Хотя нет, нет… Возможно, эполеты и в самом деле соответствовали генерал-майорскому званию, в древних знаках различия Воронин разбирался слабо. Но богато расшитый золотом мундир явно не имел ни малейшего отношения к Федеральной службе расследований. Равно как и к прочим федеральным службам.
Впрочем, Савицкий и сам не стал темнить: в начале разговора отрекомендовался Местоблюстителем Императорского престола Эридана, временно, до созыва Земского собора, взявшим на себя бремя верховной власти в Империи.
Воронин молчал. Не спрашивал, как так получилось, что он своими глазами видел посадку «Андрея» и десантирование с него…
Савицкий пояснил сам:
— Не так уж сложно было изобразить это кино, господин генерал-полковник. Если учесть, что Ревич — наш человек, так и вовсе просто.
Генерал представил, как виновато улыбался бы при этих словах Ревич, находись он здесь… И вновь не произнес ни слова.
— И заметьте, все произошло практически бескровно, — продолжал Савицкий. — Даже Старцев, забаррикадировавшийся со своими орлами и грозивший драться до последнего патрона, сложил оружие после часа беседы со мной. Не захотел умирать за власть оставшихся на Земле политиканов и олигархов. Вернее, оставшихся не на Земле, а на Марсе, но не суть… И никто другой не захотел ни умирать за них, ни дальше жить под их властью, даже долго агитировать никого не приходилось. Одну планету они просрали, и вторую просрут, и десятую, дай только срок. Я не знаю, что в результате вырастет из идеи народной и всесословной Империи, но… Но хуже, чем было, точно не станет.
Сказав, что переворот прошел «практически бескровно», Савицкий слегка покривил душой. На «Ковчеге» действительно удалось обойтись малой кровью (Залкин и трое его приближенных). И три выстрела, включившие тревогу альфа-двенадцать, Малышенко сделал в воздух, прежде чем отключить связь.
В Гагарине тоже поначалу все шло по плану, но с группой Корфа план дал осечку… Историю с несанкционированным исследованием монолита Савицкий держал под контролем — при этом использовал ее как приманку для майора ФСР Линевича, курировавшего безопасность в Гагарине. В момент переворота Линевич, по задумке, должен был отсутствовать в поселении. Должен был, получив агентурные данные о затеянном рискованном эксперименте, лично приглядывать за Корфом, ибо не по чину рядовым оперативникам что-либо приказывать или запрещать руководителю геологоразведчиков.
Дело в том, что Савицкий не без оснований подозревал: майор подчиняется ему лишь номинально, а на деле надзирает за надзирающим… Вполне в духе родной конторы, никому до конца не доверявшей.
Но что-то на Новоросе пошло не так… Или кто-то из заговорщиков переметнулся, или в дело вмешался Его Величество случай, но Линевич со своими оперативниками и тремя десантниками Старцева забрал все вездеходы Корфа, неожиданно появился в Гагарине в разгар переворота, стремительным ударом захватил радиорубку и заперся в ней… Потери были с обеих сторон.
Запросы майора о помощи до «Ковчега» не доходили, от антенн вышки рубку успели отключить. Но сама радиорубка была, по сути, громадным сейфом высшей степени защиты. Выкурить оттуда Линевича и его людей не удавалось, манифест и требования лжекоммунистов не ушли в эфир, как то планировалось… Соответственно тревогу альфа-двенадцать не объявляли, и люди, позарез нужные Савицкому для успеха задуманного, оставались в анабиозных камерах. Пришлось импровизировать с оборванным на полуслове тревожным сообщением Малышенко.
А упрямцам в радиорубке отключили вентиляцию, заставив умирать от удушья.
Обо всех этих событиях и их подоплеке Савицкий не стал рассказывать низложенному начальнику, разговор у них не складывался, генерал упорно молчал.
— Ладно, Павел Егорович… Долго уговаривать не буду, дел по горло. Мы сейчас пишем Историю, причем в самом буквальном смысле. Так что сами выбирайте, кем останетесь на ее страницах… Отсюда, из вашего кабинета, есть два выхода. Там, — Савицкий кивнул на дверь, ведущую в приемную, — дожидается бригада специалистов по анабиозу. Если пожелаете — проснетесь лет через семьдесят в новом мире, причем проснетесь со славой героя, руководившего Исходом. К тому времени наверняка встанет вопрос об экспансии с Новоросы на другие планеты, тот же Грумант, буквально ломящийся от полезных ископаемых, станет целью номер один, и люди с вашим опытом будут ой как нужны. А вон там (кивок на дверь, ведущую в комнату отдыха) на столе лежит пистолет с одним патроном. Посмертную славу и в этом случае обещаю, но уже с другим финалом истории, с героической гибелью при подавлении мятежа неокомми. Кстати, их ячейку я не выдумал, боюсь, еще придется хлебнуть лиха с этой публикой… Короче, выбирайте. Не затягивайте.
Савицкий поднялся, вышел, не прощаясь.
Генерал задумчиво посмотрел на одну дверь, на другую… И тоже поднялся на ноги.
О’РэйнДоммы Зиона
Море было серым, прозрачным, пахло солнцем, теплым песком, водорослями, рыбой. Аля огляделась — младшие плескались на мелководье, старшие строили песчаный кремль. Матушка Сусанна в пляжном облачении неторопливо двигалась по кромке воды, посматривая и за теми и за другими. Верхняя пара рук была сложена перед грудью — матушка явно молилась либо о чем-то медитативно размышляла.
Аля поплыла дальше, нырнула, перебирая руками по веревке буйка, — якорь его уходил в темную глубину, где вода становилась холодной, где, как надеялась матушка Павлина, плодились и размножались страшноватые, но полезные для морского биоценоза придонные рыбы и прочая гадость.
Девочка зависла в паре метров под поверхностью — она очень надеялась увидеть дельфинов. Матушка Павлина вернулась с подводной описи (почти трое суток провела под водой!) и показывала снимки с новым дельфиненком, хорошеньким и лобастым, родившимся у Тешки от Самсона. Аля хорошо помнила, как матушка позволяла кормить новорожденную Тешку из бутылочки маслянистым, горьковатым молоком — а теперь она запустила колесо жизни на Зионе для своего вида. Нулевое-то поколение, из пробирок и киберорганических утроб, в жизненном цикле еще не закреплено. Первого зионского морского дельфиненка решено было назвать Никитой. Голосование на этот раз было всеобщим, хотя были и такие вопросы, по которым мнение могли высказывать только мальчики, как будущие Мужи. Аля обижалась иногда, но знала, что таков божественный завет и природа человека — мальчикам труднее, их меньше, а спрос с них больше. Женщины отвечают мужчине, а те уже — напрямую Господу (представить страшно).
Але ужасно хотелось увидеть Никитку живьем — хоть издалека, хоть тень, гибкое движение под водой. Но она досчитала уже до семидесяти, а видела пока только стайку серебристых селедок и болтающуюся у самой поверхности полудохлую (или уже дохлую) медузу.
Пора всплывать, потому что наверху уже наверняка зовет ее, разносится над водой голос матушки Сусанны и, даже электронный, звучит раздраженно.
Восемьдесят девять… и на секунду, уже почти вынырнув, Аля увидела-таки вдали серые дельфиньи бока в мраморных разводах солнечного света — трое взрослых и малыш. Мелькнули и нет, да и были ли, или так хотелось увидеть, что глаза обманули? Аля жадно глотала воздух — на сто секунд задерживать дыхание было тяжело. Зато теперь можно рассказывать про Никитку правдиво, потому что ложь противна Господу, а говорящий правду совсем наоборот — приятен и люб.
— Алина! На берег! Сейчас же! — Голос матушки Сусанны звенел над водой, и в его электронных переливах слышалось, что Аля ей сейчас не очень приятна и люба, что матушка сердита. Усмехнувшись, девочка поплыла к берегу, где толпились уже остальные из второй группы, закончив купание и кутаясь в полотенца. В коляске у самой кромки воды спал, уронив голову на грудь, Игрек, волосы у него были мокрыми — девчонки набрызгали, что ли?
— Ну? Аль? Видела Никитку?
Аля издалека показала из воды большие пальцы. Видела, не волнуйтесь. Подробности будут, не сомневайтесь. И как он плыл, смешно дергая хвостом, и как мамка его носом щекотала…
— Алина! — Матушка Сусанна не дышала уже сто семьдесят с лишком лет, но сейчас сделала паузу будто бы для тяжелого, усталого вздоха. — Возьми коляску с Игорем. Девочки, вторая группа — марш домой! Вон уже третья идет купаться. Кремль свой будете ломать?
Аля сморгнула водные линзы в подвесной кармашек, посмотрела — отличный вышел кремль, с башнями, окруженный рвом. Высокий, ей почти до пояса.
— Пусть третья группа ломает, если захотят, — сказала темноглазая Марья. Она песчаные стены сама выравнивала найденной в воде длинной ракушкой. Наверняка надеялась, что девчонки из третьей не захотят ломать, достроят и будут играть, а там, глядишь, и до завтра простоит.
— Идите, девочки, с Богом, — кивнула гладкой туполобой головой матушка Сусанна. — Переоденьтесь, помолитесь и готовить начинайте. Алина, ты сегодня по столовой старшая. Анфису не ставь картошку чистить, она ее как топором рубит, на очистках больше остается, чем в котел идет…
Анфиса понурилась, хотя делала она так нарочно, чтобы не ставили на нелюбимую повинность.
— Из третьего биобака достаньте все мясо, там для борща много, я ночью тушенку сделаю, — продолжала матушка Сусанна, методично качая верхним щупальцем, как рукой, была у нее такая привычка. Але казалось тогда, что сквозь металлическое тело можно увидеть женщину внутри — высокую, сухопарую, с поджатыми губами и резким подбородком. — Алина, вымой бак и поставь на рыбную программу… Третья группа, подходите.
Девчонки подошли, поклонились, возбужденно глядя на воду, хихикая и загребая песочек босыми пальцами.
— Хороша водичка? Теплая сегодня?
— Не ломайте наш кремль, а? Смотрите, какой славный вышел…
— Игоречек, ты тоже купался? Вы его чего, в море макали?
— А Алька в глубину плавала и дельфинов видела!
— Врет!
— В нашей группе не врут! Может, у вас есть вруши, но по себе других не судят.