Земли семи имён — страница 25 из 53

Задыхаясь, она выхватила его шар, такой гладкий и холодный на ощупь, и швырнула лютнику в лицо, не заботясь больше ни о чём и чувствуя только пьянящую радость расставания.

Он скривился, словно от боли, и взмахнул рукой, ловя полыхнувший синью шар. А тот, словно только того и ждал, скользнул в ладонь и…

В следующий миг произошло то, чему Хедвика не смогла найти объяснения до самого конца всех историй. Что-то толкнуло её в грудь, да так, что она покачнулась и упала бы, если бы позади не оказалось обтянутой шёлковыми обоями стены.

А затем внутри горячим бутоном распустилась тяжёлая боль, от которой стало трудно дышать, и она согнулась, держась за грудь, но бутон выбросил ростки, выпустил корни, вцепился в неё и расползся ядовитым сорняком, цепляясь за каждый вдох. Судорожно всхлипнув, Хедвика опустилась на колени и зарылась пальцами в густой ковёр. Она не помнила, как в тот же миг рядом с ней упал на колени Файф, как он спрашивал её, как тревожно метался по огромной комнате, пока не догадался наконец оттащить её поближе к камину.

Вблизи пылающего огня ядовитый цветок, оплетший её изнутри, наконец распустил лепестки. Она вскрикнула от обрушившейся боли, перестала дышать и только, уже совсем задыхаясь, почувствовала, как лепестки вспыхнули и алчный огонь прокатился по стеблям и листьям, пожирая яд.

– Огня! Огня! – бессвязно бормотала она, тянулась к пламени и, если бы не Файф, ловивший её руки, давно обожгла бы пальцы.

Наконец цветок осыпался жирным чёрным пеплом, жар утих, и внутри осталась выжженная пустошь и две крохотные, не толще острия спицы, точки, светящиеся на пожарище.

– Дай мне воды, – больше подумала, чем прошептала Хедвика, сглатывая и закрывая глаза. Когда Файф подал ей стакан, она сделала несколько жадных глотков, но больше выпить не смогла. Приложила руку к груди, прислушалась, а затем спросила – тихо-тихо и мелодично, словно далёкий перезвон бубенцов на шее призрачной Акварели:

– Ты слышишь свой шар?

Файф спрятал лицо в ладонях, и могло бы показаться, что он беззвучно смеётся – его плечи вздрагивали, а сам он склонился вперёд и дышал прерывисто и громко.

– Он стал твоим? У тебя теперь их два, верно?

– Верно, – ответила она, не слыша саму себя. – Это всё колдовство образа. Я отдавала его тебе. Но ты сейчас – это я. И шар, наверное, почувствовал… Если бы я знала, как мыслит эта магия… Да. Теперь у меня их два. Свой… и твой.

Она рассмеялась в голос, но смех этот был похож на смех ещё меньше, чем беззвучный хохот Файфа.

Сколько ещё странного смеха судьба принесёт Хедвике, никто не ведал. Но владыке воров смеяться оставалось ровно до старого грота.

* * *

Карета, мягко покачиваясь, везла их к западным воротам. Прямо за ними начинались громадные карьеры, все выше в горы уходили хижины каменщиков и охотников, а по склонам вился вечнозелёный молодой и гибкий падубник. Как только впереди показался укреплённый тяжёлым брусом вход в рудники, правитель велел остановиться и вместе с племянницей, советником и двумя стражами вышел из кареты. Возница тоже слез с облучка, чтобы покормить лошадей, пока господа будут осматривать рудники.

Позади, скрипя и грохоча, остановилась ещё одна повозка. В ней ехали отборные дворцовые воины: владыка Грозогорья редко путешествовал в одиночку.

– В которой из шахт найдена новая руда? – спросил он у советника, не выпуская руки своей племянницы. В противоположность утреннему любопытству теперь девушка казалась потерянной и безучастной.

– В шахте номер четыре, ваше величество, – ответил тот. – Если мы не будем мешкать, успеем на ужин к назначенному…

– Прекрасно, – перебил правитель. – Идём туда. А затем проведаем и самую дальнюю…

«Зачем?» – удивлённо подумал советник, но не решился спрашивать раньше времени. Казалось, правитель был более озабочен своей племянницей, нежели шахтами или рудой.

– Лошади неспокойны, – вдруг произнесла она, обращаясь к правителю. – Не к добру.

Правитель промолчал.

Город остался позади и теперь нависал над ними нагромождением башен и стен, переплетением галерей и взбегавших по горным отрогам улиц. Словно громадный обломок гор, он грозился вот-вот упасть на горстку путников и прижать их к пропитанной конским потом, пронизанной корнями горького цикория земле.

Они приближались к тёмной пасти входа, но ни перестука молотков, ни звона кирок было не слыхать. Вместо этого по сухой потрескавшейся почве отчётливо прогремел стук подкованных алюминием копыт, особый, хлёсткий и рассыпчато-дробный, словно кто-то неистово и ритмично бил в барабан.

Вышколенная стража мгновенно укрыла правителя десятком щитов.

– Файф! – отчаянно крикнул он, но никто не разобрал вопля в наступившей неразберихе: из-за крутого излома скалы вырвалось тёмное облако всадников на конях – никак не меньше трёх десятков. Их наскок был похож на удар копья, на блеснувшую молнию, стремительный и мгновенный. Не прошло и полминуты, как они окружили карету и повозку стражи, но, казалось, им и дела не было до правителя и его свиты. Никто не пытался достать его величество мечом, ни один из всадников не направил на него гарцующей лошади.

Не правителя Грозогорья преследовали сумеречные воры. Им нужен был лишь тот, кто отнял шар их предводителя, кто забрал его колдовство. Сам вор воров велел им отыскать дерзнувшего поднять руку на властителя. Дерзнувшую поднять руку.

Пыль, поднятая копытами тридцати коней, не вскружила головы нападающим. Без куража и крика они взяли в кольцо ту единственную, которая знала имя властителя воров. Правитель, могучими руками отталкивая свою стражу, пытался пробиться к одинокой фигуре в сером платье, сжавшейся среди копий и тонконогих крупных лошадей.

– Не троньте его! – кричал он, с безумием берсерка бросаясь на дворцовых воинов. – Не троньте!

Но всё было тщетно. Миновало несколько ударов сердца, несколько наполненных горной пылью вдохов успели сделать сумеречные воры и дворцовые воины, прежде чем племянница правителя упала на колени и…

Советник, отброшенный сокрушительным ударом, в ужасе увидел, как его величество, цепляясь за стражников, осел на землю, а его фигура вдруг сморщилась, будто кто-то с силой сжал его в огромном кулаке.

– Прочь! – прерывисто дыша, велел он стражникам. – Отойти от правителя!

Но его не послушали. Задача дворцовой стражи была проста: в случае опасности не покидать его величества ни при каких условиях. Они убрали свои щиты, лишь когда пыль улеглась, а дробный рокот копыт затих вдали.

Советник встал и, пошатываясь, устремился к правителю. Тот скорчился на земле, скрывшись под мятым тёмным плащом.

– Ваше величество, – нервно позвал Хильдегарт, мимоходом оглянувшись на лежавшую без движения племянницу правителя. – Ваше величество, они ушли, но, думаю, недалеко. Нам нужно скорее вернуться в город! Темнеет…

Он взглядом велел страже разойтись, и на этот раз воины подчинились. Правитель не подавал признаков жизни, но, когда советник опустился на колени рядом с ним, чёрный плащ взметнулся, и перед лицом Хильдегарта блеснули из-под тёмных густых прядей грозовые глаза.

– Ваше ве…

В следующий миг в голове советника словно взметнулся столб пыли, а когда всё улеглось, он повернулся к стражникам и медленно, дивясь пустоте и внезапному умиротворению, приказал:

– Возвращайтесь в повозку. Её величество должна посетить шахты и вернуться в город к сумеркам.

Стражники подчинились без всяких сомнений – такова была верная дворцовая гвардия. Или – такова была магия.

Опираясь на руку Хильдегарта, правительница встала, но двинулась не к карете, а к распростёртому неподалёку телу. Подойдя, она склонилась и, помедлив, откинула капюшон.

– Владыка воров! – воскликнул, отшатнувшись, советник.

– Прикажите подобрать тело, – выговорила правительница, не сводя взгляда с бледного узкого лица в серебряной раме прямых волос, – и отвезти мастеру Грегору, камнерезу с площади Искр. А сейчас в шахты.

Она легко взобралась в карету, втянула длинный, волочившийся за нею плащ и не проронила больше ни слова за весь короткий путь до входа в рудники, за всё то время, пока собственноручно осматривала новую руду, сложенную ровной горкой на выступе скалы, за всю долгую дорогу домой. Хильдегарт подивился, что в шахте не было ни одного рабочего, и украдкой от правительницы велел двум стражникам остаться и разведать, что здесь вышло.

Правительница ничего не заметила – она, глубоко в своих мыслях, молчала, лишь изредка дотрагивалась до рельефного серебряного обруча на голове.

У самых ворот города она наконец напряжённо обратилась к советнику, отчего-то избегая звать его по имени:

– Скажите, помните ли вы моего дядюшку?

Дядюшку?.. Хильдегарт хотел было ответить, что ни о каком дядюшке он не слышал, но в голове вновь взвихрилась пыльная карусель, и он со скорбью и почтением произнёс:

– Разумеется, ваше величество.

– Хорошо, – тихо ответила правительница, хмурясь и вновь касаясь короны. – Тогда в память о нём помогите мне подготовить манифест… Сделайте это как можно убедительнее. И как можно скорее. Сразу, как только мы прибудем во дворец.

– Я внимательно слушаю вас, ваше величество, – подаваясь вперёд и сосредоточенно сжимая пальцы, ответил он.

– Мне нужен манифест о провозглашении нового правителя Грозогорья, – срывающимся голосом откликнулась правительница, глядя на него блестящими глазами. И добавила – тоном, никогда им не слышанным, тоном, правителям вовсе не подобавшим, но испуганным, искренним, искавшим утешения и защиты: – Вы поможете?

– Разумеется, ваше величество, – бесстрастно кивнул он и достал из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги. – Ехать до дворца не меньше получаса по сумеркам – достаточно, чтобы составить черновик. Диктуйте.

И встряхнул головой – отогнать навязчивый пыльный песок.

15. Правительница Грозогорья

В покоях всё было по-прежнему. Пылал выложенный изразцами очаг, тихо звенели в портьерах стеклянные подвески. Но вместо высокой девушки в сером шёлковом платье, вместо широкоплечего правителя с ястребиным взором стояла здесь теперь сама Хедвика в длиннополом плаще, испачканном дорожной пылью, белым каменным крошевом из коридоров штолен и кровью лютника, который, умерев, обрёл свой истинный облик.