– Где я найду их? Короля, берегинь, призрака?
Вместо ответа ведьма метнулась к котлу, крышка которого съехала набок, а под ней заклокотал колдовской шоколад. Хедвика терпеливо ждала, пока та справится с бушующим варевом, но колдунья не спешила возвращаться: действуя руками, словно гончар, она прямо на огне расширила котелок. Посветлевший кипучий шоколад успокоился и затих.
Наконец она снова повернулась к Хедвике, и в руках её был незнакомый шар, пронизанный, словно почва корнями, розовыми прожилками.
– На. Это мой шар. Он подскажет.
– Твой?..
– Мне он на что? За пазухой носила, вот он и запомнил кое-что, что тебе пригодится. А для колдовства он мне без надобности. Что это за магия такая, которую отнять можно? Разве стоит на такую полагаться? Учись колдовать сердцем. Иди.
– Но как…
– Не одна луна минет, прежде чем в следующий раз встретимся. К тому времени поумнеешь и вопросы станешь задавать верные. Иди!
Правительница Грозогорья поклонилась, спрятала шар, накинула поверх синего платья мантию и вышла из пропахшего шоколадом и травами дома. А на крыльце на один миг, перед тем как шагнуть в мёртвую улицу, увидала иной город: малиновые огни, золотые нити, смех да говор. Гадалки прятались по чердакам, выпекали в пекарнях хлеб, блестели в витринах лавок сладости и чудеса, и веяло жарким летним маревом: яблоко, тополь да черешня.
– Хильдегарт! – позвала она, спускаясь с крыльца. Пёстрый город – каким он был или каким станет когда-то – расступался перед нею и разрывался на клочки дыма, словно фантазия. Когда она миновала последнюю ступень, вокруг стояла прежняя пыльная тишина. – Хильдегарт!
Советник не откликался.
Она обошла вокруг дома, но не нашла и следа.
– Хильдегарт! – в третий раз безнадёжно крикнула она. Не хотела знать, но уже знала, что случилось, и знание это тяжестью поверх мантии ложилось на плечи.
«Не желаешь терять близких – учись защищать!»
Я научусь. Научусь. Но сколькие до тех пор исчезнут? Не лучше ли не впускать ни в сердце своё, ни в мысли никого?
Хильдегарта так и не нашли.
Возвращаясь в Грозогорье, Хедвика думала: был ли он платой за очередной шар, способный указать, где отыскать магию, исчез ли случайно, затерявшись во временах Мёртвого города, или не было его вовсе, и на краткие дни оказался он приставлен к ней, чтобы не запуталась, не захлебнулась в тёмном глубоком озере?..
Так или иначе, но его не было с ней больше, и никого больше не было. Перед нею лежал извилистый тёмный путь, и лишь самое начало было освещено торжественным сиянием дворцовых окон.
Откуда начинался он? От ворот дворца, из маленькой мастерской Грегора или от самого подножия Грозогорья? А может быть, от весёлой таверны, где она укрылась от дождя? Или ещё раньше – на опушке старого густого леса, среди орехов и вязов, химер и сов?..
Те, кто вольно или невольно шагал с нею рядом, ушли, свернули на свои тропы. А её дорога, дорога северного винограда, только вперед вилась, и с собою можно было взять лишь факел: светит, но не греет, видеть, да не привязываться.
– Отыщите мне нового советника, – велела она дворцовым мудрецам. – Прикажите разведать во всех землях, отовсюду созвать достойных.
А пока созывали советников, ей предстоял долгий путь. Каменный Король в горном храме, лебедицы-берегини на песчаном берегу, серый призрак с тёмными глазами в заброшенном ските Траворечья, а может быть, и другие, кому придётся платить. Возможно, и своей судьбой заплатить придётся…
Мантия на плечах широка, тяжела. Хедвика закончила узор, доплела магию. Накинула капюшон и выскользнула из дворца, заперев двери, заперев время. Холодно стало от такого колдовства, непривычного, глубокого. Холодно и пусто на сердце. Зато никто в Семи землях не заметит теперь отлучки, какой бы долгой та ни оказалась. А как вернётся правительница – если вернётся, – будут ждать её вести о советниках. Достойнейшему она сама выйдет навстречу.
18. Семь историй впереди
Сколько минуло лун, знала одна Хедвика – она, те, чьи голоса в её шаре отражались эхом, да все, к кому она обращалась на своём пути. Когда правительница незамеченной вернулась в Грозогорье, прежняя ранняя весна тихо топила снег по обочинам дорог, заливала талой водой солнечные площади. Город стоял нетронутым, Семь земель застыли в глухом сне.
Словно домой возвращалась после долгой дороги. Да так оно и было. Вышла из своих покоев ранним утром – ещё розовел рассветным соком схваченный цепким ночным холодом снег. Первые служанки бегали по дворцу, наводя блеск на серебряные зеркала, а повар принимал у городского пекаря горячий хлеб.
За завтраком ей объявили, что мудрейшие храбрецы, бесстрашнейшие воины и великие ведуны созваны со всех сторон Северолесья и уже спешат к Грозогорью, чтобы предстать пред нею, дабы могла она воочию убедиться в их мудрости и выбрать достойнейшего советника.
– Кто же из них лучший, по-вашему?
– Лучшего покажет время, правительница. Но вернее Хильдегарта никого не сыскать, а среди тех, кто прибудет к тебе, есть его дальний родич – Хцеф с холмов Сажи.
– Хцеф с холмов Сажи, – повторила она, крутя на пальце кольцо с жимолостью. – А как прибудут гости?
– Кто верхом, кто с собственным войском, а за кем высланы кареты.
– Есть ли кто-то, кто пешим ко мне прийти собирается?
– Путников с холмов Сажи никогда на лошадях не видали в мирные времена.
– Снова Хцеф… Что ещё о нём ведомо?
– Семьи не имел, в юности прибился к каравану, что бродил по Северолесью до тех пор, пока властитель всех цыган, воров да бродяг не собрал под своею рукой. Говорят, от рождения имел синий шар, но история странная: не то шар потух, не то забрали его, но не сумеречные воры, а карла, что растит в горах ягоды желаний.
– Отчего желает стать советником моим?
– За юность свою все Семь земель исходил вдоль и поперёк, да не оттого, что приключений искал, а оттого, что очага нет, к которому возвращаться бы тянуло. Ищет тихой гавани, где мудрость его будет во благо, и защититься хочет от тех, кто может её во вред обернуть.
«Ну, если станет он советником, покоя ему не видать».
– Через сколько прибудет он в Грозогорье?
– Дорога от холмов Сажи идёт через Химерьев лес, через Траворечье и великий овраг. Не раньше чем через полумесяц будет у ворот.
– Выйду ему навстречу через неделю. Охраны мне не нужно. А до того пригласите во дворец мастера Грегора – потолкую с ним о новой руде… да кое о чём другом. Благодарю за службу.
До этой минуты, сама не отдавая себе отчёта, она карабкалась и карабкалась вверх по горе – по горе, облитой серебром снега и золотом фонарей, усыпанной домами и палой листвой, увитой сухим шиповником. Венец горы – дворец – принял её в свои сияющие объятия, золотые покои, свежие простыни и роскошные погреба, устланные бархатом коридоры и высокие стрельчатые окна.
Но теперь она покидала этот дворец, оставляя его до своего возвращения на милость мудрецов и придворных. Да и вернётся она – Хедвика знала – ненадолго, а лишь за тем, чтобы в последний раз окунуться в гавань покоя, какой ищет Хцеф с холмов Сажи, но который не суждено обрести ни ей, ни, быть может, ему.
Правительница спускалась извилистыми улочками, оставляя за собой балаганы и переулки, в стёклах мерцали искры рассвета, а над оледеневшим прудом вспыхивали, потрескивая, утренние солнечные брызги. Она улыбалась пустым дорогам, по которым только спешили к большим площадям подводы с зерном, хлебом и молоком. Солнце поднималось, раззолачивая коричневые крыши, талая вода ломала лучи, а черепица и стёклышки в переплётах вновь играли десятками цветов, как в первый её день в Грозогорье.
Утро было прекрасным и обещало добрую дорогу. А там, за городскими воротами, куда она спускалась по скользким мощёным улочкам, уже пылала золотая весна. Чем дальше от Грозогорья, тем теплее становились земли, и где-то уже раскинулись спелые поля середины лета. Но путь её лежал не в плодоносные княжества по берегам Зелёной Реки, а в лес, через великий овраг, ещё дышавший зимним холодом.
Проходя мимо высокого дома на Золотой улице, Хедвика почувствовала первые щупальца знакомого тумана в мыслях и накинула капюшон. Но разве можно было тёмной тканью отгородиться от того, что с каждым днём всё прочней впитывалось, вливалось в её душу?
В каменном доме, выкрашенном голубой краской, с жёлтыми колоннами по краям, с тёмным окном в тройной раме, жила когда-то алхимик, что приходилась Грегору родной дочерью. Шар её Хедвика спрятала и заговорила так, что никто больше до самого конца Грозогорья не смог бы его отыскать. Но шар сделал своё дело, и, шагая мимо притихшего дома, Хедвика едва не позабыла, кто она: правительница ли Грозогорья или алхимик, что способна переплетать магию трав и струн.
Лишь миновав крыльцо и оставив за собой низкую каменную изгородь, она глубоко вдохнула и обуздала мысли – и свои, и чужие.
«Удачи!» – шепнула алхимик или сама Хедвика, или ветер прошумел в голых ветках, на которых узелками набухали крошечные паутинки почек.
Наконец остались за спиной большие и малые улицы, переулки, аллеи и площади Грозогорья. Перед нею высились кованые городские ворота, украшенные резьбой чеканных созвездий.
Не прошло минуты, как створки послушно распахнулись, впуская в город искрящееся горячее утро, и тёмная фигура в мантии с изумрудной каймой выскользнула на дорогу. Прошло ещё мгновение; створки закрылись, и во дворе перед воротами вновь сгустились рассветные сумерки, а стражники даже не вспомнили, что за девушка покинула город в рассветную рань.
Она оставляла каменное и тёмное Грозогорье, шла в широкие Семь земель. Мрачный город притих в надежде: хоть и продолжал он пылать фонарями и шуметь ярмарками, но ночами здесь закрывали окна и накрепко запирали двери. Клубилась над городом тень, которую не отогнать ни солнечному свету, ни ярмарочным огням. А может быть, и ей, правительнице Семиимённой, это было не под силу.