Земля Богородицы — страница 11 из 32

От автора

Купола в России кроют чистым золотом —

Чтобы чаще Господь замечал…

В. Высоцкий

Взаимоотношение народа и его религии – вопрос сложный. Христианство было проповедовано многим народам. Где-то оно приживалось, где-то – нет, а там, где приживалось, принимало какие-то национальные формы. Порой оно переживало тяжелые кризисы. Почему вдруг, в середине второго тысячелетия, огромная часть европейцев отказалась от традиционного для них католичества? Внешние причины понятны, но ведь и у других народов были те же причины, а перемены религии не было. Почему немцы ушли в протестантизм, французы – ушли частично, а испанцы и итальянцы об этом и не думали? Почему завоеванная испанцами Латинская Америка стала христианской, а завоеванная англичанами Индия – не стала? Ну и так далее…

…Так сложилось исторически, что сейчас Православие, в первую очередь и в основном – это вера русского народа. Русские как приняли его тысячу лет назад без особого сопротивления, так и стояли в нем твердо и неуклонно, почти что без шатаний и ересей, вплоть до самого 1917 года. А значит, вера народа совпала с его характером очень хорошо. Может быть, сейчас Православие кажется нелепым, архаичным. Может быть, слишком сладким – золотым, медовым, парчовым, приторным. Наших предков оно, однако, устраивало именно таким – иначе было бы оно сейчас иным, или мы были бы какими-нибудь баптистами или лютеранами.

О вере, которую принял и пронес через тысячелетие своего христианства русский народ, здесь уже говорилось, и много. Сложнее другой вопрос: что представляет собой народ, с характером которого она так хорошо совпала? Вопрос не праздный: вот уже двести лет одно из любимых занятий нашего образованного общества – размышления о русском народе и судьбах России, и свидетелями этих своих размышлений оно с упорством маньяка делает всех, до кого может дотянуться. И за эти двести лет голову нам озабоченные «национальной идеей» литераторы, историки и философы задурили так, что уже вообще ничего непонятно: откуда есть пошла Русская земля, кто на ней живет, как и зачем…

Откуда взялась господствующая у нас концепция русской истории и русского духа, почему возобладала над прочими – разговор долгий и к теме не относящийся. Но так сложилось, что в последние три века русская, как теперь принято говорить, «элита общества» страну свою не любит и, более того, старается привить эту нелюбовь и всем прочим гражданам России. А поскольку все эти три века в ее руках находятся образование и средства массовой информации, ей это неплохо удается.

То, что русского интеллигента-разночинца Ленина от слова «русский» трясло – факт общеизвестный. Он не один был такой, для «элиты» того времени это явление обычное. Вот вам типичный пример размышления русского интеллигента подобного толка о русском народе. Максим Горький в очерке о Льве Толстом говорит:

«Он был национальным писателем в самом лучшем и полном смысле этого слова. В своей великой душе носил он все недостатки своего народа, всю искалеченность, которая досталась нам от нашего прошлого. Его туманные проповеди “ничегонеделания”, “непротивления злу”, его “учение пассивности” – все это нездоровые бродильные элементы старой русской крови, отравленной монгольским фатализмом. Это все чуждо и враждебно Западу в его активном и неистребимом сопротивлении злу жизни…

То, что называется толстовским анархизмом, есть по существу наше славянское бродяжничество, истинно национальная черта характера, издревле живущий в нашей крови позыв к кочевому распылению. И до сих пор мы страстно поддаемся этому позыву… Мы знаем, что это гибельно, и все-таки расползаемся все дальше и дальше один от другого – и эти унылые тараканьи странствования мы называем “русской историей”, – историей государства, которое почти случайно, механически создано силой норманнов, татар, балтийцев, немцев и комиссаров, к изумлению большинства его же честно настроенных граждан… Но и среди нас появлялись люди, которым было ясно, что свет для нас пришел с Запада, а не с Востока, с Запада с его активностью, которая требует высочайшего напряжения всех духовных сил…»

Горький – откровенный западник, уж коли для него даже солнце правды, и то восходит на Западе, то с ним все ясно. Но и оппоненты его не лучше. Взять того же Толстого, создавшего в «Войне и мире» великолепную галерею героев-дворян. А что у него с мужиками? Платон Каратаев, конечно, мужчина колоритный. Один такой персонаж на крупное село, человек в тысячу, этакий «городской сумасшедший» – будет самое то. Но ведь это единственный более-менее заметный персонаж из народа на весь огромный роман, один за весь народ!

Многие так называемые «русофилы» поступают еще проще. Они попросту мажут медом все, сплошняком, и русский народ у них предстает собранием всех добродетелей – аж зубы болят от сладкого. Оно, конечно, так – русский человек любит Великим постом покаяться и повздыхать о грехах, и в это время он весьма добродетелен. Но при этом не надо забывать, например, о такой праздничной забаве, как кулачный бой стенка на стенку. Это всего лишь забава – не драка за межи и уж тем более не война.

Примерно такова у нас почти вся дворянская и интеллигентская литература и философия, творцы которой и людей, наполняющих ее, творят согласно своим выдумкам. Да и как иначе? На реального мужика они смотрят в лучшем случае из окна барской усадьбы. (Кстати, разговаривая с барином, русский простолюдин нередко (часто? всегда?) начинал придуриваться, и делал это с большущим удовольствием.) На самом-то деле народа не любят ни те, ни другие. Но «западники» его просто не любят, а «русофилы» и их последователи – современные «патриоты» вроде бы понимают, что любить свой народ надо, но вот принять его таким, какой он есть, не получается. Вот и придумывают…

И чего только не напридумывали господа и баре, чтобы оправдать лезущую изо всех щелей высокомерную нелюбовь к собственной стране. Какая-то «загадочная русская душа», «умом Россию не понять», «да, скифы – мы, да – азиаты мы»…

А чего такого уж загадочного в нашей душе, непостижимого умом – кроме того, что она в придуманные философами концепции не влазит? Сами русского человека сочинили, сами вокруг него концепций понастроили, и сами же обижаются, когда их одежка на реальном мужике не сходится. Да мужик еще у них и виноват…

Но этой точке зрения был сделан такой пиар, в основном с помощью великой русской литературы и великой русской философии, что она и сейчас на коне. К сожалению, преобладает она и в школьных программах.

Но в одном эти крайности сходятся. Как бы ни смотреть на русского человека – как на изначального раба со «смутной душой» и «тараканьими странствованиями», или на медово-пряничного русофильского мужика, ходячее собрание всех добродетелей – та вера, которую мы видим, в обоих случаях все равно предстает парчовой, елейной, медовой до приторности. А главное – безнадежно даже не рабской, а, я бы сказала, нищенской. Не в смысле «рабов Божиих» и «нищих духом», а в смысле холопов и попрошаек…

Альтернативные воззрения на нашу историю распиарены куда меньше. Почитаем, пожалуй, хотя бы русского публициста Ивана Солоневича.

«Таинственная славянская душа оказывается вместилищем загадок и противоречий, нелепости и даже некоторой сумасшедшинки. Когда я пытаюсь стать на точку зрения американского приват-доцента по кафедре славяноведения… то начинаю приходить к убеждению, что такая точка зрения… является неизбежностью. Всякий зауряд-философ, пишущий или желающий писать о России, прежде всего кидается к великой русской литературе. Из великой русской литературы высовываются чахоточные “безвольные интеллигенты”. Американские корреспонденты с фронта Второй мировой войны писали о красноармейцах, которые с куском черствого хлеба в зубах и с соломой под шинелями – для плавучести – переправлялись вплавь через полузамерзший Одер и из последних сил вели последние бои с последними остатками когда-то непобедимых гитлеровских армий. Для всякого разумного человека ясно: ни каратаевское непротивление злу, ни чеховское безволие, ни достоевская любовь к страданию – со всей этой эпопеей несовместимы никак».[186]

Ладно, советские солдаты – безбожники, они, наверное, про непротивление злу да про любовь к страданию уже успели позабыть. Может быть, эти прекрасные качества были у воинов Дмитрия Донского, что отменно били татар на Куликовом поле? Или у мужиков, громивших наполеоновские обозы и поднимавших французов на вилы? Ой, вряд ли…

Оплот евангельских ценностей – монастырь. Это общеизвестно. Как общеизвестно, поскольку входит в школьную программу, что Куликовская битва началась с поединка русского витязя Пересвета с татарским богатырем Челубеем. Менее известно, что Пересвет был иноком – то есть монахом, одним из двоих монахов, которых Сергий Радонежский отправил сопровождать Дмитрия Донского на битву. Кстати, зачем он это сделал? Ведь священники у князя были свои, а молиться за воинов можно и в собственной келье? О каком сопровождении шла речь? А вот о каком: «Святой Сергий отпустил с ним двух иноков-богатырей – Александра Пересвета, бывшего в миру брянским боярином, и Ослябю, и дал каждому из них схиму с нашитым крестом, чтобы возлагать ее поверх шлема (курсив мой. – Е П.)».[187]

А в Смутное время, когда шведы, литовцы и поляки брали один за другим русские города, вплоть до самой Москвы, Троице-Сергиева лавра, монастырь, так и не была взята. Или возьмем Соловки – это одна из мощнейших крепостей севера России.

Вот такие монахи были на Святой Руси…

Монастырей в России было великое множество. И, кстати, совершенно нелишне вдуматься: а за счет каких слоев общества они пополнялись? Народ там встречался разный, от бывшего боярина до его бывшего холопа. Но крестьяне, ремесленники, купцы достаточно неприязненно относились к тому, что человек, который может работать, заниматься делом, кормить семью, вдруг пойдет в монахи. (Феодосия, великого подвижника земли русской, когда тот еще молодым человеком отправился в Киев к старцу Антонию, мать несколько раз привозила домой насильно – на телеге, связанного.) А делом своим они занимались до глубокой старости. Но была одна прослойка общества, которая после 45 – 50 лет для своего дела уже не годилась, а другого не знала – и вот им-то и была самая дорога в монастырь. Это воины, ратные люди. По преданию, былинный богатырь Илья Муромец окончил жизнь монахом Киево-Печерской лавры.

А вы говорите – Каратаев…

Но продолжим читать Солоневича.

«В начале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы, и о государственной и прочей пассивности русского народа. И я ставил вопрос: если это так, то как вы объясните то обстоятельство, что пассивные русские люди – по тайге и по тундре – прошли десять тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или – как это самый пассивный народ в Европе – русские, смогли обзавестись 21 миллионом квадратных километров, а динамичные немцы так и остались на своих 450 000?

Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион квадратных километров. Или любовь к страданию – или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или “анархизм русской души” – или империя на одну шестую часть земной суши».[188]

Великая вещь – пиар! В той же школьной программе упоминается об «империи Карла Великого», о «Священной Римской империи германской нации». И даже не упоминается о том, что означал взятый Иваном Грозным титул «царя», почему это было для него так важно. Важно было потому, что «царь» означает «цезарь», или «кесарь», то есть – император. То же самое значит и знаменитая концепция «Третьего Рима» – то, что Московское государство есть христианская империя. За полтора века до Петра Первого Россия не стала, а уже была империей, о чем Иван Грозный и заявил на весь мир. Мир поморщился, но возразить было, в общем-то, и нечего…

Среди тех государств новой эры, которые громко именовали себя «империями», не было ни одной хотя бы сколько-нибудь сравнимой с Российским государством – ни по территории, ни по населению, ни по стабильности. Германские и французские империи – всего лишь мимолетные государственные образования с громкими названиями, Британская была сильнее, но и она давно развалилась, а Российская стоит себе как минимум шестьсот лет, и разваливаться пока вроде бы не собирается…

Так что это было – «унылые тараканьи странствования» или все же государственное строительство?

А теперь об условиях, в которых это строительство протекало.

«Ни один из выживших народов мира такой трагической судьбы не имел, – пишет тот же Солоневич. – По нашей земле проходили величайшие нашествия мировой истории: татарские, польские, французские и два немецких. До разгрома татарских орд – нас в среднем жгли дотла по разу лет в двадцать-тридцать. Потом по разу лет в пятьдесят-сто».[189]

Вся история русского народа есть история войн, ибо земля наша велика и обильна, и всем хочется… На юге и на востоке – татары, на западе и севере – поляки, литовцы, шведы, немцы. Для степных варваров мы были потенциальными славянскими рабами, товаром, для западноевропейских варваров – дикарями, хотя наши придворные, в отличие от французских, вшей за королевским карточным столом не давили.

Впрочем, история любого мало-мальски заметного народа есть тоже история войн. Но вопрос в другом – какие это войны. Иными словами, почему великая победа Наполеона – взятие Москвы – обернулась сокрушительным поражением французов?

Да потому, что правила войны у нас были другие. А правила другие, потому что… И опять слово Солоневичу

«Англия, конечно, воевала. Но она воевала за интересы. Мы тоже воевали. Но мы воевали за собственную шкуру. Английские короли эпохи Рюриковичей занимались, в общем, ерундой: феодальными войнами в пределах своего собственного острова и флибустьерскими походами в Святую Землю… Перед Россией со времен Олега до времен Сталина история непрерывно ставила вопрос: “Быть или не быть?” “Съедят или не съедят?” И даже не столько в смысле “национального суверенитета”, сколько в смысле каждой национальной спины: при Кончаках времен Рюриковичей, при Батыях времен Москвы, при Гитлерах времен коммунизма… – дело шло об одном и том же: придет сволочь и заберет в рабство. Причем ни одна последующая сволочь не вынесет никаких уроков из живого и грустного опыта всей предшествующей сволочи. Тысячелетний “прогресс человечества” сказался в этом отношении только в вопросах техники: Кончаки налетали на конях, Гитлеры – на самолетах. Морально-политические основы всех этих налетов остались по-прежнему на уровне Кончаков и Батыев…»[190]

С этим тезисом можно спорить, сколько угодно. Можно обидеться за крестоносцев (которые, кстати, помимо мусульманских городов, взяли и разорили Константинополь). Можно сказать, что европейские феодальные войны мало отличались от наших усобиц. И что даже в сваре двух баронов простому люду приходилось очень солоно. Однако против фактов не попрешь: в ходе европейской истории их войны стали войнами по правилам, вроде шахмат. Оттого и ждал Наполеон ключей от Москвы, а гитлеровская оккупация для «братьев» по Европе была совсем не тем, чем она была для России. И эти правила за века европейской истории угнездились у них в спинном мозгу.

Наши войны были войнами без правил. Наполеоновский приближенный Арман де Коленкур в своих мемуарах вспоминал о встречах с русским императором Александром.

«– Если император Наполеон начнет против меня войну, – сказал мне Александр, – то возможно и даже вероятно, что он нас побьет, если мы примем сражение, но это еще не даст ему мира… Если жребий оружия решит дело против меня, то я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свои губернии и подпишу в своей столице договоры, которые являются только передышкой… Я не обнажу шпаги первым, но я вложу ее в ножны не иначе, как последним».[191]

Беседу с другим представителем Наполеона, де Нарбонном, русский царь завершил так: он раскрыл перед французом карту России, указал на самые далекие окраины и сказал:

– Если император Наполеон решится на войну и судьба не будет благосклонной к нашему справедливому делу, то ему придется идти до самого конца, чтобы добиваться мира.

Другими словами: если не погоним сразу, то придется вам, господа, идти с боями до Тихого океана.

Наполеон, считавший Александра «византийцем» и «человеком фальшивым», не поверил. А ведь его честно предупреждали, хотя и не обо всем. Про сожженные на пути французов города и деревни, про партизан, про горящую Москву в качестве единственного трофея и прочие «русские подарки» французский император узнал уже по ходу войны.

Спустя век с небольшим Гитлер повторил ту же ошибку. Он начал войну летом, чтобы закончить ее до зимы. Максимум, что до зимы можно было сделать – это взять Москву. Он тоже не поверил, что для того чтобы добиться мира, нужно пройти всю Россию – а ведь наша оборонная промышленность к первой военной зиме уже работала за Уралом, а в Куйбышеве была подготовлена «запасная ставка». Сталин тоже не собирался подписывать в своей столице какие бы то ни было договоры с победителем. Чтобы победить СССР, надо было идти до Тихого океана.

Какой армии по силам пройти всю Россию?

Про тысячи километров коммуникаций, по которым везли все, от армейских пайков до патронов и горючего, про партизан и диверсантов, про сорокаградусные морозы, распутицу русских грунтовок и прочие «русские подарки» Гитлер узнал уже по ходу войны.

Так воюют те народы, которые веками истории приучены к войнам на уничтожение: «придет сволочь и заберет в рабство». Те, кто не умел отбиться, пополнили собой ненасытные невольничьи рынки Востока. Остались те, кто отбиваться умел. Такой вот был тысячелетний исторический отбор.

А чем иным можно объяснить то, что Франция, имевшая вполне сравнимую с вермахтом армию, фактически сдалась Гитлеру, а Россия – нет? Да, фюрер имел относительно России совсем не те планы, что относительно Франции, но ведь наши солдаты, цеплявшиеся за каждый куст, об этом не знали! Они не читали «Майн кампф», но изначально ничего иного от немцев и не ждали. Потому что основная идея всех наших войн, сидящая тоже уже не в головном, а в спинном мозгу, – «придет сволочь и заберет в рабство».

Вышеупомянутое соотношение хорошо иллюстрирует одна история, которую мне рассказали – как говорится, за что купила, за то и продаю. Перевод на русский язык знаменитого фильма «Звездные войны», в общем, адекватен – за исключением одного эпизода, который переводчик отказался переводить дословно, сказав: «У нас этого не поймут». Эпизод был такой: джедаи ввязались в очередную драку, и главный из них говорит: «Силы равные. Отходим».

И вправду не поняли бы… Способны были бы понять – не книжки бы сейчас читали, а навоз разгребали на немецких сельхозпредприятиях Всемирной Германской империи.

Впрочем, Солоневич тоже идеалист. Сами русские далеко не были агнцами. Еще Аскольд и Дир ходили грабить Константинополь, а потом Олег, да и после русские точно так же налетали на соседей, как и соседи на них, и Великой Отечественной войне, кстати, предшествовала финская война. Или взять «Слово о полку Игореве», где так горестно повествуется о судьбе пленного русского князя. Да, в плен-то он угодил, и Ярославна плачет в Путивле – но неплохо бы вспомнить и сюжет великого памятника древнерусской литературы. Ведь не половцы пришли с набегом на Русь, а русские князья отправились грабить половцев – ну и нарвались…

А к Кончакам и Батыям надо прибавить еще бесчисленных Мстиславов и Ростиславов, которые громили владения сопредельных князей, не оставляя «ни людины, ни скотины», и русские русских тащили в плен и продавали в рабство степнякам, и русские грабили православные церкви, а половцы на русской службе покрывали бока коней священными облачениями.

Вот теперь – все!

Не кажется ли вам, что характер и история «народа-Богоносца» удивительно похожи на характер и историю «Богоизбранного народа». Если сделать поправку на численность, территорию и особенности конкретного исторического периода, то легко вычленяется основа – оба народа были сильными и упрямыми. Очень сильными и очень упрямыми. И, кстати, очень воинственными. «Пассионарные» составляющие русского народа (помимо спокойных финнов) – славяне, варяги и татары. Каждый из этих компонентов и сам по себе легендарен по части пограбить и подраться, а уж какое жуткое зелье получится, если их смешать! А финно-угорские народы, при небольшой агрессивности, отличаются редкой упертостью, так что и они внесли неплохой вклад в русский характер.

Не правда ли, если рассматривать Православие как веру такого народа, оно воспринимается иначе?

Сильному коню нужна крепкая узда, и под золотом, парчой и елеем должно было быть каменное основание, чтобы подчинить этих людей полностью и на тысячу лет. Золото куполов и парча облачений – не затем, чтобы по-нищенски выпросить что-либо у Бога, а потому, что у нас бытовало убеждение: святое место должно быть красивым, в конце концов, за это и веру себе выбирали. Ну нравилось нашим предкам красивое да сладкое! А что – нельзя?

То, что сейчас это основание не видно – еще не значит, что его нет. Возможно, это значит, что нет бури. Когда нет бури, религия является частным делом каждого человека, но не всего народа. Спрашивают мужика: «Как живешь?» – «Живем, с Божьей помощью!» – ответит он. Если грозит беда, молится: «Господи, помоги!» Если беда все же случилась, ну что ж: «Бог дал, Бог и взял»…

И только если случается не беда, а бедствие, от земли к небу поднимается вопль: «Господи, спаси!» Или, рассудив, что женщины отзывчивее: «Пресвятая Богородица, заступись, спаси нас!»

Какие бедствия знала Россия?

Моровое поветрие.

Пожар.

Война.

«Иди навстречу врагу…»

Спасают там, где нельзя помочь.

Спасают там, где мало только помочь.

Отец А. Кураев

…В 1169 году южнорусские князья, невзлюбив киевского князя Мстислава Изяславовича, призвали против него Андрея Боголюбского с войском. Андрей усобиц не любил и воевать не поехал, но войско послал, а с ним сына своего Мстислава. Соединенные Ростовская, Владимирская и Суздальская рати осадили Киев. Через три дня осады город был взят приступом. Андрею и стол киевский тоже был не нужен. Князь не взял его и сыну не дал, а посадил там своего брата.

В Новгороде сидел сын изгнанного князя Мстислава – Роман. Новгородцы, несмотря на неблагоприятную политическую конъюнктуру, от него не отказались.

В конце 1169 года, собрав сильное войско, где, по свидетельству летописца, было семьдесят два князя со своими ратями, и снова поставив во главе своего сына Мстислава, Андрей послал войско против Новгорода.

Новгородцы хорошо знали, что их ждет, на примере Киева. Победители два дня грабили древнюю русскую столицу. «Не было никому и ничему помилования, – пишет историк, – жителей били и вязали, жен разлучали с мужьями и вели в плен, младенцы рыдали; все церкви были пожжены и пограблены; в своем ожесточении победители осквернили множество самых дорогих для русского сердца святынь».[192] Пришедшие с захватчиками половцы зажгли даже Киево-Печерскую лавру – к счастью, монахи сумели потушить пожар.

С 25 февраля соединенные войска окружили Новгород, и начались приступы. Горожане, понимая, что терять нечего, оборонялись отчаянно. Предание говорит, что в трех храмах плакали иконы Богоматери, предвещая беду.

Новгородский архиепископ Иоанн три дня и три ночи стоял при алтаре в храме Святой Софии на молитве. В последнюю ночь, перед последним приступом, он услышал голос: «Иди на Ильину улицу, в церковь Спаса, возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси ее на верх стены: она спасет Новгород».

На следующий день икону вынесли на городскую стену Суздальцев это не смутило, наоборот, они осыпали святителя стрелами. Одна из стрел попала в икону – и внезапно Богоматерь отвернулась от нападавших и обратилась к городу Из глаз Богородицы текли слезы. Святитель Иоанн принял их на свою фелонь[193] и воскликнул: «О, дивное чудо! Как из сухого дерева текут слезы? Царица! Ты даешь нам знамение, что сим образом молишься перед Сыном твоим и Богом нашим об избавлении града».

Ободренные, новгородцы вышли из города. В то же самое время внезапный ужас и смятение нашли на суздальцев, те принялись стрелять друг в друга, а потом побежали. Победа новгородцев была полной, пленных они взяли столько, что продавали их по цене половины барана.

Святитель Иоанн в память этого события 27 ноября (10 декабря) установил праздник Знамения Божией Матери. Теперь его празднует вся Россия. Икона в честь этого события была названа «Знамение».

…В 1237 году войско Батыя внезапно подступило в Смоленску. Жители ничего не знали о нападении и не были готовы к защите. Ночью сторож соборного храма, где находилась Смоленская икона Божией Матери, услышал от нее повеление: призвать воина Меркурия, жителя Смоленска. Тот пришел в храм, пал ниц перед иконой и услышал голос:

– Угодник Мой Меркурий, посылаю тебя оградить дом Мой. Властитель ордынский втайне хочет в нынешнюю ночь напасть на город Мой со всею своею ратью и с исполином своим, на силу которого возлагают свои надежды, чтобы опустошить город. Но я умолила Сына и Бога Моего о доме Моем, да не предаст его в работу вражескую. Иди навстречу врагу, втайне от народа, святителя и князя, не ведающих о нападении татар, и силою Христа Бога победишь исполина. Сама Я буду с тобою, помогая рабу Своему; но там вместе с победою ожидает тебя венец мученичества, который прими от Христа.

Меркурий со слезами поклонился иконе и вышел из храма и из города. Он сумел попасть в центр вражеской рати и убил татарского богатыря, а потом перебил множество врагов. Утомленный, он прилег отдохнуть, и увидевший его татарин отрубил русскому витязю голову. Церковь причла Меркурия к лику святых.

…В 1566 году в Новгороде вспыхнул пожар. Пламя быстро распространялось и грозило истребить весь город. Тогда митрополит Макарий пришел в церковь Знамения Богородицы и, взяв икону Знамения – ту самую – с крестным ходом понес ее по берегу Волхова, умоляя пощадить город и кропя водой на разгоравшееся пламя. Вдруг ветер подул в сторону Волхова, огонь стал утихать и пожар прекратился.

…В августе 1581 года польский король Стефан Баторий осадил Псков. При приближении поляков к городу архиепископ велел принести из Печерского монастыря чудотворные иконы Успения Богоматери и Умиления. К 7 сентября поляки сделали пролом в городской стене, захватили две башни и вот-вот готовы были взять город. Тогда благочестивому старцу Дорофею, бывшему во Пскове кузнецом, было видение Богоматери. Она явилась ему, грядущая по воздуху, в сопровождении преподобных Антония Киево-Печерского и Корнилия Псково-Печерского. Божия Матерь вошла в Покровскую церковь, потом вышла из нее на площадь и, взирая с гневом на город, сказала:

– О люди беззаконные! Вы прогневали Сына и Бога Моего и осквернили град сей грехами своими.

Однако преподобный Корнилий и псковские угодники стали молить Ее, чтобы пощадила город. Тогда Она подозвала Дорофея и сказала ему:

– Иди немедленно к воеводам, к Печерскому игумену и в собор Святой Троицы и возвести им, чтобы прилежно и непрестанно молили Бога и принесли бы старый Печерский образ и хоругвь на стену города, на то место, где Я теперь стою, и чтобы поставили здесь одну пушку, а другую внизу и стреляли бы из них по королевским шатрам и влево за королевские шатры. Объяви людям, чтоб они плакали о грехах своих и молили бы Милостивого Бога о помиловании, а Я буду молиться Сыну и Богу Моему о прощении ваших грехов.

Дорофей передал все, сказанное ему Богоматерью. Еще через несколько дней начался жестокий приступ, который псковитяне отбили. Так и не добившись успеха, Баторий отступил от стен города, но решил в отместку взять Печерский монастырь. Там, кроме монахов, было две или три сотни воинов. Осада началась 5 ноября, полякам удалось даже проломить стену, но монахи вынесли к пролому чудотворную икону Успения Богородицы, и поляки так и не сумели взять монастырь.

«С тех пор, – как не без юмора пишет София Снессорева, – многочисленная рать неприятельская сражалась более всего с холодом», разделив страдания многих других агрессоров, опрометчиво задерживавшихся в России до зимы.

…В 1591 году крымский царевич Нурадын с братом во главе большого войска подошел к Москве. Царь Федор Иоаннович, понимая, что отразить татар будет трудно, обратился к Небесной Царице. Он приказал совершить крестный ход вокруг города с Донской иконой Богоматери и потом поставить чудотворную икону в походной церкви, в воинском стане. Икона была выбрана не случайно: в 1380 году, в день Куликовской битвы, ее носили среди воинов, и в память этой победы она и была названа Донскою.

Целую ночь царь молился и просил пресвятую Богородицу помочь одолеть татар, и получил извещение, что русское войско одержит победу. На следующее утро началась страшная битва, которая длилась уже целые сутки, когда вдруг татары, неведомо чего испугавшись, бросились бежать с поля боя. В том же году на месте, где среди воинского лагеря стояла чудотворная икона, был основан Донской монастырь.

…В 1611 году шведы, взяв Новгород, принялись грабить город. Они расхищали в числе прочего и церковную утварь, а иконы бросали на землю и топтали ногами. Однако шведские воины, которые пытались войти в церковь Знамения во время совершения там службы, были невидимой силой отброшены назад. Испугавшись, они уже не смели больше входить в церковь, так что та осталась цела, и икона Знамения не была осквернена.

…В 1612 году, при осаде Курска поляками, пленные из них рассказывали, что видели на стенах города некую Жену со светоносными мужами. При начале осады некоторые из горожан тоже видели в облаках над городом Пречистую с двумя светлыми иноками, осенявшую город крестом. Вскоре поляки были отогнаны от города.

…В июне 1654 года в Москве вспыхнуло моровое поветрие, занесенное прибывшими из Константинополя греками. Народ в страхе бежал из города, разнося заразу, и эпидемия распространялась по стране. На Волге она опустошила Ярославль, Кострому, Нижний Новгород и дошла до Казани.

В семнадцати верстах от города, в Седмиезерской пустыни, находилась чудотворная икона Богородицы. Ее и решили принести в Казань для избавления от язвы. Жители встретили икону в двух верстах от города, затем ее торжественно обнесли вокруг Казани и поставили в Благовещенском соборе, а потом стали носить по домам: там, где появлялась икона, эпидемия утихала.

Семь дней пробыла чудотворная в Казани, затем монахи Седмиезерской пустыни стали просить возвратить ее. Но лишь только стали ее поднимать, как началась буря, пошел дождь и снег, так что невозможно было выйти из храма, и это повторялось трижды. Ясно было, что Богородица не хочет выходить из города, так что икона целый год оставалась в Казани.

В 1656 году эпидемия возобновилась, и снова Седмиезерская икона спасла город. Помогла она также и против моровой язвы 1771 года.

…В 1675 году, во время войны Польши с Турцией, татары, союзники турок, осадили Почаевскую обитель. Монахи и окрестные жители, затворившиеся в монастыре, непрестанно молились Богоматери. На третий день осады татары решили пойти на приступ. Игумен велел петь акафист Божией Матери, и, едва начали петь «Взбранной воеводе победительная», как над церковью пресвятой Троицы явилась Богородица с ангелами, вооруженными обнаженными мечами. Возле Нее находился преподобный Иов, который молил не предавать татарам монастыря, где он был игуменом. Татары приняли явление за привидение и пустили тучу стрел, но стрелы, возвращаясь назад, ранили самих же стрелков. Тогда татары испугались и побежали прочь от обители. Сидевшие в осаде погнались за ними и, настигнув, взяли много пленных.

Полвека спустя почаевский инок Гавриил был в Константинополе и разговорился с одним турком, который, услышав, что монах из Почаева, спросил:

– Жива ли ваша богиня?

– Жива и вечно будет жить, – ответил Гавриил, поняв, что турок имеет в виду.

– Люта ваша богиня, – сказал ему собеседник. – Там погиб мой отец и многие из наших. Я тогда был еще мал, но никогда этой беды не забуду.

…В 1717 году астраханские и саратовские ногайские татары осадили город Пензу. Разнесся слух, что 4 августа осаждающие решили всеми силами обрушиться на город и взять его приступом. Ночью перед приступом жители города молились перед Казанской иконой, список которой был в городе. Утром, когда защитники города увидели, что татары собираются начать наступление, на Никольскую площадь вынесли икону с крестами и хоругвями. Внезапно лик Богоматери на иконе почернел, из глаз потекли слезы, однако к концу молебна Ее лик снова просветлел и засиял. А скоро с валов пришла весть, что ногайцы прекратили наступление и бегут, еле успевая забрать свои повозки.

Из рассказов пленных ногайцев выяснилось, что, когда они уже собрались начать штурм, из Пензы выехала прекрасная Дева на белом коне в сопровождении двух старцев. От Нее исходили огненные лучи, поражавшие ногайцев, которые в ужасе бросились бежать.

…19 ноября 1853 года при Баш-Кадык-Ларе, что между Александрополем и Карсом, девятитысячный русский отряд наголову разбил турецкий отряд в 39 тысяч человек. Турки уверяли, что во время боя они увидели сходящую с небес светозарную Жену с двумя воинами. В руках Она держала знамя. При виде Ее турки пришли в ужас и в панике побежали. Русские этого явления не видели.

…В 1919 году, когда белые войска покидали Архангельск, группа детей, гимназистов и гимназисток, от 10 до 13 лет, видели над Почтамтской улицей, невысоко над горизонтом, Пресвятую Богородицу. Она словно сидела в небе, с Младенцем на коленях, и простирала руки ладонями вниз, благословляя город. Дитя все время двигало ручками, потом сложило пальцы, крестообразно осенив землю. Видение продолжалось около часа, затем начало бледнеть, пока не исчезло.

Дети прибежали к протоиерею Воскресенского собора о. Михаилу (Попову), который передал их рассказ епископу Павлу. Владыка написал: «Милость Божия и заступление Божией Матери с нами и над градом нашим».

…В 1922 году в станице Килермецкой, под Майкопом, чекисты расстреляли группу невинных людей. Один чудом остался жив. Чекисты уехали, он зарылся в стог соломы и видел, как к убитым подходила Богоматерь и надевала им на головы венцы.

…В 1941 году, перед самым началом Великой Отечественной войны, одному старцу Валаамского монастыря во время службы было три видения.

Сперва он увидел Божию Матерь, Иоанна Крестителя и множество святых, которые молили Спасителя, чтобы Он не оставлял Россию. Спаситель же отвечал, что в России так велик упадок веры и благочестия, что это невозможно терпеть. Однако святые и Богородица продолжали неотступно молить Его, пока наконец Спаситель не сказал: «Я не оставлю Россию».

Во второй раз Матерь Божия и Иоанн Креститель стояли перед престолом Спасителя и молили Его о спасении России. И Спаситель снова ответил: «Я не оставлю Россию».

И в третий раз Матерь Божия одна стояла перед Своим Сыном и со слезами молила Его о спасении России. «Вспомни, Сын Мой, – говорила Она, – как Я стояла у Твоего Креста». Богоматерь хотела опуститься на колени, однако Спаситель сказал: «Не надо. Я знаю, как Ты любишь Россию, и ради слов Твоих не оставлю ее. Накажу, но сохраню».

…Рассказывают, что во время Курской битвы на небе явилась Богоматерь, сделала движение в сторону немцев, как бы указывая направление наступления. И с этого дня война пошла в обратную сторону.

«Главная икона» России

Из многочисленных икон Богоматери, находящихся в России, выделяют несколько таких, с которыми особенным образом связана русская история.

…Одно из трех изображений Богоматери, написанных еще при Ее жизни евангелистом Лукой, было сделано на доске от того стола, за которым совершалась Тайная вечеря. Увидев это изображение, как говорит предание, Богоматерь сказала: «Благодать Родившегося от Меня и Моя да будет с сей иконой».

В 450 году, при императоре Феодосии-младшем, икона была принесена из Иерусалима в Константинополь, а в начале XII века патриарх Цареградский Лука Хризоверх прислал ее в дар великому князю Юрию Долгорукому. Она была поставлена в девичьем монастыре в городе Вышгороде, который в древности был удельным городом благоверной княгини Ольги.

Однако икона повела себя странно. Сначала она вышла из своего киота, и ее видели стоявшей посередине церкви на воздухе. Ее поставили на другое место, но она и с него сошла и повернулась лицом к алтарю. Тогда поставили в алтарь, но и там она не оставалась в покое, так, словно бы не находила себе места в храме.

Это было жестокое время. Вся Русская земля была охвачена усобицами, большие княжества дробились на средние, средние – на мелкие, все воевали со всеми, престолы брались силой, и брат в этой войне не щадил брата. Население Южной Руси, устав от постоянных войн и половецких набегов, уходило на север, в лесные края.

Юрий Долгорукий был князем Ростово-Суздальской земли. Много лет он пытался захватить Киев, наконец ему это удалось, и он стал великим князем. Старшего сына своего Андрея он посадил в Вышгороде, Глеба – в Переяславле, а Суздаль, край, ставший для него неважным, оставил младшим.

Андрею, старшему сыну Долгорукого, было в то время уже за сорок лет. Вырос он в тихой лесной Суздальской стороне, киевская жизнь и княжеские усобицы были ему противны, южных родичей своих он не знал и чувствовал себя среди них чужим. Новая жизнь не понравилась князю, и вот в один прекрасный день он, тайно от отца, ушел из Вышгорода домой, в Суздальский край. Уходил навсегда, о чем говорит то, что князь взял с собой и чудотворную икону, как крестьяне переносят образа, переходя на новое место жительства.

Они дошли почти до Суздаля, когда неподалеку от нового города Владимира, который основали переселенцы из Южной Руси, лошади, что везли икону, стали. Запрягли новых, но и те отказались идти. Тогда решено было остановиться здесь на ночлег – утро вечера мудренее.

В полночь князю Андрею явилась Богоматерь, со свитком в руках, и велела не ехать дальше в Суздаль, а поставить Ее икону во Владимире, на месте же явления построить монастырь. Так и было сделано, и место это с тех пор прозвали Боголюбовом. Князь Андрей построил здесь каменную церковь и монастырь, и вскоре на этом месте вырос небольшой городок. Андрей очень полюбил новый город, часто бывал здесь, так что получил прозвище Боголюбский, хотя и жил во Владимире.

Для иконы же князь Андрей построил во Владимире храм, который был окончен через два года, в 1160 году. Икону обложили окладом из золота и серебра с драгоценными камнями и поставили в новом Успенском храме. С тех пор она стала называться Владимирской.

Эта икона стала одной из главных святынь Русской земли. Она участвовала во многих воинских походах. Уже в 1164 году Андрей Боголюбский взял ее с собой в поход против волжских болгар. Победив врага, он отслужил благодарственный молебен перед иконой, и в это время от креста и иконы разлился свет, озаривший все войско. Впоследствии оказалось, что в тот же самый день константинопольский император Мануил тоже видел свет от Креста и победил сарацин. В память об этих чудесных победах был установлен праздник Происхождения честных древ Креста Господня 1 (14) августа.

В 1174 году Андрей Боголюбский был убит в результате боярского заговора. Само собой, дружины заговорщиков тут же кинулись грабить, к ним присоединились и многие из народа. Дело пахло крупной резней. Тогда священник Николай, прибывший вместе с Боголюбским еще из Вышгорода, надел облачение, взял икону и пошел с ней по улицам Владимира. Мятеж утих, город остался цел.

После гибели князя Андрея Владимир отдали его племянникам Ярополку и Мстиславу Ростиславичам. Те первым делом ограбили Успенский храм, забрали золото и серебро и захватили себе земли, пожертвованные храму Боголюбским. Чудотворную же икону Ярополк отдал своему племяннику Глебу Рязанскому. Все это – и способ прихода к власти, и обхождение со святынями – очень сильно не понравилось жителям Владимира, которые тут же восстали, решив прогнать Ростиславичей. Княжеские воины, не принимая боя, бросили знамя и кинулись бежать, как говорили потом, «гонимые гневом Божиим и Святой Богородицы», а испуганный Глеб поспешил возвратить икону.

С тех пор почти два с половиной века икона была покровительницей Владимира. В 1185 году в городе сгорел соборный храм со всем, что в нем было, – однако образ уцелел. Во время нашествия татар под предводительством Батыя он лишился драгоценного оклада, но сам остался невредимым. С его помощью князь Димитрий Донской одержал победу над Мамаем в 1380 году.

…В 1395 году в пределы России вступил со своим войском великий завоеватель Темир-Аксак, или Тамерлан, прозванный «железным хромцом». Пройдя по Рязанской земле, он направился к Москве. Великий князь Василий Дмитриевич вышел с войском на берег Оки, готовясь к бою, и послал во Владимир за чудотворной иконой, слава о которой шла по всей русской земле. В день Успения духовенство Московского Успенского собора взяло икону, и через десять дней ее принесли в Москву. Все духовенство Москвы с крестным ходом, все семейство великого князя и бесчисленное множество народа встречали святыню и проводили ее до самого кремлевского Успенского собора.

Предание говорит, что в тот самый день и час, когда жители Москвы встречали икону Богоматери, Тамерлан дремал в своем шатре. Во сне он увидел огромную гору и идущих к нему святителей с золотыми жезлами, а над ними в лучезарном сиянии – Деву, в окружении ангелов с пламенными мечами, которые устремились к нему Проснувшись в ужасе, Тамерлан призвал старейшин и рассказал о своем видении. Ему ответили, что Дева – это мать христианского Бога, защитница русских. «Мы не одолеем их», – сказал Тамерлан и повернул назад.

…В 1409 году к Москве внезапно подступил ордынский царь Едигей. В Москве не было ни князя, ни митрополита, помощи ждать неоткуда, и люди обратились к Богоматери. Едигей готовился уже сесть в осаду, но внезапно получил известие о каком-то возмущении в Орде и принужден был вернуться обратно.

…В 1451 году к Москве подошел ногайский царевич Мазовша с войском. Великого князя в столице не было, и защитником города оставался один лишь святитель Иона. Подойдя к городу 2 июля, в день Положения Ризы Пресвятой Богородицы, татары подожгли посады. Погода была сухой и жаркой, ветер нес дым и горящие головни прямо на Кремль, так, что воины на стенах и народ, в страшной тесноте запершийся в Кремле, задыхались. Святитель Иона, в облаках дыма, совершал крестный ход по стенам города. Увидев инока Чудовского монастыря Антония, известного святостью жизни, он попросил его молиться об избавлении города, на что инок отвечал: «Ты великий архиерей Божий, и твоей молитвы не презрит Богоматерь, наша скорая помощница. Она уже умолила Сына Своего спасти город». Едва успев сказать это, инок, на глазах святителя, погиб от татарской стрелы.

Битва с татарами продолжалась до самого вечера, и ночью ждали нового приступа. Однако ночь прошла спокойно. Восходит солнце, и москвичи видят перед собой пустой неприятельский стан, посреди которого брошены телеги с трофеями, земля усеяна оружием. По преданию, ночью татары услышали вдалеке сильный шум и, решив, что на них идет великий князь с многочисленным войском, поспешно бежали из-под стен русской столицы.

…Легенда рассказывает о заступничестве Богоматери в 1521 году, когда под Москву подошел Махмет-Гирей с войском, состоявшим из крымских, ногайских и казанских татар. Пройдя от Нижнего Новгорода и Воронежа до Москвы-реки, он остановился в нескольких верстах от столицы. Жители Москвы и окрестностей бежали в Кремль. Жара, теснота невообразимая, вдобавок ко всему оказалось, что слишком мало пороха для успешной обороны. Находившийся в Москве царевич Петр вступил в переговоры с татарами. О том, что было дальше, рассказывает легенда.

«В полночь один блаженный, по имени Василий, со слезами молился у дверей Успенского собора. Вдруг молитва его была прервана сильным шумом, и ему представилось, что двери невидимой силою растворяются, и чудотворная икона Богоматери выходит из своего места, и от иконы слышен голос: “Выйду из града с российскими святителями”, и тут же вся церковь наполнилась пламенем, которое мгновенно исчезло. В ту же ночь одна престарелая монахиня Вознесенского монастыря, лишенная зрения, сидя в своей келье, вдруг увидела, что в Спасские ворота идет целый сонм святителей и других светолепных мужей в священных одеждах; а среди них чудотворная икона Богоматери. Но едва вышли они из Фроловских ворот, как встретили их преподобные Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский, припали к ногам святителей и спрашивали их, куда они идут и на кого оставляют город. Святители со слезами отвечали: “Много молили мы Всемилостивого Бога и Пречистую Богородицу об избавлении от предлежащей скорби; Господь же повелел нам не только выйти из города, но и вынести с собою чудотворную икону Пречистой Его Матери; ибо люди презрели страх Божий и о заповедях Его не радели. Почему Бог попустил прийти варварскому народу, да накажутся ныне и чрез покаяние возвратятся к Богу”.

Святые подвижники Сергий и Варлаам стали умолять отходящих святителей, чтобы ходатайством своим умилостивили правосудие Божие, и вместе с ними начали молитвенно взывать ко Господу и Пречистой Его матери. Святители осенили город крестообразно. Икона Богоматери возвратилась в Успенский собор.

Летописцы повествуют, что татары хотели было выжечь московские посады, но вдруг увидели вокруг города бесчисленное русское войско и с ужасом возвестили о том хану. Хан не поверил и послал других удостовериться: “И видеша того сугубейшее воинство русское и сказаша ему, и третие посла некоего от ближних уведати истину и трепеща прибежа и вопия: о царю, что косниши? Побегнем, грядет на нас безмерное множество войска от Москвы, и побегоша”»[194].

Во время страшного пожара Москвы в 1547 году, по преданию, икону хотели вынести из храма, но не могли сдвинуть ее с места. Многие видели над Успенским собором Жену в светоносных одеждах. Храм, в котором находилась икона, уцелел.

Один только раз Владимирская икона надолго покинула Москву – в 1812 году. 2 сентября ее отправили обратно во Владимир, и вернулась она обратно лишь 20 октября, когда французские войска оставили город.

До самого 1917 года Владимирская икона была «главной» иконой Богоматери в России. Перед ней русские цари венчались на царство, перед ней приносили клятвы и принимали благословение, перед ней молились в самых важных обстоятельствах жизни. При избрании всероссийских митрополитов и патриархов Владимирская икона служила поручительницей и благословением: имена избираемых, запечатанные царем, клали на пелену в киот иконы, и после молитвы сам царь или старейший из святителей вынимал жребий, как если бы Сама Богоматерь водила его рукой.

Сейчас Владимирская икона находится в церкви Св. Николая в Толмачах, в пригороде Москвы. Этот храм является филиалом Третьяковской галереи. Там созданы все условия для хранения ценного экспоната: все, кроме одного – он не является «главным храмом» России.

Неужели так трудно создать «необходимые условия», скажем, в Успенском соборе Кремля? Или в новопостроенном Храме Христа Спасителя?

Когда икона скорбит…

В начале XII века неподалеку от города Кидекша была часовня, в которой имелась чудотворная икона Богоматери. Князь Псковский Георгий Всеволодович хотел перенести ее в город, но посланные никак не могли сдвинуть икону с места. Так она и осталась в часовне, на месте которой князь Георгий основал обитель. Обитель получила двойное название: Городецкой и Федоровской, потому что поначалу икона стояла в деревянной церкви Федора Стратилата. Во время нашествия Батыя Городец был разорен, жители бежали. Икона осталась в церкви, и думали, что она так и погибла в огне.

В 1239 году князь Василий Георгиевич Квашня был на охоте в лесу и увидел перед собой на сосне икону Богоматери. Князь хотел было снять ее с дерева, но икона поднялась в воздух и не давалась ему. Устрашенный, князь вернулся в город. Духовенство и народ с крестным ходом отправились к месту явления и принесли икону в город Кострому, в соборный храм во имя великомученика Федора Стратилата. Некоторые люди сказали князю, что видели, как этот образ нес по городу человек в богатой воинской одежде, подобной той, в какой Федор Стратилат изображается на своей иконе. Между жителями Костромы были несколько купцов из Городца, которые и узнали в обретенной святыне свою чудотворную.

Через несколько лет соборный храм сгорел, и икону вновь сочли погибшей. Но, разбирая обломки после пожара, на третий день ее нашли нисколько не пострадавшей.

После пожара пришли новые татары. Когда они подошли к Костроме, князь Георгий Васильевич, надеясь на помощь Богоматери, взял икону с собой на битву. Чудотворную понесли перед русским ополчением. Предание говорит, что татары увидели икону, которая сияла ярче солнца, лучи ее жгли степняков, как огонь. Они пришли в ужас и бросились в бегство. Кострома была спасена. На том месте, где должна была происходить битва, был поставлен крест, а близлежащее озеро с тех пор называется Святым.

Прошло еще некоторое время, и соборная церковь опять загорелась. Пламя было таким сильным, что никто не решился войти в храм, чтобы вынести икону. Однако люди увидели, что она стоит на воздухе над пламенем пожара. Потом она спустилась за землю посреди площади.

На месте сгоревшего собора был построен новый каменный Успенский храм с приделом во имя Федора Стратилата, куда и перенесли образ. Там он и пребывал много лет, до самого Смутного времени.

Это длинное, запутанное предание приводит в своей книге София Снессорева. Кира Цеханская рассказывает историю более простую. Федоровская икона действительно была найдена князем Георгием Всеволодовичем около Городца Нижегородской губернии в старинной часовне. Однако потом все было более прозаично. После гибели князя Георгия в битве его младший брат Ярослав благословил ею на брак своего сына Александра Невского. С тех пор образ стал родовой иконой семьи. После смерти князя он перешел к его младшему брату Василию, княжившему в Костроме.

Но это не так уж важно, поскольку особое свое значение икона приобрела гораздо позднее.

В 1612 году, когда Москва была освобождена от поляков, находившаяся в Кремле старица Марфа Романова вместе со своим сыном Михаилом уехала в Кострому, в Ипатьевский монастырь. Когда Земский собор избрал шестнадцатилетнего Михаила на царство, к ним были отправлены послы, которые несли с собой образ Владимирской Божией Матери. Проходя через Кострому, они взяли и Федоровскую икону.

Когда Марфа отказалась позволить сыну взойти на престол, архиепископ Рязанский взял в руки образ Богоматери и произнес: «Для чего же иконы пресвятой Владычицы шествовали с нами в далекий путь? Если нас не слушаетесь, то ради Богоматери склонитесь на милость и не прогневайте Господа Бога».

14 марта 1613 года инокиня Марфа Федоровской иконой благословила сына на царство. С тех пор этот образ всегда особо почитался в доме Романовых, считаясь их покровителем. Немецкие невесты русских царей, когда принимали крещение, назывались Федоровнами в честь этой иконы. Тем не менее она так и оставалась в Костроме.

«Единственный раз великая святыня покинула Кострому в 1919 году, – пишет протоиерей Александр Шаргунов, – и находилась она не в храме, а в московской мастерской известного реставратора И. Грабаря. Реставратор недоумевал: перед ним была совершенно черная – глубокой живой черноты – древняя доска… Он попробовал потравить ее какими-то составами. Увы! – безрезультатно! А ведь в руках у него были превосходные фотоснимки, и даже цветные, неоднократно публиковавшиеся, 1909, 1913 и других годов. Лики Богоматери и Богомладенца на них видны во всех деталях…

Икона потемнела в период от 1914 до 1918 года. Отчего? Не от плохого же хранения! Она бывала много раз в пожарах, не повредивших ей, и чудесно на глазах у множества людей спасалась. Ведь это чудотворная икона, список ее чудес огромен, и все они совершались прилюдно… Так отчего же?

Ответ будет ясен, если вспомнить события, происшедшие в эти несколько лет. События, которые вряд ли можно забыть: война, арест и высылка в Сибирь царской семьи, революция, вероломное убийство Царственных страстотерпцев.

Феодоровская икона – фамильная святыня династии Романовых. Ныне она в скорби…»[195]

В той же книге протоиерея Александра Шаргунова приводится свидетельство о том, что в октябре 1996 года, когда в Церкви начали, наконец, всерьез рассматривать вопрос о канонизации Царственных мучеников, в с. Дивеево, в Свято-Троице Серафимо-Дивеевском женском монастыре, начала благоухать Федоровская икона Богоматери. Место это теснейшим образом связано с именем преподобного Серафима Саровского, и как не вспомнить об его известных словах: «Тот царь, который меня прославит, и я его прославлю». Действительно, преподобный Серафим был прославлен в 1903 году, при Николае II. Царская семья приезжала на торжества, там, в Дивеево, им было предсказано рождение сына…

…В это же время, когда почернела Федоровская икона, в 1917 году, была чудесно обретена и так же чудесно обновилась другая икона Богоматери, теснейшим образом связанная с судьбами российского престола. Но о ней – несколько позже…

Пришедшая из огня

Если о Владимирской иконе точно известно, кем, когда и при каких обстоятельствах она была написана, как попала в Россию, то про другую икону – покровительницу Русской земли этого сказать нельзя. Явилась она чудесным образом и так же покинула нас.

Одним из самых страшных бедствий для средневекового города был пожар. Даже в Западной Европе, где строили много каменных зданий, пожара боялись не меньше, чем войны и осады, а для деревянных русских городов страшнее не было ничего.

В 1552 году войска Иоанна Грозного, после семинедельной осады, штурмом взяли Казань. Город был почти полностью разрушен, коренное население, то, которое не было перебито или взято в плен, выселено на окраины. В городе появилось новое, русское население, по приказу царя русские зодчие возвели белокаменный кремль.

И вдруг, едва город успел отстроиться, в 1579 году страшный пожар почти уничтожил его. Выгорели половина кремля, прилегавшая к нему часть города и окрестные посады. Обе половины населения Казани – мусульманская и христианская – равно видели в страшном бедствии гнев Божий, только мусульмане считали, что Бог гневается на христиан, а христиане – на мусульман. Но мусульман было больше. «И вера Христова, – пишет летописец, – сделалась притчею и поруганием».

Неподалеку от того места, где начался пожар, стоял дом одного стрельца, у которого была девятилетняя дочь Матрена. И вот, когда стрелец уже собирался начать строительство нового дома, девочке приснился сон. Ей явилась Божия Матерь и повелела рассказать городским властям, духовным и светским, чтобы взяли Ее икону «из недр земли» – и указала место на пепелище сгоревшего дома.

Что такое сон девятилетнего ребенка? Девочка рассказала о нем матери, та не обратила внимания. Однако и на вторую, и на третью ночь Матрене приснился тот же сон. На третий день девочка, плача, говорила матери: «Я видела во сне икону Богородицы, от лица которой исходило ужасное пламя, прямо на меня, и слышался голос: “Если не поведаешь глаголов моих, то Я явлюсь в другом месте, а ты погибнешь”».

Мать, не зная, что и думать, пошла с девочкой к воеводам и архиепископу Иеремии, но никто не хотел верить рассказам ребенка. Тогда женщина сама взяла заступ и начала копать землю. Вскоре к ней присоединись и другие, разрыли весь двор, однако ничего не нашли. Лишь когда заступ взяла Матрена и стала рыть землю на том месте, где в их доме стояла печь, она действительно нашла икону Богородицы. Та была завернута в рукав какой-то старой одежды вишневого цвета, но сама светлая, словно только что написанная.

Теперь уже всполошился весь город, о явлении иконы передавали из уст в уста, люди собирались к дому стрельца. Архиепископ с крестным ходом отнес святыню в ближайший храм Св. Николая Тульского, а затем в Благовещенский собор. По пути от нее совершились два чуда – двое слепцов получили исцеление.

Впоследствии выяснилось, что обретенная икона была списком с образа, написанного евангелистом Лукой. Царица Евдокия, супруга императора Феодосия, переслала его из Иерусалима в Константинополь царице Пульхерии, которая поставила образ во Влахернском храме. (Кстати, перед Влахернской иконой, названной Одигитрией, также исцелились двое слепых, и впоследствии от Казанской иконы часто получали исцеление именно слепые.) Но кем был сделан список и при каких обстоятельствах попал в Россию, так никому и не было известно.

Архиепископ и градоначальник, сняв с иконы список, отправили его в Москву к царю с рассказом о ее явлении и чудесах. (По другим данным, икону отправили в Москву, где с нее сняли список и вернули обратно. И тогда сразу возникает вопрос: что вернули – оригинал или копию? Грозный был очень привержен к святыням.) Царь повелел на месте обретения иконы построить храм в ее честь и устроить женский монастырь. Матрена стала первой инокиней этого монастыря, а затем и его настоятельницей.

Но это все было только началом.

Обретенная в Казани икона поначалу не была очень популярна. Чтили ее только в городе и его окрестностях, праздник ее был 8 июля, в день обретения. Так продолжалось до 1612 года, когда нижегородское ополчение подошло под стены занятой поляками Москвы. Поляки сидели крепко, на помощь им уже шли новые войска, да и в самом ополчении, которому надоело стоять под стенами, дисциплина расшаталась.

Отряд ополченцев, который пришел к нижегородцам из Казани, имел с собой список чудотворной Казанской иконы. После трехдневного поста и молитвы всего войска перед этой иконой ополченцы 22 октября (4 ноября) пошли на штурм и заняли Китай-город. Поляки остались только в Кремле, откуда через некоторое время вышли сами.

Князь Пожарский украсил икону золотым венцом, в знак того, что образ этот – чудотворный и помог одержать победу русскому воинству. Князь поставил ее сперва во Введенской церкви, на Лубянке, а затем – в специально построенном для нее Казанском соборе на Красной площади, где она и хранилась до тех пор, пока храм не был снесен в 1934 году. Теперь Казанская церковь снова восстановлена.

Со времени восшествия на престол Михаила Феодоровича Казанская икона сделалась семейной в царском роде. Правда, до 1649 года все равно она почиталась только в Казани и в Москве, и лишь в 1649 году царь Алексей Михайлович, в честь рождения сына Дмитрия, повелел праздновать 22 октября по всей Руси.

Еще один знаменитый список Казанской иконы был привезен в 1798 году, после визита императора Павла I в Казань, в Петербург. Помещен он был сначала в деревянной часовне на Петроградской стороне, потом в церкви Рождества Богородицы на Невском проспекте. В 1811 году ее установили в построенном на Невском Казанском соборе. Сам вид и размеры этого храма показывают, какое значение придавалось этой иконе в России.

Впрочем, София Снессорева приводит другую историю. Она пишет: «Чудотворная икона Богородицы перенесена из Казани в Москву в 1579 году, в царствование Иоанна Васильевича, где и оставалась до 1721 года, когда по воле императора Петра была перенесена в С. – Петербург и поставлена во временной каменной церкви на месте нынешнего Андреевского собора, что на Васильевском острове, а оттуда вскоре перенесена в Троицкий собор, что на Петербургской стороне. Императрица Анна Иоанновна соорудила деревянный храм в честь Рождества Богородицы на Невском проспекте близ нынешнего Казанского собора, куда в 1737 году и перенесена чудотворная икона, украшенная императрицею драгоценными камнями. Со времен же императора Павла этот храм именовался уже Казанским собором…»[196]. Вот и разбирайся, какая из икон – подлинная!

Во времена социализма, когда Казанский собор был превращен в музей истории религии и атеизма, петербургский образ хранился в Князь-Владимирском соборе на Петроградской стороне, и лишь после возвращения Казанского собора Церкви был перенесен обратно.

Эти три списка в представлении народном как бы слились в одну икону – Казанскую, Заступницу Русской земли. Рассказывали, что именно перед ней молились солдаты накануне Бородинской битвы, что сам фельдмаршал Кутузов вынес ее на груди из горящей Москвы. Но все же – где оригинал, тот образ, что явился в Казани, на пепелище сгоревшего дома? Остался ли он в городе или попал в Москву, а может статься, хранится в Петербурге? Может быть, это было бы и не так важно – тем более что чудотворных списков с Казанской иконы известно достаточно много, – если бы не загадочное продолжение, о промыслительном смысле которого спорят до сих пор. Ибо с иконой, находившейся в Казани, произошла история, заставившая задуматься о многом.

«Казань. 12 июля 1904 года. 1 час ночи.

Шаркая ногами и кряхтя, по двору Богородицкого монастыря бредет сгорбленный 69-летний сторож Федор Захаров. Вглядываясь подслеповатыми старческими глазами в ночную тьму, он осматривает соборные храмы монастыря: неотапливаемый (“летний”) в честь Казанской иконы Божией Матери, и теплый – во имя святого Николая Тульского.

Работа у Захарова была хотя и не слишком денежной, но очень ответственной. Монастырь хранил чудотворный образ “Матушки Казанской”, заступницы Русской земли… А жуликов вокруг развелось – страсть! Три года назад карманники на Пасху Петропавловский собор подожгли, чтобы в панике обчистить карманы православных. Ничего святого для них нет! А тут одних бриллиантов на иконном окладе, подаренном Екатериной II, говорят, тыщ на сто целковиков…

Скрашивая свое ночное бдение подобными мыслями, старик вдруг услышал царапанье у двери на западной паперти собора Казанской иконы Божией Матери, в котором хранился чудотворный образ. А затем увидел четырех воров, громадными зажимами ломавших замок на входе. Заметив дряхлого старика, к нему бросились двое, с револьвером и ножом в руках…

Современному читателю тут впору вздрогнуть. Один из воров был по внешнему облику просто двойником… Владимира Ульянова (Ленина). В материалах следствия сохранилась фотография, которую потом печатали казанские газеты. На ней, со своей любовницей, организатор святотатства Чайкин, он же Варфоломей Андреевич Стоян, крестьянин села Жеребец, Александровского уезда, Екатеринославской губернии, 28 лет, профессиональный вор и грабитель. Он… выглядел точь-в-точь как 30-летний Ленин, снявшийся в 1900 году по возвращении из ссылки – высокий лоб, переходящий в лысину, бородка клинышком, узнаваемый овал лица и цепкий взгляд!

Позже в зале суда газетный репортер так описывал этого рецидивиста, специализировавшегося на церковных кражах: “красивый молодой мужчина, с умными и выразительными, но в то же время наглыми до дерзости глазами. Он с некоторой важностью разглаживал свои всклокоченные волосы, усы и бороду и суетливо, с гримасами начал всматриваться в публику”.

В том же репортаже газетчик описал и 30-летнего подельника Чайкина, профессионального карманного вора Анания Комова (крестьянина села Долженкова, Обоянского уезда, Курской губернии): “юркий подвижный человек с плутовато-хищным выражением глаз и характерным длинным тонким носом, загнутым кверху”.

Именно эти двое, угрожая револьвером и ножом, втолкнули сторожа в церковный подвал и заперли. О дальнейшем скупо сообщает предписание прокурора Казанского окружного суда начальнику жандармского управления: “…около 2 часов утра совершена в г. Казани, в летнем храме при Богородицком женском монастыре, кража двух икон: чудотворной Казанской Божией Матери и Спасителя. Обе иконы эти были в драгоценных ризах, ценимых: на иконе Божией Матери до 70 тысяч рублей и на иконе Спасителя до 30 тысяч рублей. Кроме того, из двух свечных ящиков, через взлом их, было похищено около 600 рублей…”

В третьем часу ночи опомнившийся старик стал звать на помощь: “Караул, жулики!”. Его услышала послушница монастыря Татьяна Кривошеева. “Оглядите скорее двери у церкви, несчастье у нас большое – воры меня сюда посадили”, – горестно произнес старик.

Казань. Кирпично-Заводская улица, дом Шевлягина. 12 июля 1904 года. Через 5 часов после ограбления.

В новом доме на окраине города, где Чайкин арендовал целый этаж, несмотря на предрассветный час, вовсю кипела работа. Чайкин большим ножом кромсал икону Христа Спасителя, а Ананий Комов рубил топором чудотворную икону Казанской Божией Матери. Грабители торопились отделить драгоценные камни и золото от бесполезных для них досок.

Когда все было кончено, теща Чайкина, 49-летняя Елена Ивановна Шиллинг (про которую позже газеты напишут: “некрасивая, отталкивающей наружности старуха, тип старой сводни”) сложила разрубленные иконы в железную печку и подожгла.

А в это время монахини монастыря осматривали окрестности в надежде найти следы пропавшей святыни, а газетчики уже набирали тексты с сенсационными репортажами в свежий выпуск новостей.

Поиск по горячим следам результатов не дал. Лишь в соседнем с монастырским двором частном земельном владении Попрядухина было обнаружено два кусочка шелковой ленты и около десяти жемчужин. Помогли газетчики. Казанское “Общество трезвости” назначило премию в размере трехсот рублей тому кто укажет место нахождения похищенной иконы.

Прочитавший газетное сообщение смотритель Александровского ремесленного училища Владимир Вольман 15 июля заявил полиции, что незадолго до того, 5 июля, золотых дел мастер Николай Максимов заказал в мастерской училища щипцы – “разжим для растяжения”. Вольман еще тогда подумал: “Зачем ювелиру гигантские щипцы? Ведь его инструменты – пинцет и лупа”. А узнав о краже, Вольман решил, что этими щипцами вполне можно было взломать монастырские замки. В тот же день Максимова доставили в полицию.

В стенограмме судебного заседания про него записано: “младший унтер-офицер из казанских цеховых, 37 лет, ювелир”.

В день ареста Максимов как раз пытался продать жемчуг, очень похожий на украденный с ризы Казанской иконы. Поэтому долго отпираться он не стал и назвал подельника – Чайкина.

На квартире опытного рецидивиста уже не было. “Теща” заявила полиции, что дочь ее вместе с “мужем” уехали. Казанский полицмейстер Панфилов произвел обыск на квартире Чайкина, но ничего не нашел. Однако все улики вели в эту квартиру, поэтому полиция решила обыск повторить. И не зря.

На кухне в русской печке были обнаружены куски пережженной проволоки, в других местах – 205 зерен жемчуга, обломки серебра, 26 обломков серебряных украшений с камнями, 72 золотых обрезка, 63 обрезка серебряной ризы, пластинка с подписью “Спас нерукотворный”; в зале, в специально выдолбленном тайнике – нитки с жемчугом, 260 отдельных жемчужин, 439 разноцветных камней, несколько серебряных гаек, в чулане – серебряные проволоки и три жемчужины; в железной печке – 17 петель, четыре обгоревших жемчужины, грунтовка с позолотой, обгорелая материя. Кроме того, в квартире обнаружили плавильную лампу и весы.

18 июля в Нижнем Новгороде на пароходе “Ниагара” были задержаны Чайкин с Кучеровой.

А 21-го полиция арестовала последнего подозреваемого – Анания Комова.

8 декабря того же года все преступники были осуждены. До самой своей смерти на каторге в 1917 году Чайкин утверждал, что сжег икону».[197]

Странно – зачем жечь иконы, если в шайке был ювелир, который мог легко снять ризы? Следы заметали? Или вчерашних крестьян тоже захватил богоборческий настрой, которым было буквально пропитано российское общество накануне революции? Впрочем, гибель Казанской так и не доказана, так что можно утверждать, что судьба ее неизвестна до сих пор. Из огня пришла – в огонь ушла, а что это за икона и куда она направилась – Бог весть…

Архиепископ Никон, Вологодский и Тотемский, писал в 1913 году: «Девять лет назад была выкрадена великая святыня русской земли – чудотворная икона Казанская. Болью, тоскою, тяжелым предчувствием грядущих бед отозвалось в русском сердце это событие, и разве не оправдались наши предчувствия? Недаром в народе издавна было верование, что пока цела эта святая икона, пока она стоит на страже между христианской Европой и иноверным, языческо-магометанским миром Азии, дотоле и мы можем быть спокойны, а покинет Она, наша Заступница усердная, место Свое – и горе, беды грозят нам, и останемся мы беззащитными… Так ведь оно и случилось… нет нужды говорить о том, что мы пережили за эти девять лет… Да, это попущение Божие – похитить святую икону – было знамением, вразумлением Божиим для нас. Но мы не вняли сему знамению…»

Владыка писал это в 1913 году! Мог ли он знать, что все пережитое за «эти девять лет» было даже не началом, а предначалием, первыми сполохами будущего пожара…

Еще у одного списка с Казанской иконы своя, и тоже удивительная, судьба. Русский эмигрант, купец Шевлягин (не хозяин ли дома, где снимал квартиру Чайкин?) продал в Лондоне Казанскую икону Богородицы, утверждая, что она – та самая, подлинная. Однако потом эксперты установили, что это все-таки список, сделанный в XVIII веке. В 1970 году икона была передана в церковь Девы Марии в Фатиме, в Португалии, а в 1981 году подарена Папе Римскому Иоанну Павлу II.

31 августа 2004 года в Успенском соборе Кремля делегация Ватикана передала Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию этот список Казанской иконы. А 21 июля 2005 года, в год празднования 1000-летия Казани и 450-летия Казанской епархии, Патриарх передал икону в Казань. Круг замкнулся.

Кстати, до сих пор так и не ясно, что это за образ. Вроде бы есть все же основания утверждать, что в Россию вернулась подлинная икона Казанской Божией Матери. Если так – то тем лучше, особенно по нынешним временам. Ведь у Казанской – особый дозор, в ее ведении граница между православным и мусульманским миром.

Но история Казанской иконы этим не исчерпывается. Уже в XX веке ей снова пришлось стать особой заступницей за Россию. На сей раз это был петербургский список – или подлинник? – ибо кто сейчас может распутать пути списков этой иконы. Но об этом речь впереди. А пока что – обещанный рассказ о том, кто заступил в России место предстоятеля перед небом после отречения последнего русского императора…

«Русский народ прощен»

…13 (26) февраля 1917 года крестьянка деревни Починок, что в Бронницком уезде, Евдокия Адрианова услышала во сне голос: «Есть в селе Коломенском большая черная икона. Ее нужно взять, сделать красной, и пусть молятся». 26 февраля ей снится еще один сон: белая церковь, а в ней торжественно восседает Женщина. Лица ее не видно, но и без того крестьянка догадывается, что это Богородица.

2 марта Евдокия отправилась в село Коломенское. Подходя к церкви, она сразу же узнала храм, который видела во сне.

Настоятелем церкви был о. Николай Лихачев. Адрианова рассказала ему о своих сновидениях. Священник поверил ей и показал женщине все иконы, которые были в храме, но ни в одной из них та не узнала образа, виденного во сне. Тогда вместе со сторожем священник принялся искать всюду: на колокольне, на лестнице, в чуланах – до тех пор, пока в подвале, среди старых досок и рухляди, не нашел большую старую узкую икону, совсем черную. Когда ее промыли от грязи и пыли, присутствующим представился образ, который до тех пор в России был неизвестен: Царица Небесная, величественно восседающая на царском троне, в красной царской порфире на зеленой подкладке, с короной на голове, со скипетром и державой в руках. Это был тот самый образ, который Евдокия видела во сне.

И лишь спустя несколько дней действующие лица этой истории узнали, что именно в тот день, 2 (15) марта 1917 года, последний русский царь Николай II отрекся от престола. Явление такой иконы в тот самый день можно понимать одним-единственным образом, как его и понимают: Богородица взяла на Себя царскую власть над Россией.

Спустя несколько недель икона сама по себе, таинственным образом обновилась, краски ожили, порфира казалась пропитанной кровью. Вскоре после ее появления Воскресенский женский монастырь в Москве по своим записям установил, что этот образ был в 1812 году вывезен в Коломенское при эвакуации монастыря. Потом о нем в монастыре забыли, забыли и в Коломенском.

Существует еще предание о том, что после явления иконы Евдокия Адрианова стала собирать деньги на ризу к ней и снова удостоилась видения Божией Матери. Та ей сказала, что собранные деньги надо вернуть и не нужно возлагать на икону ризу, так как скоро в России будут снимать ризы со всех икон. А после российских испытаний риза сама к Ней подойдет.

Слух о явлении иконы прошел по всей России, в Коломенское отовсюду стекались паломники. Более того, она оказалась чудотворной, от нее начались исцеления. Естественно, большевикам это было как нож острый. Через несколько лет на головы почитателей Державной обрушились гонения, составители службы и канона были расстреляны, а иконы изъяты из церквей. Лишь в начале 1990-х годов были обнаружены несколько списков.

О появлении одного из них повествует газета «Град Китеж».

«Весной 1991 года в Москве произошло чудесное событие. Его свидетелями стали клир и прихожане недавно возвращенного православной Церкви храма Святителя Николая. Храм этот принадлежит Николо-Перервенской обители, территория которой до сих пор находится в ведении одного из московских заводов. В 1991 г. (в среду или четверг Светлой седмицы) настоятелю Никольского храма протоиерею Владимиру Чувикину принесли икону Божией Матери “Державная”. Икона благоухала и источала миро, и очевидцами этого чуда были все, кто приходил в Николо-Перервенскую обитель. Икона была настолько благодатна и столь отличалась от “общепризнанного списка” (где преобладают черные, принципиально неприемлемые в иконописи тона и резкие очертания), что, наверное, необходимо дать краткое описание этого образа.

На небесно-лазоревом фоне писан благостный лик Пресвятой Богородицы… На короне Ее – крест, держава в Ее руках тоже имеет наверху крест и сама перекрещена крестом, как лентой. У Богомладенца и у Господа Вседержителя именословное благословение. Светлые, чистые тона преобладают в иконе. Смотришь на излучающий безграничную любовь лик Божией Матери и веришь – Пресвятая Богородица по великой Своей милости и милосердию приняла под Свой Покров многострадальную землю Русскую, восприняв и трон, и скипетр, и державу…»[198]

Явление Богоматери Державной тесно связывают с личностью последнего русского царя. Николай II – одна из самых спорных фигур русской истории. Пожалуй, только о Петре Первом суждения так же полярны: либо черное, либо белое – и никакой середины. Но есть один аспект в этом деле, напрямую связанный с пониманием императорской власти как служения предстоятеля – связующей точки между небом и землей.

Вскоре после революции 1917 года митрополиту Московскому Макарию, которого Временное правительство лишило кафедры, приснился сон.

«Вижу я – поле, по тропинке идет Спаситель. Я – за Ним, и все твержу: “Господи, иду за Тобой!” – а Он, оборачиваясь ко мне, все отвечает: “Иди за Мной!” Наконец, подошли мы к громадной арке, разукрашенной цветами. На пороге арки Спаситель обернулся ко мне и вновь сказал: “Иди за Мной!” – и вошел в чудесный сад. А я остался на пороге и проснулся. Заснувши вскоре, я вижу себя стоящим в той же арке. А за нею со Спасителем стоит Государь Николай Александрович. Спаситель говорит Государю: “Видишь, в Моих руках две чаши. Вот эта – горькая, для твоего народа, а другая, сладкая, для тебя”. Государь падает на колени и долго молит Господа дать ему выпить горькую чашу вместо его народа. Господь долго не соглашался, а Государь все неотступно молил. Тогда Спаситель вынул из горькой чаши большой раскаленный уголь и положил его Государю на ладонь. Государь начал перекладывать уголь с ладони на ладонь и в то же время телом стал просветляться, пока не стал весь пресветлый, как светлый дух. На этом я опять проснулся. Заснув вторично, я вижу громадное поле, покрытое цветами. Стоит среди поля Государь, окруженный множеством народа, и своими руками раздает ему манну. Незримый голос в это время говорит: “Государь взял вину русского народа на себя, и русский народ прощен”».[199]

Да, но в чем заключается эта вина?

Вернемся на три века назад, в 1613 год, когда Земским собором был избран на царство Михаил Романов. Можно сколько угодно комментировать и оспаривать это избрание – но оно состоялось. И, по совершении этого дела, была принесена соборная клятва в верности новому государю. Об этом пишет Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, в своей книге «Самодержавие духа».

«Особенно ярко понимание религиозного смысла произошедшего проявляется в заключительных словах соборной клятвы, данной народом на Совете Всея Земли. Преступление против государства и государя признается в ней равно преступлением церковным, религиозным, направленным против промыслительного устройства земли Русской и достойным самых тяжких духовных кар. “Если же кто не похощет послушати сего соборного уложения, – говорит клятва, – которое Бог благословил, и станет иное говорить, таковой, будь он священного чину, от бояр ли, воинов и простых людей – по священным правилам Святых Апостолов и Седьми Вселенских Соборов… да будет извержен из чину своего и от Церкви Божией отлучен, и лишен приобщения Святых Христовых Таин, как раскольник Церкви Божией и всего православного христианства мятежник… и да не будет на нем благословения отныне и до века, ибо, нарушив соборное уложение, сам попал под проклятие”».[200]

Один из самых спорных моментов биографии последнего русского царя – это его отречение, совершенно не согласующееся с тем, как Николай II понимал царское служение. Здесь его готовы осудить, кажется, даже многие из упертых «патриотов», а если не осудить, то признать этот шаг проявлением слабости. Но есть одна версия, которая неправославным историкам не видна вообще, а между тем именно такое понимание смысла событий – очень в духе Николая II. Отрекаясь от престола, государь четко понимал, что корона с его головы будет сброшена в любом случае. И своим отречением он выводил народ из-под последствий нарушения клятвы. А последствия эти были – отлучение от Церкви, ни больше ни меньше…

Если рассматривать события таким образом, то и сон митрополита Макария о горькой и сладкой чаше, и явление Державной иконы выстраиваются в один логический ряд, венцом которого служат слова: «Русский народ прощен», а значит, история России не кончается в 1917 году.

Не кончается – а ведь могла бы…

…И снова Казанская

Когда началась Великая Отечественная война, Патриарх Антиохийский Александр III обратился с посланием к христианам всего мира о помощи России – молитвенной и материальной. В числе других христиан это обращение услышал и на него отозвался митрополит Гор Ливанских Илия (Карам). Это был удивительный священнослужитель и не менее удивительный человек. Митрополитом он стал в 1934 году, в 31 год, а в 1941 году ему не исполнилось и сорока лет. Еще до того, как он стал митрополитом, по молитвам этого совсем молодого священника совершались исцеления. Он был человеком, у которого ни с кем не было вражды, его любили люди всех религий за совершенно исключительные человеческие качества, за горячую веру, доброту и скромность.

Особо почитал митрополит Божию Матерь. Еще в десять лет он в одном из виноградников родного села устроил себе маленькую часовенку в честь Божией Матери. Со всех Ее икон он заказывал копии. В его собрании почти все иконы изображали Богородицу. Он выписал из Греции иконописца, который писал ему иконы, и раздавал их прихожанам, чтобы икона Божией Матери была в каждом доме.

Адвокат Илии (Карама) Адиб Мужаэс рассказывал, что как-то раз митрополит отправился вместе с родителями Мужаэса на встречу с верующими, но по дороге вспомнил, что забыл зажечь лампаду перед иконой Богоматери, и попросил их вернуться. Зажженная им лампада вспыхнула так ярко, что его спутник сказал: «Тот, кому так светит Богородица, никогда не собьется с пути и будет благословен во всех делах».

Епископ Илия Наджен вспоминал: «Он очень любил Богоматерь. У него был писанный масляными красками образок Одигитрии, или Путеводительницы слепых. Он носил ее под сутаной, нигде не оставляя.

Помню случай, который произошел со мной после назначения настоятелем монастыря святого Илии в Шуэре. Я повстречал митрополита ранним утром. “Спешу предупредить тебя, чтобы ты не продавал ни клочка земли в аль-Каннабе”, – сказал он, объяснив, что прийти ко мне как можно раньше его просила Богородица. Проект продажи монастырских земель в аль-Каннабе действительно существовал. Я сказал, что, конечно же, не буду участвовать в этом деле. Он показал на сутану: “Вот где Она. Я всегда Ее здесь держу. Она-то и велела мне прийти к тебе”.[201]

Таков был человек, которого Божия Матерь избрала для Своей миссии в России.

Митрополит Илия любил всех, но особенно хорошо он относился к России, много помогал оказавшимся в Ливане русским эмигрантам. И, когда до него дошел призыв Антиохийского Патриарха, он затворился в пещерной церкви, стал на колени перед иконой Богородицы и начал молиться, чтобы Та помогла России, чтобы дала и ему совет: чем он может помочь России, оказавшейся в беде?

На четвертые сутки такого затвора, без еды, питья и сна, митрополиту Илии явилась Божия Матерь. Она сказала, что в России по всей стране должны быть открыты храмы, монастыри, духовные академии и семинарии, начаты богослужения, священники немедленно выпущены из тюрем.

Особенное место в указаниях Богородицы отводилось двум иконам, двум спискам Казанского образа Божией Матери, один из которых находился в Москве, в Елоховском соборе, другой – в Ленинграде. Перед иконой, находящейся в Москве, надо было отслужить молебен, а затем она вместе с армией должна была проследовать до границ СССР. Ленинградскую же икону следовало с крестным ходом обнести вокруг города, и тогда немцы не смогут войти в Ленинград, который нельзя было сдавать врагу, потому что это – избранный город.

Все, что поведала митрополиту Илии Божия Матерь, он должен был сообщить в Россию, а после войны поехать туда и рассказать, как все было. Митрополит тут же через Красный Крест направил письмо Сталину, а по церковным каналам известил о случившемся митрополита Сергия.

Повеление Богородицы было выполнено, и обещание Ее – исполнено. Немцев ожидал сокрушительный разгром под Москвой, у которого хотя и были объективные причины, но все же до последнего часа нельзя было сказать, устоит ли столица. Во многом она устояла благодаря упорству Сталина, который вел себя так, будто точно знал: враг в Москву не войдет. Кстати, есть достаточные основания полагать, что неверующим в то время глава советского государства не был…

«Из Владимирского собора вынесли Казанскую икону Божией Матери и обошли с ней крестным ходом вокруг Ленинграда, – пишет протоиерей Василий Швец. – Город был спасен. Многим до сих пор непонятно, чем держался Ленинград, ведь помощи ему практически не было: то, что подвозили, было каплей в море. И, тем не менее, город выстоял. Снова подтвердились слова, сказанные святителем Митрофаном Воронежским Петру I о том, что город святого апостола Петра избран Самой Божией Матерью, и пока Казанская Ее икона в городе и есть молящиеся, враг не может войти в город».[202]

Ленинградская икона оставалась в осажденном городе, а московская шла вместе с армией, словно бы вернулись времена князей. В конце 1942 года она была в Сталинграде, на правом берегу Волги, и немцы так и не смогли перейти реку. Сталинградская битва началась с молебна перед этой иконой. Ее привозили на самые опасные участки фронта, а также туда, где готовилось наступление. Кстати, единственным зданием, уцелевшим в полностью разрушенном городе, был храм во имя Казанской иконы Божией Матери с приделом преподобного Сергия Радонежского. Рассказывают, что туда часто заходил командарм Чуйков, ставил свечи…

Шествие чудотворной иконы по фронтам все продолжалось…

И снова слово протоиерею Василию Швецу.

«…Произошло это во время штурма Кенигсберга в 1944 году. Вот что рассказывает офицер, бывший в самом центре событий битвы за этот город-крепость: “Наши войска уже совсем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потери были огромны, и чаша весов колебалась, мы могли там потерпеть страшное поражение. Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священники с иконой. Многие стали шутить: “Вот попов привезли, сейчас они нам помогут…” Но командующий быстро прекратил всякие шутки, приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост? Их же всех перебьют! От немцев была такая стрельба – огненная стена! Но они спокойно шли в огонь.

И вдруг стрельба с немецкой стороны одновременно прекратилась, как оборвалась. Тогда был дан сигнал – и наши войска начали общий штурм Кенигсберга с суши и с моря. Произошло невероятное: немцы гибли тысячами и тысячами сдавались в плен! Как потом в один голос рассказывали пленные: перед самым русским штурмом “в небе появилась Мадонна (так они называют Богородицу), которая была видна всей немецкой армии, и у всех абсолютно отказало оружие – они не смогли сделать ни одного выстрела”. Тогда-то наши войска, преодолев заграждения, легко сломили сопротивление и взяли город, который до этого был неприступен! Во время этого явления немцы падали на колени, и очень многие поняли, в чем здесь дело и Кто помогает русским!”».[203]

А в 1947 году митрополит Илия, как и велела Богородица, приехал в Советский Союз. Перед этим визитом Сталин вызвал Патриарха Алексия и спросил, чем может отблагодарить митрополита Илию Русская Церковь. Святейший предложил подарить ему список Казанской иконы Божией Матери, драгоценный крест и панагию, украшенную драгоценными камнями из всех областей страны. По распоряжению главы государства крест и панагия были изготовлены. Наградили его также и Сталинской премией, от которой владыка отказался, сказав: «Пусть эти деньги пойдут на нужды вашей страны».

Митрополит Илия сначала посетил Москву, а потом направился в Ленинград. Там, в Князь-Владимирском соборе, он возложил на Казанскую икону, спасшую город, драгоценный венец, как за три века до того князь Пожарский возложил венец на московскую икону. А потом произнес проповедь, рассказав о явлении Божией Матери.

Митрополит Гор Ливанских еще четыре раза побывал в СССР – в 1948, 1954, 1960 и в 1963 годах. Последний его визит совпал по времени с волной хрущевских гонений на Церковь. Владыка отслужил в Троицком соборе во Пскове молебен Казанской иконе Божией Матери. «Это было хрущевское время безумной ненависти к многострадальной Церкви нашей и нового гонения на нее. Богомудрый святитель все понимал. И, может быть, по его молитвам это безумное неронство на следующий год кончилось с таким позором для ненавистника – “пример будущим нечестивцам” (2 Пет. 2:6)».[204]

И уже совсем удивительную историю рассказал Валерий Поволяев, автор статьи «По местам молитвенных подвигов митрополита Илии». Он побывал в Ливане вместе со съемочной группой фильма о митрополите. Группа решила найти ту церковь, где ему было видение Богоматери.

«В Ливане об этой истории знают, к сожалению, мало, сам митрополит умер тридцать лет назад, могила его была взорвана в годы гражданской войны вместе с храмом в городе Бхамдуне. В общем, следов никаких… Бывшая резиденция митрополита Илии была разбита прямым попаданием ракеты, от некогда нарядного дома остались лишь одни дыры да искромсанные осколками стены. Живут там сейчас несколько православных арабов, переселившихся в Хадет с юга, с израильской границы. Из завалов переселенцы извлекли мозаичную икону Божией Матери, совершенно целую, греческой работы, поставили ее в изгородь, а точнее, в нишу и затеплили перед ней свечу».

…Искали долго, добрались до личного секретаря митрополита Мату Ассаада, находившегося при нем неотлучно последние десять лет его жизни, – но так ничего и не нашли.

«Итак, где владыка молился Божией Матери? Где было видение? Пришлось выстраивать некую логическую версию относительно того, где это могло произойти. Какие были любимые молельные места у митрополита? Где он чаще всего бывал?

– Первое место – это пещерная церковь недалеко от города Триполи, – задумчиво произнес Мата и загнул первый палец, – примерно в десяти километрах. Второе место – храм в Бейруте… Скорее всего, это собор Святого Георгия. Третье место – здесь, в Хадете, в здании митрополии, где имелась домашняя церковь. Четвертое место – часовня Святого Михаила, расположенная между Бейрутом и Хадетом. Пятое место – пещера под небольшим городом на юге Ливана Канна-эль-Джалиль, где, по преданию, Божия Матерь несколько дней дожидалась Своего Сына, ходившего в Сайду…

…Не буду детально описывать наши поиски, это займет слишком много времени и места. Скажу только: нам сопутствовала удача, словно нас вели небесные силы. Мы нашли эту церковь, как и икону Божией Матери, перед которой на коленях стоял в 1941 году владыка Илия.

Произошло это не в горах Ливанских, и не на юге, и не в Бейруте, а на севере, примерно в шестидесяти километрах от Бейрута.

Там, если ехать вдоль моря по старой автомобильной дороге, стоит монастырь “Дейр Сайдет эль Нурия”, – дословно, в переводе на русский – “Монастырь Божией Матери, несущей свет”. Монастырь расположен на вершине высокой зеленой скалы, чуть ниже его, метрах в пятидесяти, и находится древняя пещера – церковь. А икона, перед которой молился владыка Илия, была написана, как утверждают, самим святым Лукой.

У иконы этой – интересная история. Когда-то, давным-давно, из Константинополя на запад, в сторону Гибралтара, плыли по морю купцы. Ночью они попали в жестокий шторм. Волны поднимались до небес, ночь была черна, хоть глаз выколи. Где находится берег и куда плыть, купцы не знали. Все накрыла зловещая тьма. А волны все били и били в борта судна… И тогда, поняв, что пришел последний час, купцы начали молиться Божией Матери. Неожиданно черноту ночи прорезал яркий свет, словно бы где-то, совсем недалеко, на берегу, находился маяк. Купцы поплыли на этот свет и вскоре оказались в безопасности, в тихом месте, под прикрытием высокой скалы.

Утром, когда рассвело, они принялись искать, откуда же ударил таинственный луч света и спас их? Никакого маяка они, конечно же, не нашли, но нашли пещеру, в которой находился образок Божией Матери.

Вскоре в этой пещере начали справляться службы и появилась икона, которая дошла до нынешних дней. На ней была изображена Божия Матерь с Младенцем, посылающая свет людям, в том числе и кораблю, добиваемому бурными волнами.

Впоследствии над пещерным храмом был возведен монастырь, потом построен большой собор. Икона же продолжала оставаться в пещерной церкви, но потом кому-то из монастырского начальства показалось, что негоже держать такую икону в убогом помещении (хотя церковный зал, даже самый непритязательный, никак не может быть убогим), и икону перенесли наверх, в большой храм, на почтенное место.

Отслужили службу, храм закрыли на ключ. Монастырь опустел. Утром пришли, иконы – нет. Кинулись вниз, в пещеру – висит там, на обычном своем месте.

Взяли, перенесли икону наверх вновь. Утром она опять оказалась на старом месте. Это происходило уже в пору владыки Илии – он руководил митрополией Гор Ливанских. Тогда Илия отслужил молебен и попросил Божию Матерь, чтобы икона осталась в храме.

Так икона переселилась в монастырский храм.

Но до того в пещере случился сильный пожар, огонь поглотил в ней все – и иконостас, и иконы, висевшие на стенах, и скамейки, на которых отдыхали паломники, – абсолютно все. Но вот какая вещь: огонь, лютовавший в пещере, окружил икону со всех сторон, приблизился к ней и угас. Икона лишь обгорела с боков – с одного боку чуть больше, с другого – меньше. Ничего в этой пещере не осталось, только икона.

После пожара церковь была приведена в порядок, обложена камнем… Слава об иконе, которую не сумел взять огонь, распространилась очень широко, число паломников значительно увеличилось, сюда стали приезжать православные люди из многих стран мира».[205]

И, в завершение этой главы, последнее по времени свидетельство того, что Божия Матерь по-прежнему молится за нашу землю.

…В июне 1995 года в городе Буденновске, который раньше назывался Святой Крест, боевики под руководством Шамиля Басаева захватили больницу В это время многие люди видели, как в небе над больницей явилась Богородица в багряных одеждах и молилась перед крестом о спасении заложников. «Басаев разговаривал по телефону с Черномырдиным, видя его по телевизору, стоящему в больнице, – рассказывает одна из заложниц. – А вообще страшно там было только вначале, пока надеялись выжить. Когда начался штурм, и палата, где мы лежали, простреливалась с двух сторон автоматным огнем да снаряды стали пробивать стены, я поняла, что умру, попрощалась с жизнью – и страх прошел. Смотрю на небо – а там святой крест обозначился и Девушка, к нему склоненная…»

Глава 10. Окно, открытое в небеса