты на меня злишься? Я все делаю ради твоего блага». Парень больше не отвечал на его вопросы: он вставал из-за стола, брал тарелку и уходил в свою комнату. Розетта вернулась в назначенное время, в восторге от своей поездки в Рим, дав себе обещание возвращаться туда каждый год; она привезла им обоим по красному джемперу, связанному «косичкой», с треугольным вырезом, а еще большой кусок пармезана.
– Ну, как вы тут жили без меня?
– Не очень хорошо, – ответил Франк, – у нас сложная история отношений.
– Если она несложная, то это не история.
В понедельник, 29 мая 1967 года, поздним утром в московский аэропорт Шереметьево прибыл из Вены рейсом «Аэрофлота» доктор Андрей Альтман. В Москве он пересел на другой самолет и через три часа оказался в ленинградском аэропорту Пулково. На паспортном контроле он терпеливо ждал своей очереди, держа наготове визу и израильский паспорт, который свидетельствовал о его многочисленных заграничных поездках в качестве врача. Как и остальные пассажиры, он прошел все таможенные формальности, в том числе и тщательный осмотр содержимого его чемодана, в котором не было никаких подозрительных предметов, если не считать фотоаппарата «кодак» с пятью катушками пленки по двенадцать кадров в каждой и фотовспышкой для ночной съемки. Он поделился с офицером надеждой на то, что его миссия в Боткинской больнице оставит ему время на осмотр города и его достопримечательностей, которые он совсем не знает, и позволит увезти некоторые воспоминания на глянцевой бумаге. Комитет по встрече из пяти человек во главе с профессором Мосиным приветствовал Андрея Альтмана похлопываниями по плечу и объятиями. И вновь прибывший внезапно ощутил давно позабытое человеческое тепло.
Три деревянных ящика общим весом восемьсот шестьдесят три килограмма, которые привез с собой Альтман, были выгружены с соблюдением исключительных мер предосторожности. На последнем таможенном контроле служащий не хотел ставить штамп на сопроводительную ведомость, так как один прибор, ультразвуковой аппарат, не указали в декларации, и не существовало кода, который можно было бы ему присвоить. Профессор Мосин попытался ему объяснить: «Естественно, вы не найдете для него кода, ведь это совершенно новый, можно сказать, революционный прибор. В мире сейчас есть всего десяток экземпляров; и больница „Ихилов“ в Тель-Авиве, в лице доктора Альтмана, которого вы видите, щедро дарит его Боткинской больнице в знак солидарности и дружбы наших двух народов с целью продвижения медицинских исследований. Это исключительный шанс для нашей страны – возможность воспользоваться таким изобретением, – разрешение на его ввоз подписал лично министр здравоохранения Борис Петровский». Женщина с кудрявыми седыми волосами порылась в портфеле, достала необходимые справки и передала их профессору, который в свою очередь вручил их офицеру. Тот внимательно просмотрел все бумаги, так же как и его коллега, и проштамповал ведомость. Ящики перенесли в грузовик и тщательно укрепили. Профессор пригласил Альтмана в свой бежевый «москвич», и они тронулись в путь; за ними следовала машина с сотрудниками и грузовик с приборами.
Прошло пятнадцать лет с тех пор, как Игорь Маркиш покинул Ленинград, и разве что в самых фантастических снах думал, что может туда вернуться. Разве нормальный человек захочет снова угодить в лагерь, за колючую проволоку?! Вопреки предчувствиям, его совершенно не тронула эта равнина с чахлой, бледной растительностью; зато удивило отсутствие хоть каких-нибудь изменений: пейзажи, дома, люди, одетые как до войны, разбитые колымаги, старомодные магазины – все осталось точно таким, будто он отсутствовал всего несколько недель. Игорь ожидал, что все увидит новыми глазами, но он ничего не забыл, словно в этом застывшем мире время сжалось и каждый предмет, каждый человек остался на прежнем месте. И он вдруг поймал себя на мысли, что если ничего не изменилось в этом мире, то, может, и он сам остался прежним.
В прошедшие восемь недель Игорь был полностью отрезан от мира. Он проходил специальную подготовку в каком-то доме в пригороде Тель-Авива. Выйти оттуда он мог только в субботу вечером, чтобы поужинать вместе с готовившими его агентами. Этот был момент расслабления, когда они ни словом не упоминали о работе. Каждый раз к ним присоединялся Илья Каров, и, глядя на их веселую компанию, можно было подумать, что это встреча старых друзей. Если не считать того, что Игорю настоятельно посоветовали не раскрывать информацию, полученную в процессе обучения.
Игорь начал вживаться в новый образ. Ему предстояло стать реальным доктором Андреем Альтманом, который на все время миссии должен был оставить больницу «Ихилов» и находиться в изоляции. Когда Игорь попросил познакомить его с Альтманом, ему ответили, что это бесполезно, ему нужно просто усвоить все мельчайшие подробности жизни врача. Игорь без передышки, как робот, десятки раз повторял свою новую биографию до тех пор, пока его ответы не стали автоматическими, словно в этом и состояла цель: полностью очистить его мозг и впечатать в память данные того, кого он изображал, усвоить основные воспоминания, знать израильских друзей Альтмана, подробности его супружеской жизни. Речь не шла о том, чтобы походить на этого человека, – он должен был стать Альтманом, думать и реагировать как он. Его кураторы считали маловероятным, что у советской власти есть какие-нибудь сведения о ребенке, которого в семилетнем возрасте увезли из революционной России.
Психолог обучил Игоря основам техники допроса, чтобы он мог избежать традиционных ловушек, неоднозначных вопросов. Если ему станут их задавать, это плохой знак. Он объяснил ему, как сохранять спокойствие во всех ситуациях, даже в чрезвычайных. Главное – не давать повода для зацепок, повторять заданные вопросы, не проявлять своих истинных чувств, показывать лишь то, что собеседник хочет увидеть: предпочтительнее выглядеть дураком, чем слишком умным. Не надо держаться чересчур расслабленно; невиновный человек нервничает, волнуется, его пугает военная форма, и он боится милиции. Они воспроизвели разные опасные ситуации, чтобы научиться избегать решений, принятых в паническом состоянии: говорить поменьше, не пытаться убеждать следователей или объяснять им что-либо; остерегаться импровизаций и спонтанных поступков и, что бы ни случилось, во что бы то ни стало держаться своей легенды. Вероятность того, что он встретит человека, знавшего настоящего Андрея Альтмана, – почти нулевая, поэтому он должен сохранять спокойствие и стоять на том, что это его подлинная фамилия.
Другой инструктор объяснил ему, как распознать милицейских агентов, которые следят за вами на улице, и посоветовал не уходить от слежки, потому что законопослушному гражданину скрывать нечего. Еще один натренировал Игоря формулировать фразы с двойным смыслом, научил, какие предосторожности нужно соблюдать в речи, какие слова не следует произносить; заставил выполнить много практических заданий и остался очень доволен успехами своего ученика. Инженер показал ему, как собирать, разбирать и ремонтировать аппарат ультразвукового исследования, регулировать поток ультразвука и интерпретировать изображения на экране. Игорь мгновенно понял, как работает аппарат, ему даже не понадобилась фабричная инструкция. Гинеколог познакомил его с последними достижениями акушерства, которое не было его специальностью, и он не имел практики в этой области с тех пор, как в тридцатых годах проходил интернатуру.
Человек, назвавшийся Шломо, хотя Игорь сомневался, что это его настоящее имя, заставил его выучить наизусть список фамилий семнадцати человек, с которыми он должен был вступить в контакт; причем возглавляли этот перечень наиболее значимые персоны. Пятеро считались «вполне надежными» – два раввина и трое пожилых людей, известных и уважаемых в общине, последних членов консистории, оставшихся на свободе; еще семеро считались «практически надежными», так как отсидели в тюрьме или вернулись из лагерей и так и не смогли устроить свою жизнь; еще пятеро – «условно надежными», но в них полной уверенности не было – к этим следовало подходить с осторожностью. Игорь запомнил имена, фамилии, адреса и основные данные всех семнадцати человек. Он также выучил наизусть телефон израильского консула в Ленинграде; и на случай, если произойдет что-то непредвиденное, – швейцарского консула. Плюс пароль: фраза из Гоголя, которую нужно было произносить четко и внятно, чтобы дипломаты могли ее опознать. Ее также следовало использовать и в том случае, если связываться будут с ним: «Он лжет во всякое время, этот Невский проспект».