– Конечно, выдумал.
– Врёшь.
– Вру, – согласился Файф. – Но что мне теперь делать? Утешить тебя нечем. Зачем обратила правителя мной?
– Чтобы стражники не подумали, что ты сумел сбежать. Я ведь стёрла им память.
– А в темницу-то зачем полезла?!
– Грегор сказал, ты сам дал знак, где тебя искать.
– Искать? Меня? Зачем?..
– Отдать тебе шар.
– Что, так допёк он тебя? Ха-ха… А просто расколоть не могла?
– Мы ведь уже говорили об этом.
– Но ты ничего не ответила.
Хедвика вздохнула, отхлебнула ещё глоток бодрящего напитка, отёрла слёзы.
– Я не могла его расколоть. Я пришла в Грозогорье, чтобы выучиться, как магию добывать, а не убивать.
– Добывать, а не убивать… – задумчиво повторил Файф. – И из чего же ты думала добывать магию?
– Отовсюду. Вся земля, где люди ворожили с помощью каменной пыли, пропитана её крохами. Площадь Искр, например, в каменной магии вся насквозь! Если бы эти крохи можно было собирать… раздавать…
– Хочешь, значит, чтобы все были равны. Чтобы у каждого за пазухой искорка была, так?
Она молча кивнула.
– Какая ты глупая ещё, виноградная. Жить ещё и жить.
Молчание было тягостным, и, чтобы хоть как-то его заполнить, она сказала:
– Я знаю, как у того мастера, который наградил тебя отложенной смертью, оказался твой след.
Лютник вопросительно поднял брови.
– Ты сказал, его мастерская в заброшенном саду. А мастер не в высоком ли цилиндре с очками сверху?
– Верно, – прищурился лютник. – А ещё малиновый платок…
– …В чёрный горошек, – кивнула Хедвика. – Он. Я к нему первому стучалась, как попала в Грозогорье. Обещал взять меня в подмастерья, опоил шелковицей, обокрал и выставил вон.
– Да что у тебя красть-то было? – напряжённо рассмеялся Файф.
– Почти нечего, – ответила она, прикладывая к покрасневшим глазам кружевную салфетку из ящичка комода, – а только кое-что всё-таки было. Да и то – подарок…
– Подарок?.. – отозвался лютник.
– Браслет. Камни-ягоды. С него-то всё и началось.
– Кто же знал, что он в конце концов правителя сгубит, – глухо отозвался Файф и отвернулся к большому очагу. Отблески огня старили его, золотили кожу, вычерчивали морщины. Он резко обернулся и глянул на Хедвику новым, хищным взглядом.
– Виноградная, понимаешь ты, что мы натворили?
– Да, – тихо ответила она.
– Нет! – крикнул Файф так яростно, что зазвенели стеклянные подвески на тяжёлых парчовых гардинах. – Не понимаешь, виноградная, иначе бежала бы уже отсюда со всех ног в свой дремучий лес! Твоя магия такова, что не только меняет облик, но и подменяет суть. Правитель мёртв, а если и нет, то всё равно, что мёртв, и мой образ навеки на нём. Живой образ что вода: заполнит тот сосуд, в который его призовёшь. Не только внешностью, но и магией, и самой сущностью, и памятью даже – если ты как следует попытаешься, то вспомнишь того, чего никогда не ведала, но что знал и помнил правитель. Образ – это и колдовство, и вся внутренняя суть: отложенная смерть подтачивала моё истинное тело, но образ перекинул заклятие на правителя, и теперь он мёртв, а мёртвый образ что камень: с места не сдвинуть. И на ком он есть, на том и останется… Так что мне теперь до конца дней быть в твоём обличье, а тебе – быть правителем до тех пор, пока я не умру.
– Как путано всё… Почему? – замерев и позабыв дышать, спросила она.
– Потому что, если ты попытаешься вернуть свой образ, я умру – это как кожу заживо содрать! Моя истинная личина исчезнет – если уже не исчезла! – вместе с правителем, а другой, кроме твоей, у меня нет. Ну а ты… Ты можешь, конечно, вернуть свой образ обратно. Если тебе не жаль меня.
Его голос дрогнул, и Хедвика подумала, что за такого актёра дорого бы дали в дворцовом театре. А всё-таки ответила:
– Не хочу, чтобы по моей глупости погиб ещё и ты. Да и не разобраться без тебя, что делать дальше. Я ведь никому не могу рассказать про всё…
Ей хотелось заплакать, спрятаться, убежать прочь из этих натопленных, облечённых в позолоту и бархат комнат. Но она подняла голову и ответила на стук в дверь:
– Всё в порядке. Я выйду к обеду. Приготовьте чистую одежду и карту речных посёлков.
Хильдегарт – а именно он вопреки запрету вновь постучал, чтобы доложить о прибывших камнерезах, – не успел произнести и слова, но с облегчением отметил прежний властный и отрывистый тон правителя.
С утра его величество будто подменили. Но теперь всё возвращается на круги своя. Если бы ещё выяснить, кто эта таинственная леди…
– Приготовить одежду и карту, а не топтаться под дверью! – прогремел правитель, и советник, поклонившись невидимому за дверью господину, с лёгким сердцем отправился в людскую.
14. Правитель Грозогорья
Стол был накрыт, но правитель не пожелал встречаться с каменными мастерами раньше назначенного срока. Вместо этого он распорядился подать им отдельно и велеть подождать ужина, а сам, взяв с собой советника, отправился в подземелья.
– Что вашему величеству понадобилось в подземельях вновь? – с трудом скрывая неудовольствие, спросил советник.
– Мне не нужны тюремные подземелья, – уточнил правитель. – Мне нужны шахты. Те самые, в которых, вы говорите, найдена новая руда, богатая апатитом.
– Виноградная, ты либо очень хитра, либо очень глупа. Зачем тебе туда? – спросил Файф, как только советник ушёл. – Если хочешь лично посмотреть на эту новинку, то, верно, ищешь выгоды. Да только самой тебе эту руду в дело не пустить, значит, ищешь выгоды не для себя, а для Грозогорья. Примеряешь роль правителя?
Хедвика, придерживая корону, с интересом склонила голову:
– Это версия хитрости, так? А вторая? Про глупость?
– Возможно, ты просто хочешь сбежать? – с неловкой улыбкой развёл руками лютник. – Подземные штольни – хорошее место для побега. Путано, темно… А всё-таки лучше бы подождать, пока всё уляжется. Слишком много новостей за день для такого маленького дворца.
– Маленького? – поразилась Хедвика, как раз стоявшая у окна и оглядывавшая бесчисленное число внутренних дворов, двориков, анфилад, аркад, крыльев и галерей.
– Ох, не ведись ты на это, – поморщился лютник. – Разве не чувствуешь – тут колдовство колдовством цепляет, сплошная пространственная ворожба. Сам дворец едва ли больше мастерской Грегора…
– Грегор, – вспомнила вдруг Хедвика. – Что с ним? Я давно ничего не слышала о нём!
– Зато, ручаюсь, видела его сегодня утром, перед тем как побежать во дворец.
– Утром?.. – растерянно спросила она. – Ах да, утром…
Событий с той минуты, как она выскочила из мастерской под встревоженный говор Грегора, произошло столько, что и не верилось, что всё это может уместиться в один день.
– А Грегор будет на ужине? Он приглашён?
– Откуда мне знать. Но вместо пробежки по подземельям я предпочёл бы присутствовать на обеде. Ужасно голоден! И ты, помнится, тоже жаловалась на голод…
– А, так служанка приносила… Вон там, на подносе. – Она махнула рукой в сторону стола и полукруглой тахты. – Кажется, там дичь.
– Кажется? – расширив глаза, воскликнул Файф. – И ведь ничего не сказала раньше! Думаешь, в дворцовой темнице отменное питание?
И он бесцеремонно набросился на еду. Хедвика в очередной раз подумала, до чего странно видеть себя со стороны: вот она подбегает к столу, вот срывает с блюд тонкие звенящие серебряные крышки, вгрызается в остывшую, но по-прежнему сочную глухариную ножку, обвалянную в сухарях…
Почему-то Хедвика никак не ожидала, что Файф накинется на еду, как дикарь. Она была уверена, что лютник – обладатель великосветских манер.
Насытившись, Файф устроился на тахте, лениво посасывая косточку персика.
– Итак, сбежать или оценить новую руду? – спросил он.
– Ни то и ни другое.
– Ты ставишь меня в тупик, виноградная.
– Я хочу отыскать твой труп.
Он подавился и согнулся в кашле. Брызнул липкий сок.
– Ч-что?
– Ну, не твой, разумеется, – усмехнулась Хедвика. – Труп правителя. В твоём обличье.
– С чего ты взяла, что он в штольнях?
– Всех, кто умирает в дворцовых темницах, бросают в штольни.
– Откуда ты знаешь?
– Так говорится в сказках.
Файф безнадёжно вздохнул и глянул на неё почти с жалостью. Намотав на палец прядь, задумчиво произнёс:
– Что ж… Я по-прежнему думаю, что ты либо хитра, либо глупа. Но, во всяком случае, очень храбра. Этого у тебя не отнять.
– Спасибо на добром слове, владыка воров, – откликнулась Хедвика, уже давно не пытаясь разобраться, как она относится к этому скрытному, злому, смелому и отчаянному человеку.
Так или иначе, служанка уже трижды приглашала к обеду, а у неё было ещё одно дело, с которым следовало покончить как можно скорей.
– Подойди, – велела она лютнику. Файф взглянул на неё с шутливым удивлением: смеешь приказывать, виноградная?
– Подойди, – повторила она нетерпеливее. Он встал и сделал к ней несколько шагов, но, даже вытянув руку, она не смогла бы дотянуться. – Ближе! – властно произнесла Хедвика, чувствуя в голосе новую интонацию, а в голове – чужой одобрительный смех. Как некстати! Её снова заполняли чужие сущности, чужие истории… Но терпеть осталось недолго; ещё чуть-чуть, и она избавится от этого… от всего…
– Я должна отдать тебе шар. Сейчас же. Я не могу больше. Он жжёт. Он сводит с ума. Мне кажется, что я раздваиваюсь, плещусь русалкой, шью алую скатерть в сосновой горнице…
Она слышала, как участилось дыхание Файфа. Он всё-таки подошёл ближе – эта хрупкая худая девушка с убранными в высокую причёску волосами, глазами цвета грозового неба и неподдельной тревогой, надеждой, неверием на побледневшем лице.
«Я красива», – отстранённо подумала Хедвика.
– Как ты сделаешь это? Никто не умеет возвращать на место синие шары, – облизав губы, прошептал он.
– Я тоже не умею. Я не знаю как. Но я отдаю, отдаю тебе его! – крикнула она. – Забирай! Он не нужен мне! Я не хотела его отнимать! На, забирай, безрассудный и бессердечный! Забирай свой шар со всей своей тёмной магией! Забирай свою душу, спутанную, изъеденную, беспутную! Все свои закоулки и ухмылки, усмешки, улыбки, свой колдовской взгляд со своим проклятым серебром – забирай! Вон из моего сердца, вон из моего разума, из моих мыслей – прочь! И не смей больше заставлять меня влюбляться и ненавидеть, забирай и уходи!