«Стой! – крикнула Хедвика. – Стой!»
Никогда прежде океан не обрушивался на неё всей своей мощью. Он был холоден, опасен, хищен, но не жесток. А теперь волна шла прямо на неё, накрывала огромной тенью, отрезала от спасения, и вот уже первые щупальца бежали по берегу, облизывая гальку, к её ногам… Вот-вот обрушится гигантский гребень…
Хедвика вздрогнула и открыла глаза.
Из глубины зеркала смотрел на неё Грегор, и никто не понял бы, что это фальшь, если бы не испуганный взгляд. Никогда не глядел так старый мастер.
Виноградная зажмурилась, прогоняя страх, вновь распахнула глаза… Весело и со скрытой лукавинкой улыбнулся из зеркала самый настоящий мастер Грегор.
– Тихих сумерек, господа.
Мастер кивнул, приветствуя гостей, локтем сдвинул бумаги, огарки и плошку лака, жестом указал на стол.
– Доброго вечера, мастер. А мы думали, нас подмастерье твоя встретит.
– Юна пока, – нахмурился Грегор. – Не решился на неё оставить мастерскую. Да и с вами крепкая рука нужна, не девичья.
Один из пришедших снял с плеча тёмный футляр и выложил его на стол. Щёлкнули серебряные пряжки, мягко отошла плотная ткань. Все трое склонились над содержимым, не в силах противостоять живой магии.
По лицам разлилось синее свечение с золотой искрой. Грегор затаил дыхание.
– Хороши, – только и выговорил он.
– Королевской крови.
Второй вор коснулся шара и облизал кончик пальца:
– Чистая соль. Чистейшей воды магия.
Первый проделал то же самое.
Мастер повторил за ними. Посмотрел задумчиво на оплетённые сиянием шары и вынул из-за пазухи мешочек с серебром.
– Грегор, – пряча серебро в потайной карман футляра, произнёс первый вор, не снявший капюшона, – в скорое время нас не жди. Уходим в горы.
– Вот как?
– Сам знаешь, о чём речь, – с усталым нетерпением откликнулся второй сумеречный, светловолосый, со шрамом на скуле. – Карла в горах хорошую цену даёт за редкие шары.
– Что за редкие шары? – быстро спросил Грегор, подаваясь вперёд.
– Те, что крупнее обычных, – ответил первый. – С них и пыли больше, и послевкусие слаще…
«Что за послевкусие?..»
– Что ты мастера учишь, – напряжённо прищурился пшеничноволосый. – Он и без тебя ведает, какие шары редкими зовутся… Да только здесь, в Грозогорье, спросу на такие нет, и в «Утином Углу» пыль от них не сбудешь, верно, Грегор?
Мастер вздохнул и развёл руками.
– Верно. Удачи вам в горах, да не палите факелы слишком рано – говорят, пещерные светляки нынче жалятся, жгутся, стоит огню явиться.
– Спасибо за науку, – всё так же напряжённо ответил второй вор. – А всё-таки, мастер, неужели самому не хочется с нами?
– Куда я дела оставлю, – усмехнулся Грегор. – Заказ из дворца дали немаленький: скоро новая гвардия выходит в стражники на башни, велено им изготовить перстни с каменной пылью, да погуще, побольше её уместить… Вот и вы шаров принесли. Сами знаете, оставишь надолго – остынет магия, дорого не продашь. Да и опять же, подмастерье юна ещё, чтобы в одиночку тут заправлять.
Пшеничный вдруг расслабился и с ленивой усмешкой заметил:
– А хороша, говорят, девушка. Не хуже редкого шара будет…
Грегор и бровью не повёл: невозмутимо обернул в тряпицу шары, убрал в шкатулку, защёлкнул. И только тогда молвил:
– Хуже не хуже, а людей с шарами не сравнивай. Тихих сумерек господа.
Вор в капюшоне поклонился, толкнул дверь – с улицы потянуло свежим морозцем и горьковатой жимолостью, что цвела прямо у порога, – поглядел на напарника.
– Иди, – кивнул ему пшеничноволосый. – А мне ещё кое-что с мастером обсудить нужно. Без чужих ушей.
Прошелестел плащ, тень скользнула в щель, и Грегор остался один на один с сумеречным вором.
– С каких это пор мастер не интересуется редкими шарами? – спросил он. – Может быть, у тебя появилась новая работа, что поинтереснее огранки будет?
– Может, и появилась, да не твоего ума это дело, – ворчливо ответил мастер, возвращая на стол инструменты и плошки.
– Неужто и с карлой свести счёты не хочешь? – В голос вора серой кошкой скользнула вкрадчивость, он обошёл стол и приблизился к Грегору. – Неужели в груди не жжёт?
– А то сам не знаешь, – ответил мастер, но как-то неуверенно, словно сомневался. – Не береди душу, не спрашивай, уходи…
– Я уйду, – согласился вор, становясь к Грегору вплотную. – Только прежде скажи…
Вопроса Грегор не расслышал: сумеречный вор выбросил вперёд руку и схватил бы его за грудки, если бы старый мастер не оказался проворнее и не отпрыгнул. Но на беду позади оказался шкаф со стеклянной менажницей, полной мелких камней, и Грегор, врезавшись спиной в дверцы, под грохот стекла тяжело повалился на пол.
Близко-близко, как тогда в поле, сверкнули серебряные глаза, а рука вора скользнула к камзолу, но прошла иллюзию насквозь, схватила пустоту…
– На что дуришь меня? – тяжело дыша, прошептал вор, цепко хватая лже-Грегора где-то внутри плеч и вздёргивая на ноги. Мастер, дрожа, отцепил его руки и словно съёжился, сдулся в своём потёртом костюме. Рукава повисли, как старые тряпки, фартук упал с истончившейся талии, а из-за огромного воротника, прикусив губу, выглянула Хедвика…
Только на простого ли вора? Он провёл рукой по пшеничным прядям, и волосы под его ладонью потемнели, а из-под чёлки обжёг Хедвику острый полынный взор.
– Ну, здравствуй, виноградная, – уже своим голосом, ниже и бархатнее прежнего, но всё ещё не отдышавшись, поздоровался Файф.
– Зачем обернулся другим?! – воскликнула Хедвика, слыша, как опасливо звенит голос.
– Чтобы поговорить с тобой. Чтобы ты не чуралась меня – в чужом-то обличье. А ты на что мастером обрядилась?
– Чтобы ты не приставал! – запальчиво бросила она, обегая стол, чтоб оказаться подальше.
Файф усмехнулся и с горькой издёвкой произнёс:
– Колдовство что воровство, по дурной дорожке ведёт. Вот и тебя в чёрную мастерскую завело…
– Коли так, зачем мне каменный браслет подбросил?
– Потому что приглянулась мне! Характер у тебя, милая, что виноград переспевший: сладкий вроде, с искрецой, но забродит, так вина хорошего не выйдет, добра не жди! Яд получишь в ответ на ласку.
– Такие-то ласки у тебя – по Грозогорью слухи распускать про оборванку-ведьму, что в доверие к мастеру втёрлась? Такие-то ласки – в одиночестве меня оставить, чтобы никто не позарился, а потом самому и забрать лёгкую добычу? Такие у тебя ласки?!
– Да что ты понимаешь, глупая! Если тебя слухами дурными не укутать, темноты не отогнать будет! На тебя ж каждый прохожий оборачивается, а те, кто магию видеть способен, и вовсе глаз с шара не сводят!
– А может, – перейдя с крика на ядовитый шёпот, сощурилась Хедвика, – может, это ты первый с моего шара глаз не сводишь? Может, хочешь у меня отнять? Ты ведь вор! Сам говоришь, за редкими шарами собрался… Коли на меня оборачиваются, так зачем на улицу выволок, по всему Грозогорью прокатил, что товар на ярмарку выставил?
– Чтобы хоть на час твой шар увести, чтобы хоть на день твой след в городе остыл. Да как иначе было тебя с Иваром глаз на глаз свести?
– Вот ещё новости! – опешила Хедвика. – Ивар здесь при чём?
– Он один, кроме меня, тебя защитить сможет. Я ведь взаправду в горы ухожу, долго, долго меня в городе не будет. А он за тобой приглядит, выручит в случае чего…
– В каком это таком случае ему меня выручать придётся?
– Красива, а в голове вихри что ветры в поле! Совсем ничего не чувствуешь? Ведь не просто так тебя вчера из города увозил! И Грегор тебе не зря карты Северолесья подсовывал. Не чувствуешь разве, как тучи сгущаются? Зима, может, и минует, добром сойдёт, но уж дальше – держись: опасное лето! И ты с шаром своим расчудесным, пылающим, магией переполненным, точно без внимания не останешься.
– Это ещё почему? – нервно спросила Хедвика.
– Потому, что магия в этих землях иссякает, – тихо ответил Файф.
– Твоими стараниями! – крикнула она и осеклась.
«Магия иссякает».
Иссякает.
Одно дело знать, что сумеречные воры крадут шары, мастера дробят их оболочки, кроша в каменную неживую магию, а сердцевины на стекляшки для бус пускают. Другое – слышать от самого вора, который каждый день трепещущее, не гиблое ещё волшебство голыми руками трогает, что иссякает оно…
– Сумеречные столетиями воровали синие шары. Магии у истинных колдунов слишком много, чтобы успеть её за жизнь потратить, а каменной пылью она и другим, не менее достойным достаётся.
«Дядюшке Ши, например», – испуганно и зло подумала Хедвика.
– А если бы вся магия в шарах оставалась да со смертью носителей в землю уходила, земля бы ею переполнилась, что бочка с порохом. Мы, сумеречные падальщики, ищем отживающую магию, собираем да вам, мастерам, отдаём, чтобы вы искусством резца и молота её другим раздавали!
– Многие ли её получают? – Хедвика не заметила, как вернулась к столу и нагнулась над ним, приблизив своё лицо к лицу Файфа. – Или, может, Ивар её избранным переправляет? Тем, кто побогаче? Или, например, в перстни дворцовой стражи закладывает?
Лютник зло сощурился:
– Не тебе здешние законы переписывать. Спасибо скажи, что Семь земель ещё живы, нам спасибо скажи, что магию рассеиваем. Есть такая работа – жар загребать руками, каштаны зубами из огня вытаскивать. Это – про сумеречных, о которых и не знают ничего больше! Только псов натравливают, только страх нагоняют, распускают слухи о беспощадных сердцах и клинках жестоких!
– Ох, да без вас, пожалуй, давно бы Северолесье погибло, – с издёвкой рассмеялась Хедвика. Как те, кто ворует колдовство, кто губит истинных магов, могут оправдываться?
– У тебя, милая, всё просто, будто виноград: есть чёрный, есть белый, а иначе и не бывает. А ты без перчаток снег тронь, сбрось иллюзии – уж тут ты мастерица! – чистыми глазами взгляни. Представь Северолесье да одну горстку магов на все Семь земель. Силой своей они могли бы все земли поработить, если бы захотели, если бы никто их шары не забирал… Ведьма, что в Мёртвом городе колдует, то и сделала! К тому же раньше истинные маги чаще рождались, и шаров на свете было куда больше. А теперь год от году их становится меньше…