— Ладно, попробуем вам обеспечить крепкий тыл.
Снаружи ждал краулер. Руди дал влюбленным вместе готовить его к рейсу, а сам задержался в коридоре шлюза. Для надписи выбрал ярко-красный маркер.
Десятая смена завершена успешно. Коло — отличные люди, дружи с ними. Попробуй полюбить планету. Ее сны — чудо для тебя, и только для тебя. Она станет родной, ты памятью соединишься с ней, как все мы.
И ниже прибавил, словно завершил молитву –
Это наш мир. Аминь.
Ярослав ВеровОранжевое небо
Дельтаплан скользил в оранжевом сумраке. Скользил вдоль русла пересохшей Ангарки, покрытого толстым слоем киселя с торчащими из него массивными округлыми валунами, обкатанными за тысячи, а то и миллионы лет. Зима. Пройдет каких-нибудь три года, начнется сезон дождей, Ангарка вспенится, и по руслу помчит неудержимый поток, вздымая высокие фонтаны над прибрежными утесами, наполняя собой необъятный зев Байкала. Но это через три года, а сейчас — туман, валуны и кисель. Молочные реки, кисельные берега, любила говорить мать. Как в сказке. Мы в сказке, сынок, говорила она и иногда напевала, он помнит.
Где-то там, далеко-далеко,
За сплетенными в цепь кольцами горизонтов,
Есть земля, что течет медом и молоком…
Пусть сказка, Егор никогда не возражал старшим. Молочные реки, кисельные берега. Ха! Однако всякая сказка рано или поздно становится былью.
Редкие сполохи в небе превратились в сплошное мерцание, а отдельные раскаты — в негромкий, далекий, но грозный гул. Там, наверху, бушевала гроза. И это не очень хорошо. Гроза — значит снег. Манна, еще одно словечко старших. Снег у них — манна небесная, Егор и тут не против. Манна так манна.
Справа по курсу, в призрачном мерцании электрических сполохов, отсвечивал своими пиками хребет Ермака — изъеденный эрозией, рваный. Прекрасный.
Вот снег сейчас совсем не нужен. Облепит крыло, воткнешься в сугроб. Ежели повезет и сразу не башкой об валун, станешь ждать, когда сядут батареи термака. Или закончится воздух. Что так, что так — окочуришься и помощи не дождешься. Передатчик, может, и мощный, до Базы, может, и достанет, так Батюшка бушует, магнитная буря у него, и продлится суток трое. В аккурат и окочуришься. Нет, не для того дело затевали…
Егор снял руку с трапеции, похлопал по нагрудному карману. Вот она, горошина. А вон наконец и устье, и блестит впереди, окутанная оранжевым туманом, отсвечивающим багровым отблеском грозы, свинцовая поверхность озера. Ткнул пальцем в пульт. Запели электродвигатели, раскручивая кормовые пропеллеры. С легким шелестом складывались сегменты крыла, уменьшая размах, вернее, увеличивая стреловидность аппарата, походившего на летящую задом наперед сбрендившую с ума бабочку. Загудел в лепестках крыла, засвистел в снастях набирающий силу встречный поток.
Подняться метров на пятьсот — радары Базы не засекут, Батюшка славно лютует, да и друг Олег кое-какие меры принял, не хватятся. Повыше надо, потому как поймать пузырь над поверхностью — это сейчас никак не нужно. Это никогда не нужно, а сейчас — ну вот совсем ни к чему. Оно, конечно, зима, пузыри, случаем, выбрасывает нечасто, но не то чтобы совсем не.
Что ж, на скоростомере — двести пятьдесят кэмэ в час, высота пятьсот — значит ждите, буржуины, в гости минут через сорок. И-эх! Что может быть лучше полета над морем? Только полет в космосе. Но это — когда-нибудь потом. Ревет ветер, потрескивают снасти, мерцает небо, и багровые отблески падают на туман, и скорость, скорость… Незваный гость хуже татарина? Гнать раскаленным веником? Или как там… каленой метлой? Посмотрим! И-эх!
Егор невольно сморгнул. А затем сморгнул еще раз. Он уже сбросил скорость, картинка за лицевым щитком, даром что тот оптикоусиленный, вызвала смутное беспокойство. Что-то не так. Ну не мог же он облететь по кругу и доблестно возвращаться домой? Нет, не мог. А значит, чужая База зеркалит нашу один в один. Ничего себе, подарочек. Да вон на берегу купола станции деазотирования, вон сепараторы. Чуть в глубине — куб жилого корпуса, вон электролизная, вон тянутся длинными рядами производственные сектора. А вот и энергостанция — сильно на заднем плане, тоже врезана наполовину в ледяной утес и тоже по виду — плутониевая. И тоководы небось тоже сверхпроводящие. Это что получается — слямзили у нас все буржуины один к одному? Экое инженерное убожество. А что удивляться? Буржуины же. И все-таки как-то оно не по себе. Неправильно.
Егор покосился на левое плечо, на шеврон с эмблемой GazPromSpace, затем на правое. На правом торчал свеженаклееный символ: скрещенные серп и молот внутри алой пятиконечной звезды. Это да, это пусть знают.
— Roger! Unknown board, d’yo hear me? — прорезался сквозь вой помех голос чужого диспетчера.
— Roger! — отозвался Егор и зачем-то добавил на русском: — Принимайте гостей!
Дернул кольцо над головой — над планом с треском развернулось полотнище. Эту шутку придумал Олег, белый флаг, сказал он, универсальный символ мирных намерений. Собьют — и выйдет нам не дружественный контакт, а международный конфликт. Егор не возражал — в особую враждебность конкурентов он не верил, но если другу спокойней, то пускай его, полетаем под белым флагом.
— Okay. — Диспетчер остался невозмутим, можно подумать, к ним с Базы каждый день гости сваливаются. — Sector two, red lights.
Да уж, интересное дело, взлетал — вторая площадка, габариты зеленые, посадка — вторая площадка, габариты красные. Как и не летал. Ладно. Разберемся.
Плавно опускаемся на чистенький — ни комочка киселя — гудрон, крылья вверх, погасить инерцию таким же плавным подскоком, все, прилетели. Отстегнуть карабины, сложить крылья. Осмотреться. Понятно — ни души. И правильно. Ты что, ждал, что станут встречать оркестром?
Ох! Таких женщин Егору видеть на доводилось. Ни воочию, среди знакомых-подруг Базы, ни в трансляциях или фильмах Земли. В голове гудело после шлюзования, детоксикации, медицинского отсека. Вот особенно после него. Рамки сканеров — дело привычное, пробы дыхания — тоже. Но по ходу роботизированный медомплекс — не стоит и упоминать, что точно такой же, как на родной Базе, заставил выпить стакан белесо-мутной жидкости. Ну, значит, хоть вирусы-бактерии у нас разные, уже что-то. И от пойла этого, не иначе иммуномодулятор какой, в голове гудело.
А напротив тебя — девушка с темно-золотистой кожей. Тяжелые черные волосы, роскошные волосы, темные глаза, полные, чувственные губы. Мулатка, чего уж там, понятно, но как-то вот в жизни Егора с мулатками не задалось. Так что и без того слабенький английский сам по себе выветрился из головы.
— Take your place. — Девушка красноречиво указала на кресло, прозвучало как «не стой столбом». — Как вам зьовут?
— My name is Egor, — заученно ответил гость. — А как вас зовут?
— I’m… Jane. Может називат Janie. Ви неожидан guest, Егор. A’yo present ваши руководител? What is your mission?
Ну да, конечно. Как раз старшие об их с Олегом затее должны знать меньше всего. Ну, пока так.
— Я представитель молодежного комитета Базы!
Брякнул так брякнул. Всего комитета пока они с Олегом. Но они же над этим работают! Будет и комитет, не сразу, но будет. Идеи овладевают массами, массы овладевают идеями. Масса на ускорение — уже сила. Что за вздор лезет в голову? Да не пялься ты на бюст этой Джейн. Посол доброй воли, тоже еще.
— Oh! Brilliant. — Взгляд ее сделался еще темнее. — Рассказиват, Egor, please. Я понимат русски better then speak. Командор транслироват in real time.
Ясно. К руководству ихнему его, конечно, не допустят, да того и не ждали. Есть говорящая кукла — красивая, зараза, как восход Энцелада над Его Величеством Властелином Колец. Есть трансляция разговора. Надо думать, начальству. Егор набрал полную грудь воздуха — а вот воздух у них ничего, даже с запахом таким приятным, и принялся излагать отрепетированное.
Изложил о бессмысленности соревнования двух систем здесь, на Титане. И, напротив, о необходимости соединить усилия. Родной планете нужен газ и кисель, то есть сложные органические соединения, добыча их — долг. Но выживать лучше вместе! Ресурса мало, Земля перестала снабжать необходимым уже лет пять. Ни к вам, ни к нам грузовики не садились, только танкеры. Мы предлагаем сотрудничать. От лица всего Союза Социалистических Государств…
— Okay, okay! Enough… — Она рассмеялась, явив безупречно белые зубы. — Сотрудничат, sure. В какой област?
— Космос! — выдохнул Егор. — Кому, как не нам, осваивать Сатурн и окрестности? Спутники! Астероиды! Источник металлов и столь необходимых нестабильных изотопов. Наше поколение хочет, как земные парни. Там, — он махнул рукой вверх, — уже вовсю терраформируют Марс, уже наши, социалистические, корабли оседлали систему Юпитера. А ваш буржуазный мир загнивает…
— Brilliant, — пробормотала Джейн, не поведя и бровью.
— А то! Уверен, вас дезинформируют! Вот!
Он с треском расстегнул «липучку» на груди, вынул из кармана кейс с горошиной. — Вот, покажите это своему… начальству!
Она столь же невозмутимо приняла кейс, открыла. Захлопнула.
— Sure. Wait here for a minutes. — Она встала. И добавила с кокетливым прищуром: — Ми-ну-точ-ка!
Егор уставился на дверь опустевшей переговорной, поправил на коленях шлем, почесал затылок. Последнее, впрочем, мысленно. Не слишком ли он перегнул с пропагандой?
— Этот русский похож на сумасшедшего!
— Русские все сумасшедшие, дочь, — рассудительно заметил ее собеседник, немолодой, сухощавый, подтянутый, что сразу выдавало в нем бывшего военного.
Вернее, просто военного, они бывшими не бывают.
— Ты сам слышал, какую чушь он молол. Союз Социалистических Республик. Терраформирование Марса!
Командир базы — по совместительству отец юной переговорщицы — лишь улыбнулся.
— Отец, он может оказаться и провокатором.