— И что, к механизмам нет запчастей? — прервал Джоэла Старый Эдди.
— Есть — части от старой рухляди, той, что сыновья Каина доставляли в прошлые визиты. Вон тот бетонный ангар сплошь забит негодной техникой.
— Так в чем же дело?
— Среди нас нет механиков, нет людей, разбирающихся в технике. Сыны Каина боятся, что мы окажем сопротивление или попросту сможем обойтись без них. Поэтому они тщательно заботятся о том, чтобы население Джонса в них нуждалось. За восемьсот лет мы деградировали. Среди нас почти нет грамотных: мало кто умеет читать, писать — вообще никто. Не говоря уже о ремесленниках — их тоже нет, умения потерялись и забылись с годами. Искусны мы разве что в ювелирном деле — сынам Каина подавай обработанный, граненый товар.
— Так чем же вы здесь занимаетесь? — угрюмо спросил Хват.
— Выживаем. Плодимся. Работаем на полях, пасем скот, разводим птицу. И ждем очередного прилета мерзавцев, которые нас ограбят.
— И когда он ожидается, этот прилет?
Хват почувствовал, как рядом напрягся Лекарь, прерывисто задышал Старый Эдди, сжал кулачищи Полчерепа.
— Вам не повезло, Ник, — насмешливо ответил Джоэл. — Может статься, не все из вас доживут до счастливого дня, когда смогут лицезреть сучьих детей. Они были здесь с месяц назад, так что ждать нового визита следует лет через двадцать.
— Так что же делать, Хват? — уныло спросил Полчерепа. Он, казалось, уменьшился в размерах и стал похож на большого обиженного ребенка. Мы нашли стадо, ты ведь так говорил. Но что нам с ним теперь делать?
Хват поднялся с ветхой скрипучей табуретки и заходил по комнате. Их отвели в нежилой, с заколоченными окнами покосившийся дом, накормили и оставили одних.
— Ничего не делать, — сжав зубы, бросил Хват. — Жить. И ждать наших.
— «Наших», — фыркнул Старый Эдди. — Я не дотяну. Да и вам будет, сколько мне сейчас, когда прилетят наши. И с чего вы решили, что они захотят взять вас в долю? Как же, держите карманы шире. — Эдди рассмеялся. — Вы влипли, парни. А я с того света посмотрю, как обрадуются вам «наши».
— Заткнись, — коротко бросил Хват. — Джентльмены удачи всегда узнают друг друга. Узнают и нас, мы еще побарахтаемся. Пригоршня этих камешков, и мы сможем провести остаток дней где-нибудь на берегу моря, среди пальм, кораллов и молодых девок.
— Да, как же, нужны тебе будут девки, — хмыкнул Эдди. — Ладно, ты босс, тебе виднее. Идти нам все равно некуда. Значит, придется приспосабливаться.
— Приспособимся, — угрюмо пробормотал Хват. — Еще как приспособимся. И дождемся. Двадцать лет — значит двадцать. Да и кто сказал, что целых двадцать? Возможно, наши появятся здесь и раньше.
Первые дни из дома наружу не выбирались. Местные приносили еду, несколько раз заходили старейшины, осторожно спрашивали о планах. Хват отмалчивался, ссылаясь на то, что надо осмотреться.
На десятый день он вышел из дома затемно и отправился к космодрому осмотреть ангар. Внезапно путь ему преградили шестеро. Хват узнал двоих из тех, что встречали команду в лесу.
— Чего надо? — спросил он небрежно. Страха не было, хотя то, что сейчас произойдет, капитан знал наверняка.
— Нам ничего не надо, — отделился от группы высокий мускулистый абориген. — Кроме одного — чтобы вы убрались отсюда. Нам здесь не нужны чужаки, сами еле живы и кормить лишние рты не собираемся. Тебе понятно?
— Понятно. — Хват кивнул и, крутанувшись на месте, всадил аборигену ногой в живот.
Полчерепа как раз размышлял над тем, что надо бы пойти посмотреть, куда делся капитан, когда входная дверь распахнулась и внутрь ворвалась стройная смуглая девушка.
— Ты кто? — опешил Полчерепа, которому девушка показалась очень красивой.
— Я Эмми. Там. — Девушка махнула рукой в сторону, куда ушел Хват.
Полчерепу не надо было объяснять, что именно «там». Он выскочил наружу, слетел с крыльца и гигантскими прыжками понесся по направлению к космодрому.
На следующий день у Лекаря появились семеро пациентов. Ходячим из них оказался лишь один Хват, который заставлял себя передвигаться, несмотря на боль в переломанных ребрах.
Еще через несколько дней на окраине поселения случился пожар. Горел основательный бревенчатый дом с резными ставнями. Аборигены подбегали, с размаху выплескивали в огонь воду из ведер, но видно было, что пожар уже не остановить.
— Люди, в доме остались люди! — внезапно услышал Хват. Худая женщина, заламывая руки, металась среди толпы. — Там моя мама, она не может ходить. Да сделайте же что-нибудь, умоляю!
В экстренных случаях Хват привык действовать мгновенно — он не принимал решений, те сами приходили к нему. Капитан с ходу упал на колени.
— Лей! — гаркнул он.
Старый Эдди, вырвав ведро с водой из рук ближайшего аборигена, с размаху опрокинул его на Хвата. Секунду спустя тот вскочил и, вышибив с разбегу горящую входную дверь, ввалился внутрь.
— Лей! — взревел Полчерепа.
Он упал на колени на то место, где только что стоял на коленях Хват. Одно за другим Эдди и Лекарь опрокинули на гиганта четыре ведра воды, и Полчерепа исчез в дверях вслед за капитаном. Четверть минуты спустя он появился опять, но лишь для того, чтобы сбросить на руки подбежавшему Лекарю заходящегося кашлем, полузадохнувшегося в дыму Хвата. Затем Полчерепа вновь нырнул в огонь и через минуту вывалился наружу, вытащив на плечах потерявшую сознание старуху. На этот раз четырьмя ведрами не обошлось — на гиганта лили воду, пока от заменяющей правую половину черепа титановой пластины не перестал валить пар.
Еще недавно, скажи кто-нибудь Хвату, что он способен броситься в огонь, чтобы спасти неведомо кого, капитан бы решил, что собеседник спятил. Сейчас же, едва придя в себя, он задумался. Ему и раньше приходилось принимать быстрые решения, и всякий раз позже выяснялось, что эти решения были верными. Однако в правильности последнего Хват сомневался.
«Авторитет зарабатываю, — пришел наконец к выводу он. — Только что-то дороговато выходит».
С Салли, внучкой старейшины Самюэля Джонса, Хват познакомился на празднике в честь новоприбывших. Девушка сидела по правую руку от него и то и дело как бы невзначай слегка касалась грудью предплечья.
Празднество затеяли после того, как в дом мэра Джоэла, сыпля проклятиями и сквернословя, ввалился Старый Эдди и сунул опешившему мэру в руки провод с примотанной к его концу электрической лампочкой. До этого Эдди неделю не вылезал из ветхого сарая, где ржавел не работающий последние двести лет общественный генератор. Назвав на прощание Джонсвилль отхожим местом, Эдди пнул входную дверь и убрался, оставив мэра стоять с открытым от изумления ртом. Закрыть его тот и вовсе позабыл, потому что через минуту после исчезновения старого грубияна лампочка вдруг загорелась.
— Скажите, господин Ник, вы ведь побывали во многих мирах, — Салли, покраснев, прыснула в кулак, — а как на других планетах ухаживают за девушками?
— Как ухаживают? — ошалело переспросил Хват, опыт которого по этой части ограничивался элитными борделями на Афродите и Эроте. — Ну, там, цветы дарят, цацки, в смысле это… украшения. Стихи читают.
— А вы почитаете мне стихи?
— Стихи? М-м… Да вообще-то…
Хват смутился — никаких стихов он не помнил. Разве что припев модного шлягера «Мы на помин особенно легки — развязывайте, суки, кошельки» да еще совсем уж древнее «Пятнадцать человек на сундук мертвеца».
Капитана спасло появление Полчерепа. Гигант сиял — рядом, едва доставая ему до плеча, шла девушка, которую любой бы назвал не просто красивой, а настоящей красавицей.
— Это Эмми, — представил спутницу Полчерепа, и его грубое лицо вдруг расплылось в улыбке. — У нее появилась идея, Хва… то бишь Ник. Эмми думает, что нам в самую пору пожениться. И я прикинул хрен к носу, почему бы и нет? Ты не против, Ник, а?
— Вот же болван, — в сердцах выругался Хват, — ну и бестолочь, неужто на это нужно мое позволение?
— А чье же? — удивился Полчерепа. — Не Эдди же спрашивать, пня старого.
— Господин Ник, — подала голос Салли. — Вы не находите, что у Эмми потрясающая идея?
— Да, — промямлил Хват, — я, некоторым образом, нахожу. — Он вдруг осознал, что краснеет. — Гадом буду, то есть я хотел сказать…
— А у меня еще лучшая, — прошептала Салли. — Я думаю, у нас с вами получились бы прекрасные дети.
— Я, кажется, понял, как на Джонсе ухаживают за девушками, — оторопело выдохнул Хват. — Особенно за теми, которые лет на тридцать младше ухажеров.
Господин главный строитель Ник Джонс (не пожелав оказаться в Джонсвилле белой вороной, Хват решил взять фамилию жены) возвращался домой поздно вечером. Весь день он отбатрачил, разрываясь между прокладкой водопровода и возведением общественного свинарника. При появлении отца шесть девочек дружно встали из-за стола. Кроме младшей, трехмесячной, которую Салли держала на руках.
— Ник, у Маргарет неприятности, — сообщила Салли, когда Хват, обойдя дочек и по очереди поцеловав каждую, уселся на свое место рядом с женой. — Этот задира и драчун Джек, он пристает к ней в школе, проходу не дает.
— Что значит «не дает проходу»? — Хват повернулся к старшей дочери, двенадцатилетней Маргарет. Та немедленно потупилась.
— Влюбился, — подсказала десятилетняя Вики. — Я слышала, как Джек хвастался Баду, старшему сыну дяди Ричарда, что женится на нашей Маргарет. Он, мол, уже говорил с отцом, тот не против.
— Это в каком смысле не против?! — грохнул кулаком по столу Хват.
Верзила Джек в свои неполные тринадцать уже догнал ростом отца и помогал тому в кузнице после школы. Полчерепа души не чаял в первенце, как, впрочем, и в остальных четырех сыновьях. У него, в отличие от Хвата, рождались только мальчики.
— Он же еще щенок, — бушевал Хват, — какая, к чертям, свадьба! Ничего, я завтра поговорю с Полом, не против он, видите ли. Ну да, он всегда был туповат.