— Серьезно? Слушай, это уже нездоровая тенденция. Ладно строительная бригада, они ребята простые… но биологи? А прочий научный корпус, думаешь, лучше? Я ведь давно подобные глупости коллекционирую, даже записывать начал. У тех через распадок ходить «плохая примета», эти результаты до перепроверки никому не показывают — «сглазить» боятся!
— Есть такое дело. Но, думается мне, ты зря кипятишься. Хотим мы того или нет, но земное человечество взращено на иррациональном субстрате. И пока мы еще не совершенные киборги из фантастических книг позапрошлого века, без иррационального нам не выжить. Это не мое личное мнение, это, между прочим, еще Юнг отмечал.
— Я понимаю, что людям нелегко. — Алексей потянулся к чайнику, плеснул кипятка поверх загодя подготовленной товарищем щепотки сушеных трав. В комнате тут же остро запахло местным лесом, влагой и совсем немного — землей. — После катастрофы на первой базе все мы, выжившие, имеем полное право на целый букет неврозов. Плюс изоляция, о ней и без меня немало трактатов написано… Слушай, ты что, правда мешаешь земной чай с сизым папоротником?
— Один к трем, земное с местным. А ты попробуй. — Брагин выставил на стол пару жестяных кружек. — Сначала мешал один к одному, но чаю, как ты понимаешь, все меньше, а за его выращивание агрономы пока не берутся. Вот потихоньку увеличиваю пропорцию.
— Доведешь до один к десяти — станешь моллюском, — пригрозил Алексей, но все же, принюхавшись, налил себе буроватой жидкости.
— Ты посмотри на это философски, Леш. С точки зрения нашей любимой проблемы адаптации, — произнес комендант. Ветров поморщился.
— К слову о ней, Георгадзе вчера выпала честь первооткрывателя очередного аллергена. Будем обновлять адаптационный коктейль… Ну и при чем здесь это?
— А при том, что происходит этакая… трансплантация земного иррационального на новую почву. Ты подумай, откуда здесь взяться земным лешим? Даже у мифологии есть своя внутренняя логика. Для наших далеких предков хозяином леса был медведь, а здесь?
— А здесь, за неимением по-настоящему крупных хищников, предлагаю объявить таковым литофага, — хмыкнул Алексей, вспомнив неповоротливую тушу гигантского червя, скрывавшегося под этим экзотическим названием. Название вполне отражало его особенность — червь, будучи крайне мирным созданием, питался неорганикой, растворяя даже камни адской смесью кислот в собственном желудке. — Поставим в центре базы тотем в полный рост и будем приносить жертвы геологическими образцами. Знаешь, какая у меня рабочая версия по поводу суеверий? Возможно, на нас на всех действует какой-то психоактивный агент.
— И его пропустили все исследования на токсины? — Брагин нахмурился.
— Влад, очнись! Перед нами целая планета. Как бы мы с ребятами ни старались, мы не можем разобрать на молекулы всю среду, в которой приходится жить. Неучтенный фактор может быть где угодно — в почве, в воде, в воздухе, в еде, как бы ни старались мы ограждать поля и теплицы… — Ветров подозрительно глянул на кружку с чаем и отставил ее. — Но всего вероятней, что это что-то в лесу. Сам посуди — что биологи, что строители вынуждены работать вдали от базы. Может, какое-то растение распыляет в воздух фитонциды или что-то подобное…
— Так проверь. Хочешь, завтра же прикреплю тебя к любой экспедиционной группе? Возьми приборы, какие надо, проверь все на месте. Биологи пусть ходят своими обычными путями, а ты ищи свой психоактивный фактор.
— Это ты так изящно решил показать, что не веришь в мою гипотезу? — Алексей скрестил руки на груди.
— Нет, я хочу сказать, что ты засиделся в своей лаборатории. Пациентов много?
— Не больше обычного. Можно подумать, тебе отчет не приходит, — вздохнул Ветров. — Леонора справится на подмене, если ты об этом.
— Вот и славно, значит, решено? Прогуляешься с Вано и ребятами, посмотришь, что за леший им там мерещится. А то сам засел в медблоке на отшибе, точно ведун лесной…
— Ты это специально, да? — простонал Алексей, роняя голову на руки под негромкий смех коменданта.
Тонкорог был болен. Полупрозрачные отростки надо лбом животного не трепетали, чутко отзываясь на малейшее движение, а свисали вяло и безжизненно, почти закрывая огромные немигающие глаза.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил шаман, опускаясь на корточки возле поникшего зверя. Тот даже не отпрянул — лишь шумно фыркнул и повел мордой в сторону. Головные отростки слабо шевельнулись, и несколько самых крупных из них на мгновение вытянулись в том же направлении.
Шаман скользнул взглядом туда, куда пытался указать тонкорог.
— Отнести тебя?
Ответа он не дождался, но, чуть помедлив, поднял на руки хрупкое существо. Кожа его на ощупь была влажной и холодной, точно речная вода.
— Сердце Сестер тебя вылечит, потерпи, — уверенно сказал человек, пробираясь по одному ему известной тропе.
Река течет, огибая скальные вывалы, заполняя овраги, срываясь с крутых склонов хрустальными столпами водопадов. Человек не так быстр, как река, но он знает, где закончится путь реки, и срезает путь напрямую.
Там, где два бурных потока извергались навстречу друг другу, на изумрудной подушке мха росло, цепляясь за камни паутинкой мелких корешков, Сердце. Мясистые листья едва заметно шевелились, впитывая ковром микроскопических ворсинок брызги двух водопадов.
Оно не билось наподобие человеческого сердца, но шаман чувствовал пульсацию всем телом — далекий ритмичный гул, дрожь земли перед землетрясением, удары гигантского бубна, отдающиеся вибрацией в костях.
Мелкая живность, пришедшая на водопой, а может, тоже за исцелением, при виде человека бросилась врассыпную. Не обращая внимания на панически удирающих моллюсков, он, осторожно перешагивая с камня на камень, добрался до центра заводи, образованной водами двух рек, и уложил свою ношу прямо в розетку листьев Сердца.
Тонкие волоски потянулись к животному, удлиняясь на глазах. На мгновение показалось, что растение хочет сожрать тонкорога, растворить его едкими соками и всосать, не оставив следов. Но шаман знал: волоски эти — лишь инструмент диагностики, точно щупы анализатора. Пробуют зверя на вкус, определяют, что не так. А потом по ним же поступит в тело только что синтезированная целебная смесь.
— Сможешь ли ты излечить мое племя? — спрашивает шаман одну из двух безымянных рек, отступив на шаг.
Ответ приходит с плеском воды и шорохом листьев; шаман слышит его не ушами, но всем своим существом, как и медленный пульс Сердца:
— Для этого мне нужно попробовать его на вкус.
Ниже по течению лес был совсем другим. Ветров действительно давно не выбирался дальше окрестностей базы, оправдывая затворничество тем, что с ежедневными заботами главного врача не до прогулок. Так что сейчас ему все было в новинку — и буйное переплетение лиан, и гигантские стволы «бутылочных» деревьев, и голоса неведомых животных, то и дело раздававшиеся в чаще.
— Я думал, в лесу тише, — пожаловался он Вано. — Птиц ведь нет, откуда эти вопли?
Биолог бодро вышагивал впереди отряда, не выказывая признаков недомогания, хоть и прикладывался порой к ингалятору, сдвигая набок походную защитную полумаску.
— Горловые мешки ведроглотов видел? — охотно отозвался он. — Те еще резонаторы. Как у земных лягушек, только слышно даже дальше. Или вот моллюски в сезон спаривания свистят, что твой соловей, заслушаться можно. А ты совсем нашими открытиями не интересуешься?
— Да со здешней фауной что ни день, то открытие, разве за вами уследишь? — проворчал Алексей.
Моллюски, значит. Если разбираться, тут все животные по строению больше напоминали моллюсков — только преимущественно земноводных по образу жизни. Хотя находились даже летающие, точнее, планирующие виды. Махины, похожие на скатов, временами проплывали у них над головами, перебираясь с дерева на дерево. Но по крайней мере они это делали бесшумно.
Ветров вспомнил свои первые впечатления после высадки. Рай да и только, подумал он тогда. Местная биосфера казалась неагрессивной — крупных хищников, опасных для человека, на выбранной для колонии территории не наблюдалось, найденные вирусы и бактерии слишком отличались от земных по своей биохимии и соответственно не могли заражать земные организмы. Конечно, такие различия означали и то, что для питания здешняя органика не годится, — ну, разве что после значительной обработки. Некоторые растения земляне все же приспособили для кулинарных нужд, преимущественно в качестве приправ. Хоть у жизни на этой планете и был иной генетический код, белки она все же вырабатывала. Пусть и несколько экзотические.
В белки-то все и уперлось, мрачно подумал Ветров, перешагивая толстый ствол водяника. Это вездесущее растение пронизывало почву буквально повсюду, перекачивая воду рек в более засушливые районы. На планете, где жизнь так и не обрела полной независимости от водной среды, это было как нельзя кстати.
Белки… местные белки были недостаточно похожи на земные, чтоб служить пищей землянам, но в то же время достаточно похожи, чтоб связываться с рецепторами клеток иммунной системы. Говоря простым языком — вызывать аллергию. В первые месяцы жизни колонии аллергические реакции стали основной, пусть и мелкой, как тогда казалось, проблемой.
Масштабы проблемы земляне осознали, когда в одно прекрасное утро над всем окрестным лесом поднялось облако красной пыльцы. Вечная людская склонность к упрощению терминов — ее называли пыльцой, хотя биологически это были скорее споры местной плесени, которая буйством красок вполне заменяла полностью отсутствующие в биосфере цветы. В любом случае, людям некоторое время было не до терминологических тонкостей.
А потом несчастья посыпались на колонию одно за другим. Нашествие моллюсков — что это было, сезонная миграция или аномалия? Небольшие, не слишком быстрые, бледные и скользкие твари, потоком хлынувшие из воды, не могли навредить никому по-настоящему — разве что ребенка могли сбить с ног да задавить массой, но детей в колонии тогда еще не было. Однако слизь, которую они выделяли, оставляя за собой дурно пахнущие следы, тоже оказалась аллергеном.