— Почему жалкая? — спросил Дрейк.
— Выходит, ты знал, — прищурился я. — Вы все знали, что дрейк разумен.
— Это не разум, а мимикрия! Он лишь скопировал тебя. Твои мысли, твои умения, твою личность!
— Но в шахматы играет здорово, — снова улыбнулся я. — Хорошо, пусть не разум, а потенциальный разум, возникающий при определенных условиях. Но ведь моего Дрейка сейчас не отличить от человека! Ты понимаешь, что при таком раскладе Совет запретит колонизацию Джайтерры?
Валеран достал из кармана помятый носовой платок и вытер лицо, казалось, стирая с себя весь лоск. Его облик стал жестким, таким, каким я его запомнил, когда мы стояли над телом амфибии с Гефеста.
— Вся наша колония держится на экспорте Дрейка! — холодно сказал Валеран. — Весь этот город живет только этой чертовой пряностью! И ты хочешь все разрушить? Оставить без работы тысячи людей! Разорить всю планету! И заодно меня!
Я пожал плечами.
— Но ведь он разумен.
На этот раз улыбнулся Дрейк, словно моя зеркальная копия. Возникла тишина, в которой слышалось, как кидается на прутья клетки Навуходоносор.
Валеран выхватил из-за пояса пистолет и направил на меня.
— Подними руки. Вот так, молодец. Ситуация «один а», — сообщил он по комму, приложив его левой рукой к щеке. — Всем постам, повторяю, ситуация «один а». Ликвидация объектов.
«Стреляю первым» — это было прозвище Валерана, сколько я его знал. Он действительно раньше всех выхватывал оружие. Но три года на Нью-Гвинее научили меня осторожности. Ведь гигантские пиявки — они очень быстрые. Мое «Банджо» лежало под столом на коленях Дрейка, и Дрейк, все так же улыбаясь, нажал на спуск.
Пуля шестого калибра с легкостью перебьет позвоночник крозавру с Пендрагона, поэтому у Валерана не было шансов. Им проломило стену, обрушив часть дома, и вынесло наружу.
— Бежим! — закричал я, вскакивая на ноги и хватая клетку с Навуходоносором.
Мы бежали к джунглям, а со стороны города уже слышались сирена и стрекот полицейской машины.
— Никому нельзя доверять, — шептал я на бегу. — Ты был прав — никому. Он знал. Они все знали.
Сзади застучал пулемет. Пули поднимали фонтаны земли и зелени. Но мы уже нырнули в тень джунглей. И тут раздалось: «вжух!». Обычно за «вжух!» следует «бам!», а после не следует уже вообще ничего. Это нечестно, мелькнула мысль, с ракетами не охотятся.
— Беги, друг! — закричал я, бросая клетку с пауком дальше в джунгли.
А после взорвалась ракета.
За мгновение до этого Дрейк сбил меня с ног и закрыл собой. Взрыв ударил по барабанным перепонкам, прочертил по деревьям картечью осколков. Я чувствовал, как они входят в тело Дрейка. А после, оглушенный и растерянный, лежал и хватал воздух ртом, словно вытащенная на берег рыба, ощущая, как меня заливает кровь. Моя или его. Наша.
Дрейка изрезало на части.
— Сейчас, — шептал я, подбирая все, что от него осталось, и чувствуя во рту вкус крови. — Сейчас… Надо уходить. Надо бежать. В джунглях нас не найдут.
Стрекот машины прекратился, и группа захвата высадилась у леса. Я нашел в траве свое «Банджо» в котором оставалась целая обойма.
Ангелия Джум находилась в своей квартире одна, когда услышала стук во входную дверь. Ни звонок, ни сообщение по Сети с просьбой о встрече, а именно стук, подобный тому, как стучат, требуя немедленно впустить.
Она приоткрыла дверь и увидела знакомое лицо.
— О, Альфонс с «Гордости Земли»! Что вы хотели? Вы в крови! Что случилось?! Нужно срочно вызвать врача!
Ангелия распахнула дверь, и космический охотник ввалился в квартиру.
— Не нужно врача, — перехватил он ее руку с коммом. — Это уже не имеет значения. Я у вас. Успел.
Он прислонился к стене и улыбнулся, протягивая сложенный лист бумаги.
— Это письмо. Сообщение для Совета. Передадите. Это очень важно, понимаете?
Он пошатнулся, и Ангелия увидела на стене багровые пятна.
— Я не он. Не ваш охотник. Я — Дрейк. И еще, в правом кармане, это для вас. Она настоящая.
Уже потом, после того, как Ангелия прочитала сообщение и передала в Совет, когда в дверь стучали, но она не открыла, а взламывать никто не решился, потому что уже было поздно, в кармане мертвого гостя нашлась фигура крозавра с Пендрагона.
Вырезанная из настоящей кости.
В начале нового сезона охоты они стояли вокруг меня. Двадцать охотников, привыкших встречать противника лицом к лицу и знающих, сколь тонка бывает разница между охотником и добычей. И пусть их оружием служили лишь примитивные варварские луки и копья, но зато острые наконечники были смазаны ядом паука Сикорского, микрограмм которого, как известно, валит с ног слона. Должны же мы, в конце концов, уравнять шансы?
Совет, получивший мое сообщение, действует медленно, но верно, как и всякий бюрократический аппарат. Ничего, мы подождем. Я улыбнулся своим новым друзьям.
У них у всех было мое лицо.
Наталья АнисковаНадежда
Когда до цели остался всего-то неполный год, у Васко Лопеса в очередной раз отказали нервы.
— Какой же я идиот! — Васко с отвращением отпихнул тарелку с синтетическим мясом. — Идиота де лос кохонес. Ну и кретином же я был, когда подписался на это.
Антон обменялся быстрым взглядом с Франсуа. Срывы у Васко были им не в новинку. Первый случился два года назад по корабельному времени, сразу после смерти Тоширо. Антону с Франсуа тогда пришлось связать Васко и вколоть ему барбитурат, прежде чем запереть в стационаре. Потом оба чувствовали себя неловко, но рисковать было нельзя — срыв застиг Васко в пилотской рубке, в опасной близости от пульта.
— Васко, амиго. — Обычно громкий, раскатистый голос Франсуа звучал сейчас просительно и робко. — Мы все в одинаковом положении. Давай не станем делать из него трагедии, исправить мы все равно ничего не можем.
— Миерда! — Васко с маху рубанул ребром ладони по столешнице. — Через год мне будет сорок пять. Я прожил двадцать лет в жестянке, в банке из-под сардин, ради чего?!
Антон снова взглянул на Франсуа. Вопрос был риторическим. Ради чего они вчетвером согласились на участие в спасательной экспедиции, объяснять было ни к чему. Каждый из них и так это знал. А капитан Тоширо Икава, который знал, наверное, лучше всех, вот уже три года как покоится в морозильной камере.
— Одиннадцать месяцев всего осталось, — напомнил Антон. — Потерпи, дружище. Пожалуйста.
— А потом? Потом что? — Васко вскочил и заметался по корабельному кафетерию. — Их-то мы облагодетельствуем, а сами?
Антон не ответил — в отличие от предыдущего вопроса, на этот ответа не знал никто. Тогда, девятнадцать лет назад, решение лететь к планете с условным названием Харизма казалось естественным и правильным. Полгода, пока шла подготовка к старту, они вчетвером были героями. Их имена, что на Земле, что во внеземелье, знал едва ли не каждый. А теперь вряд ли кто и вспоминает, разве что напрямую причастные к экспедиции люди. Двадцать лет полета в неисследованную часть галактики по неведомым рукавам межпространственных туннелей. Это если повезет и если никогда не хоженный маршрут не оборвется где-нибудь посередине. Для Тоширо он уже оборвался — однажды ночью у капитана внезапно остановилось сердце.
Что будет там, на финише, оставалось неизвестным. Сигнал SOS, впервые принятый лунной станцией два десятка лет назад, продолжал поступать. Вместе с координатами точки пространства, из которой сигнал исходил. SOS ловили всякий раз на выходе из туннелей — неизменный и монотонный, а оттого еще более корежащий, тревожный крик о помощи.
На Харизму, тогда еще безымянную планету системы Глизе 581 в созвездии Весов, полтораста земных лет назад отправилась миссия Харриса. Четыре тысячи первопроходцев на дюжине трансзвездников. Миссия пропала без вести и до поступления сигнала считалась погибшей. Как выяснилось, напрасно: SOS, очевидно, посылали потомки уцелевших.
Команду на «Одиссей», грузовоз измещением в триста миллионов тонн, набирали из добровольцев. Из молодых и здоровых выпускников Академии Межзвездной навигации. В трюмы «Одиссея» забивали все — все, что может понадобиться терпящей бедствие группе людей неизвестной, но предположительно немалой численности. Продовольствие и медикаменты, технику и оружие, предметы первой необходимости и повседневного обихода. Команде предстояло доставить груз по назначению, дальнейшие ее функции были неопределенными. Впрочем, на случай бедственной ситуации надлежало от груза избавиться, заменить его на уцелевших поселенцев и пуститься в обратный путь. В противном же случае команда была вольна поступать по своему разумению. Вернуться на Землю или остаться в колонии. Да хоть провалиться к сеньору дьябло, как время от времени мрачно шутил Васко Лопес.
— Кофе пить будете? — прежним, негромким голосом осведомился Франсуа, едва Васко с грохотом отодвинул стул и уселся, закрыв глаза и запустив в шевелюру ладони.
— Да, конечно, — за обоих отозвался Антон. — Спасибо.
Он вспомнил, как это было тогда, девятнадцать лет назад, на Земле. Полсотни добровольцев с двух последних выпусков Академии. Тесты на выживание, на коммуникабельность, на психическую устойчивость. На совместимость с потенциальными напарниками. Огромная, баснословная сумма, полагающаяся каждому кандидату, если он станет спасателем.
— У меня чертова куча родственников, — подмигнул напарникам Франсуа Берлен сразу после зачисления в экипаж. — Два брата в Париже, три сестры в Провансе. Кузены в Ницце и в Бретани. Я, можно сказать, наш семейный лотерейный билет — счастливый.
— Двое мальчиков, близнецы, — нервно теребил усы Васко Лопес. — Женился еще на первом курсе, им теперь по семь лет. У обоих врожденный порок сердца, деньги на врачей нужны позарез.
— А жена как же? — глядя в сторону, спросил Антон.
Васко долго молчал.
— Глория слышать ни о чем не хотела, — ответил он наконец. — Я уговорил. Она красивая, верная. Найдет хорошего человека. Ну а ты, напарник?