— Мир меняется, пап. Тихо. Не спугни.
— Кто ты?
Мы снова стоим под светом трех лун. У тебя — облик моей дочери. Но ты стала старше. Что с тобой? Ты выросла?
— Нет. Я просто научилась говорить.
— А я?
— Ты тоже учился.
Мы идем по песку. Он влажный, как на пляже, приятно холодит кожу. Это такое счастье — бродить здесь босиком! Как жаль, я узнал об этом так поздно!
— Поздно? — Ты оборачиваешься. — Почему?
Я отвожу взгляд. Потому что Еремин прав: мы все еще не люди. Разумные приматы, покинули пределы родной планеты. Обезьяна, жадная до бананов, не знает чувства ответственности. Она просто живет. Просто питается. И просто умирает.
Поэтому нам никогда не достичь подлинных звезд. Мы вечно будем метаться, как в замкнутом круге. Через тернии — к терниям.
Ты кладешь мне руку на плечо. Смотришь в глаза. Отвечаешь:
— Нет.
— Разве?
— Я знаю. Искать дорогу к звездам — тяжело. Но вы не собьетесь. Вы будете плутать, но пойдете верно. Потому что такие, как я, — на вашем пути.
— Такие, как ты?
— Кто решает, каким будет утро? Или какого цвета небо? Все это — возможности мира. Возможности мира — это я.
Я молчу. Ты смотришь мне в глаза.
— Я — маяк. Я — вешка. Для вас, людей, я — стабилизатор.
Во тьму врываются лиловые сполохи.
— Но мы же тебя убили!
— Ты можешь убить большой взрыв? Ты можешь убить новый путь? Ты можешь убить спираль, по которой теперь струится время?
— Тогда мы убили себя?
— Да. Вы это делаете не впервые. Вам снова нужен тот, кто даст вам очередной шанс.
— И это будешь ты?
— Да. Я же сказала — я стабилизатор. И я — возможность. Я возможность для всех вас.
Ведь я — Деметра.
Евгения ПраздноваАдаптация
Шаман идет по берегу безымянной реки. Под ногами его чуть слышно поют камни, но за голосом реки этой песни не разобрать — так грозно ревет поток, что кажется, не осталось в мире иных звуков. Ярится река, играет бурунами, красуясь перед белесыми небесами. Спешит туда, где струи двух водопадов встречаются, смешивая талые воды с двух вершин Сестер — и в спешке этой хватает, швыряет, ломает все, что ни попадется на пути. Стволы деревьев и камни разметаны по берегам, точно от взрыва. Человек осторожно перешагивает вывороченные корни, взбирается на влажные валуны, поднимает цветные камни, по узорам прожилок читает ему лишь ведомые знаки.
— Эй, шаман, — дразнится река, — хочешь, я и тебя заберу с собой? Станешь обломком бревна, камнем станешь, мхом на моих берегах, рыбой в моих отрогах. А хочешь рекою стать, шаман? Породнись со мною, смешай свою кровь с моей горькой водой, с буйным соком земным.
Где твой исток, шаман? Что ты за река, раз не помнишь своего истока?
Человек идет по берегу, не отвечая на зов. А в десятке шагов впереди него, перебирая изящными ногами, бредет тонкорог. Трубчатые отростки на его голове покачиваются в такт шагам, венчики крохотных щупалец-ресничек на каждом из них шевелятся, пробуя на вкус влажный лесной воздух. Иногда он оборачивается через плечо, и в больших темных глазах человеку чудится немой укор — ну что же ты такой непонятливый?
Но стоит ему сосредоточиться на зрачках животного, как все исчезает.
— Это когда-нибудь кончится? — мрачно спросил Вано. Сидя на краю кушетки, он наблюдал исподлобья, как Ветров привычным движением размазывает каплю крови по пластинке анализатора.
— Если будешь сидеть на базе безвылазно, проблем не будет, — ответил тот, запуская сканирование. — А вообще отдел ответов на риторические вопросы где-то в другом здании.
— Чего злой такой, да? — вздохнул Вано и почесал сгиб локтя, где еще краснел след от укола. — Я в общем… философском смысле. Когда эта планета перестанет пытаться нас сожрать, а?
— Не пытается она тебя сожрать. — Ветров быстрым движением развернул на весь экран сложную диаграмму и уставился на нее. — Аллергическая реакция — это ответ твоего собственного организма на чужеродный…
— Леша! — Возмущенный пациент подпрыгнул на кушетке. — Ну что ты мне рассказываешь, а? Я биолог или где?
— Это вопрос? — Ветров бросил взгляд через плечо, оценил возмущенно вздыбившиеся усы собеседника и счел за лучшее не продолжать. — Извини. Не выспался я сегодня, вот и злой. «Или где»… все мы в этом «или где», можешь не сомневаться. Вот смотри. Антитела на очередной замечательный белок с кучей активных групп. Не красная пыльца, конечно, но что-то новое. Цветет в твоем любимом лесу какой-то чудный цветочек, еще не занесенный в каталоги, и у тебя на него аллергия.
— В моем лесу, скажешь тоже! В моем лесу все давно каталогизировано и по полочкам гербария разложено, — проворчал Вано, вставая. — Это мы по течению вниз прогулялись, аж до порогов спустились… Там, в низинке, место такое есть нехорошее.
— Отчего же оно нехорошее? — Алексей сохранил результаты сканирования и запустил режим самоочистки прибора, наконец развернувшись к собеседнику.
— Как тебе сказать… — Вано замялся, отвел взгляд. — Тревожно там. Будто в спину все время кто-то смотрит. И еще… плутали мы там долго, вот что. Хотя по карте шли, по навигатору, ну вот как может современный человек хоть где-то заблудиться, а?
— Как же вы оттуда выбрались?
— Ты смеяться будешь… ой, да что там, я сам смеялся. Наш Касьян, когда мы третий раз по кругу прошли, в затылке почесал и говорит: ребята, мол, знаю я такое дело, мне бабка рассказывала, если вот так вот по лесу ходишь и выйти не можешь, это леший водит. А надо, значит, стать и громко сказать «Леший, леший, не чуди…».
— Серьезно?
— Вот и я ему сказал, до бабки твоей отсюда, знаешь, сколько парсеков? А он все-таки что-то там проорал, на пень ближайший забрался и… Но знаешь, помогло ведь.
Алексей молча покачал головой.
— Он еще говорил, одежду надо наизнанку вывернуть, — хмыкнул Вано. — Не, ты не думай, мы ж не настолько… Только куртки. Некоторые. Да и то больше для смеха.
— А потом ты меня спрашиваешь, откуда аллерген, — укоризненно сказал Ветров. — Знаешь, сколько местной биомассы могло быть на этой куртке?
— Да мы потом все продезинфицировали. — Вано развел руками. — Это все молодежь… им хоть какое, а развлечение. Еще раз пойдем, повнимательней будем. Я тебе образцов принесу, будем искать очередной аллерген, значит. Когда это уже кончится, а?..
Когда Алексей наконец выбрался из медблока, снаружи уже вечерело. Он привычным жестом потянулся к респиратору, но, принюхавшись, оставил полумаску с фильтрами свободно болтаться на резинке. Вечерний воздух был свеж и чист — никаких следов проклятой красной пыльцы.
Здания базы белели в сумерках, точно картонные макеты, наспех приклеенные к склону горы. Разбросанные на первый взгляд кое-как — не согласно строгому геометрическому плану, рассчитанному на плоскую равнину, а в тех местах, где удавалось найти более-менее ровную площадку или хотя бы закрепить фундамент на твердой породе.
Не до соответствия планам им было, когда пришлось эвакуироваться из долины, взбираясь по крутым горным тропам туда, где не достанет ни разлившаяся вопреки всем прогнозам река, ни удушливые облака пыльцы, ни стада внезапно взбесившихся моллюсков, бесконечным потоком выбиравшихся из воды. Здесь, на склоне одной из двух почти одинаковых вершин, получивших название Сестры, в нескольких километрах над руинами прежней базы, шанс на выживание все же был.
Впрочем, пока Ветров шел по узкой тропинке по траверзу склона, в домах постепенно зажигались окна. Россыпь уютных огоньков смотрелась успокаивающе, напоминая о доме. Не о Земле, конечно, и не о каком-то конкретном доме, в который Алексей грезил вернуться. Просто инстинктивное ощущение места, где можно быть в безопасности. Да и о чем тревожиться? Посевы в теплицах росли, расчистка мест для новых поселений шла по графику, а все медицинские проблемы, с которыми ему приходилось сталкиваться в последние несколько лет, были предсказуемы и решаемы.
Еще б не доставали эти странные сны, что сразу же по пробуждении рассыпаются ворохом бессмысленных картинок, а потом весь день мучительно ворочаются в памяти, то и дело цепляя ложным ощущением, что забыл нечто важное…
Брагин был у себя — его окно светилось мягким зеленоватым светом. Недавно кто-то выдвинул инициативу: вместо электрического освещения использовать люминесценцию местных гнилушек, набитых в герметичную колбу. Комендант первым подхватил идею и с тех пор являл собой образцово-показательный пример экономии.
— Глаза портишь, — вместо приветствия буркнул Ветров. — К тебе можно?
— Когда это было нельзя? — меланхолично ответил Брагин. Потянулся к стене, щелкнул выключателем, залив комнату пусть и неярким, а все же искусственным светом. — А глаза я не порчу, так как не читаю.
— Чем же ты в темноте занимаешься? — поддел товарища Алексей. Скинув защитный плащ, он на пару секунд включил воздушный фильтр на входе в жилой отсек, сдувая с одежды уличную пыль. Пусть и не сезон пыльцы сейчас, но кому, как не ему, соблюдать технику безопасности? Тоже… быть образцом.
— Размышляю, — отозвался Брагин. — Чай будешь?
— Буду.
— Ставь.
— По крайней мере, хоть чай ты еще не кипятишь на костре, — проворчал Ветров, щелкая кнопкой бойлера.
— Непременно кипятил бы, если б здешняя так называемая древесина горела получше. — Комендант потянулся в кресле, расправляя плечи. — Что нового?
— Вверенная тебе база медленно, но верно катится в каменный век, вот что. — Алексей картинно вздохнул, усаживаясь напротив. — И я не про методы освещения сейчас. Честно говоря, уже подумываю написать монографию о формировании суеверий в космических колониях. Оказывается, на днях экспедицию биологов леший полдня кругами водил, можешь себе представить?
— Ничего удивительного. — Брагин тихо рассмеялся. — Ты не бываешь на стройплощадке, поэтому не в курсе новых тенденций. Так и быть, подкину тебе еще материала для монографии: строители привязывают цветные ленточки на деревья по границе участка. В ручной разметке смысла нет, все схемы в памяти киберов заложены. Спрашиваю — зачем? Оказалось, местных духов задабривают. Все-таки мы у них территорию отбираем.