Вскоре Сьенфуэгос обратил внимание, что его спутник постоянно срывает пучки травы и грызет ее кончики, а затем отбрасывает нервным движением, похожим на тик.
Когда канарец, не в силах сдержать любопытства, спросил, в чем причина необычного поведения, тот ответил с такой простотой, словно речь шла о самых обыденных вещах:
— Я делаю это ради соли.
— Ради соли? — удивился Сьенфуэгос. — Какой еще соли?
— В кончиках травы содержится соль. Всем известно, что растения развиваются благодаря воде и соли из земли. А если человек не получит нужного количества соли, то ослабеет и может даже заболеть.
— Не знаю, как насчет всех, но лично я понятия не имел, что если не поем соли, то могу заболеть, — признался канарец. — А ты в этом точно уверен?
— Абсолютно. Там, где я вырос, скотине всегда давали соль, чтобы она была здоровой и сильной, если скотина не получала соли, то оставалась слабой и рахитичной. Ты, я и все остальные, кто родился на побережье, получали соли вдоволь, а потому в нашем организме ее достаточно. Но здесь совершенно иная ситуация: здесь соль можно получить только из травы, а потому приходится ее жевать. — С этими словами он протянул канарцу горсть сорванной травы, велел сунуть ее в рот и добавил: — Советую привыкать, если не хочешь через пару месяцев лишиться рассудка.
Сьенфуэгос послушно остановился, пожевал травинки, потом на миг задумался и решительно сплюнул горькую зеленую массу.
— А черт его знает! — воскликнул он. — По-моему, трава совсем не соленая.
— Ну, вкус — это дело привычки. А трава кажется тебе пресной, потому что соли в ней ничтожно мало. Поэтому, чтобы получить нужное количество соли, приходится жевать целые горы травы.
— И кто тебе сказал, что в траве есть соль, если ее совершенно не заметно? — недоверчиво спросил канарец.
— Бизоны.
— Бизоны? — переспросил ошарашенный Сьенфуэгос. — Разве они умеют говорить?
— Нет, конечно. Но они живут далеко от моря и питаются одной травой, но посмотри, какие они тучные, сильные, как лоснятся их шкуры. А все потому, что они явно добывают соль из единственного доступного источника: травы. Индейцы тоже об этом знают.
— Они тоже жуют траву? — спросил канарец.
— Только те, у которых нет настоящей соли, а ее в этих местах очень мало, и стоит она в сто раз дороже кукурузы.
— Охотно верю, — согласился Сьенфуэгос, засовывая в рот новую порцию травы.
— Во всяком случае, местный дурак знает о здешней жизни больше, чем пришлый мудрец, так что, если бизоны и индейцы едят траву, то и мы будем. А что еще я должен знать, чтобы выжить в этих краях?
— Не спеши, в свое время все узнаешь, — с легкой улыбкой ответил Сильвестре Андухар. — Но главное, ты должен уяснить: размеры здешних земель не идут ни в какое сравнение с тем, что ты видел прежде. Эти земли намного обширнее.
— Я и сам уже это заметил.
— Вот заруби себе это на носу и помни каждую минуту. Скажем, у нас в Испании можно добраться за день из Кадиса до Севильи, а на следующий день быть уже в Кордове. Здесь же ты можешь две недели слоняться по чертовом прериям — и как будто даже с места не сдвинулся. Окажись здесь Христофор Колумб, ему бы и в голову не пришла дурацкая мысль, что Земля якобы круглая и ее можно обойти, двигаясь с востока на запад.
Канарец недоуменно посмотрел на собеседника, а тот ответил ему насмешливым взглядом.
— Что с тобой? — спросил он.
— Меня удивило, что тебе кажется нелепой теория, что Земля круглая, — ответил Сьенфуэгос. — Раньше я и сам в этом сомневался, но сейчас уверен, что это правда, да и большинство людей это тоже признают.
— Признают, что Земля круглая? — воскликнул Сильвестре Андухар, после чего громко захохотал и широко раскинул руки, словно желая обнять окружающее пространство. — Вот это вот — круглое? Не смеши! Хотел бы я услышать, что сказал бы этот тупица, адмирал Моря-океана, и его идиоты-приспешники, попади они сюда! Равнины, равнины, равнины — повсюду сплошные равнины и ничего больше!.. На тысячи и тысячи миль вокруг — сплошная прерия, ровная, как тарелка, и так — до края Земли! Если верить теории этого кретина, то за все проведенные здесь годы я должен был встретить множество желтолицых китайцев, но желтая здесь только выгоревшая трава.
— Может быть, ты и прав, — согласился канарец. — Вот уже семнадцать лет, как я покинул Гомеру, а до сих пор так и не встретил ни одного китайца. А ведь я столько всего повидал!
— Потому что китайцы живут на другой стороне Земли, на востоке, — ответил Андухар. — Ведь все понятно: земля плоская и начинается там, где встает солнце и живут люди с желтой кожей, потом она продолжается в Европе, где живут белые люди, то есть, мы, и в Африке, где живут черные негры, и заканчивается здесь, где обитают индейцы с красноватой кожей. И можешь мне поверить, ни одному из индейцев, с кем мне довелось говорить, даже в голову не приходило, что на этих равнинах, которые, по их словам, не имеют конца, где-то могут обитать люди с желтой кожей.
— Ни одному?
— Ни одному.
— Боже милосердный! — простонал канарец. — И что же нам теперь делать? Слоняться по этим равнинам до самой старости, или пока чертовы краснокожие нас не поймают и не превратят в рабов?
— Краснокожие! — в восторге воскликнул Андухар. — Хорошо сказано, в самую точку, такие они и есть! Краснокожие! Надо же было додуматься!
— Да как-то само собой на ум пришло. Ты же сам сказал: красноватые. Разве нет?
— Пожалуй. И по мне, так это название подходит им куда больше, чем «индейцы», поскольку «индейцы» — то те, кто живет в Индии, а здесь, как мы уже убедились — совершенно другой край планеты. Значит, договорились: с этого дня будем называть их краснокожими.
Вечером, когда канарец Сьенфуэгос и андалузец Андухар ловили рыбу на берегу идиллического потока, что неспешно струил свои воды, которым предстояло преодолеть многие тысячи миль, чтобы достичь моря, если вообще суждено было его достичь, оба испанца были целиком и полностью убеждены, что Земля плоская и начинается далеко на востоке, где обитают люди с желтой кожей, а кончается здесь, на западе, в стране краснокожих.
Разумеется, в то время никто не мог доказать правдивость теории, гласящей, что земля круглая, учитывая, что люди видели прямо противоположное — особенно после скандальной ошибки адмирала. А ведь Земля действительно круглая, просто Колумб считал ее намного меньшей по размеру, чем на самом деле, и всегда уверял, что Китай расположен там, где, как мы знаем, находится Центральная Америка; при этом он даже понятия на имел о существовании Тихого океана, отделяющего Америку от Азии и занимающего ровно треть окружности Земли по экватору.
И, конечно, ни Сьенфуэгосу, ни Андухару даже в голову не могло прийти, что от того места, где они находились — а именно там сегодня располагается североамериканский штат Канзас — до того места, где они могли бы встретить первого на своем пути китайца, им пришлось бы преодолеть расстояние, равное почти половине окружности земного шара.
Они стали, сами того не зная, и уж конечно не желая, первыми на планете людьми, оказавшимися так далеко от места рождения, за исключением, возможно, легендарного Марко Поло.
И разумеется, они совершенно растерялись.
— В чем я уверен, — заявил Сильвестре Андухар, поджаривая на огне пойманную рыбу, — так это в том, что чертовы краснокожие Великих равнин делятся на три большие семьи: дакотов, лакотов и накотов. Их языки очень похожи, а все вместе они образуют союз племен под названием «сиу», что означает «друзья» или что-то вроде того. Хотя другие народы называют их «натавесеваками», что означает «змеелюди». Так что можешь мне поверить, у них есть родичи в двух месяцах пути в любую сторону отсюда, что уже само по себе говорит, насколько велики эти земли. Это как если бы у меня были родственники где-нибудь на Руси или в Египте.
— Понятия не имею, где находится эта Русь, не говоря уже о Египте, — честно признался канарец. — Но подозреваю, что где-то у черта на куличках.
— Примерно так. До сих пор не перестаю удивляться, насколько необъятны эти земли. Каждые одиннадцать месяцев меня передавали другим владельцам, потому как их закон гласит, что, если раб прожил в селении четыре сезона, он становится полноправным членом племени, и чтобы лишить рабов этого права, эти сволочи меняются пленниками, когда подходит срок.
— Вот ведь сукины дети!
— Таков закон, который оказался ловушкой. Мне довелось жить в трех из семи больших племен — или семей, как их называют дакоты: у «тех, кто стреляет среди листвы», у «рыб, пришедших из-под земли» и, наконец, у тетонванов, то есть «тех, что живут на равнинах» — и все они утверждают, что прерии безграничны.
— Ничто в этом мире не безгранично, — заявил Сьенфуэгос, нисколько не сомневаясь в своих словах. — Раз уж у прерий есть начало возле моря, откуда мы пришли, то я уверен, что где-то должен быть и конец.
— Возможно, только краснокожие сами понятия не имеют, где прерии могут кончаться.
— Ясное дело, что они этого не знают; ведь они самые что ни на есть примитивные люди, до сих пор охотятся с каменными топорами и стрелами, то есть не знают металлов, а растить хлеб могут лишь там, где много земли и воды. Даже мой дед, дикий гуанче, был более цивилизованным, чем эти дикари.
— А какого черта им растить хлеб, когда кругом полно оленей, птиц и луговых собачек? — резонно возразил Андухар. — К тому же они никогда не остаются на одном месте достаточно долго, чтобы дождаться урожая, поскольку должны следовать за стадами бизонов. Они, конечно, любят кукурузу, но им намного удобнее привезти ее издалека, выменяв на шкуры и вяленое мясо, чем растить самим.
— Ну ладно! — согласился Сьенфуэгос. — Понятно, что чертовы краснокожие — народ отсталый, но они хотя бы не людоеды, — с этими словами он пристально взглянул на своего спутника. — Они ведь не людоеды, правда?
— Никоим образом! — заверил Андухар. — Хотя, не скрою, есть у них такой обычай: спустя три или четыре года после смерти родственника — а надо сказать, покойников они не зарывают в землю, а поднимают высоко на столбах, чтобы не добрались койоты — они возвращаются на кладбище, сжигают останки, растворяют в воде пепел и пьют эту воду. Считается, что таким образом к ним переходят доблести предка.