И вдруг ее осенило. Можно ведь все спросить у Амалики! Ее братья тоже оставались в деревне! Их тоже оставили в качестве добровольного приношения обезьянам!
– Я сейчас, – проговорила она и выскочила на улицу. Пробежала босиком по мягкой пыльной тропинке, ведущей к калитке.
Длинная темно-красная юбка с оборками путалась между ног, пришлось подхватить подол. Амалика жила на другом конце деревни, ее домик не нависал над океаном, а располагался на холме, и вокруг него раскинулся ухоженный сад. Фруктов в доме Амалики всегда было полным-полно, потому детей оставили на верную смерть вовсе не из экономии.
Вот и высокая травяная крыша дома старейшины Йомена. Из трубы тянется дымок, сложенный из камней забор стоит себе как ни в чем не бывало. Обезьяны, судя по всему, не добрались до зажиточного хозяйства главы деревни. Двое старших мальчиков сгребали валявшийся на дороге мусор – черепки и обезьяний помет.
– Тебе чего надо? – грубо спросил старший и неприязненно посмотрел на Таис.
– Я к Амалике. Она дома?
– Дома. Наказана. К ней нельзя. Так что проваливай и занимайся своим делом, женщина.
Таис нахмурилась, посмотрела на высокий забор. Что еще за ерунда? Кто наказал Амалику? Как вообще можно наказать взрослую самостоятельную девушку? Амалика решала в своем доме все вопросы, связанные с деревенским бытом. Стирка, готовка, огород, уборка – все это было на ней. Она считалась главной, и старшие мальчики без возражений слушались, когда она требовала от них принести топлива для печи или отправляла на прополку длинных огородных грядок.
– Чего встала? – Подросток приблизился и угрожающе сжал кулаки.
Он был выше Таис на целую голову, его загорелые крепкие руки, привыкшие к тяжелой работе, уперлись в бока, в глазах сверкнуло жесткое презрение. Сколько ему лет? Тринадцать? Или четырнадцать? Он точно не превратится во фрика в ближайшие пару месяцев?
– Успокойся, – хладнокровно сказала Таис. – Я уже ухожу.
С местными в драки не вступать. Это единственное правило, которому учил ее Федор.
А хотелось. Вот прямо сейчас наподдать этому здоровяку со злыми глазами, чтобы знал, как обижать девушек. Ишь разумничался. «Занимайся своим делом, женщина…»
Показать бы ему, где его дело, мужчина в коротких штанах…
А штаны у старших сыновей Йомена действительно едва доставали до колен. Покрытые пылью загорелые ноги всегда были босыми, даже во время дождей и штормов. Таис уже не раз видела, как они помогали отцу с рыбой или смолили лодки на берегу. Они участвовали в каждой рыбалке и были ловкими и смелыми пацанами. Но до ужаса глупыми и невоспитанными.
Таис вздохнула, развернулась и пошла прочь. Миновала главную площадь, еще раз посмотрела на молчаливые деревянные фигурки обезьян. Потом остановилась как вкопанная.
На шее у каждой фигурки висел венок из цветов. Желтые и оранжевые соцветия, перемежающиеся искусно вплетенными длинными ярко-зелеными листьями. Совсем свежие венки, только что сплетенные. Цветочные лепестки блестят капельками воды, и на грубом дереве с потрескавшейся краской все это смотрится настолько странно, что Таис поежилась.
Они что, почитают и обезьян тоже? Еще одни священные предки?
Объяснений не было.
Федор, уставший так, что засыпал прямо с куском лепешки в руке, в ответ на Тайкины вопросы лишь пожал плечами.
– Они же дикари, чего ты от них хочешь? – сонно проговорил он. – Григорий сразу сказал, что с нелегалами будет непросто.
– Ничего себе непросто… Да они убийцы собственных детей, если уж на то пошло, – возмущалась Таис.
– Не первый раз с таким встречаемся, верно? Чего удивляться? Они почитают фриков, а фрики пожирают собственных детей. Не при Пушистике будь сказано, конечно. – Федор усмехнулся и устроился на кровати. Подложив руки под голову, он нехотя продолжил: – Раз они поклоняются фрикам, то и поступают как фрики.
Пушистик, который после удачной охоты спал под кроватью, возмущенно заворчал, услышав свое имя. Он был умным зверем и человеческую речь понимал довольно сносно.
– Отлично. Чему мы удивляемся? – покачала головой Таис.
Солнце опускалось за гору. Где-то со стороны огородов его прощальные лучи окрашивали в красные тона склоны гор, поросшие лесом, и пыльную деревенскую дорогу. Долгий и тяжелый день заканчивался.
– Да, сегодня пришлось повозиться, – проговорила Таис, снимая с полки полотенце. – Пока поубивали обезьян, пока покормили детей. После поливали огород и готовили ужин. Удивительно, как ты только на ногах держишься…
– Никак, – пробормотал Федор, не открывая глаз.
– Вот и спи. Я сейчас приду, – сказала Таис и направилась к водопаду.
Воздух все еще оставался жарким, липким и тяжелым, но с океана уже тянуло долгожданной прохладой. Правда, ветер крепчал с каждой минутой, а фиолетовые тучи над водой набухали на глазах, обещая ночной дождь. Но это было хорошо. Если ночью прольется ливень, то днем не надо будет надрываться с поливкой огорода.
Таис скинула надоевшую юбку, стянула узенький топ с бретельками и шагнула под прохладные струи. Вода тут же загасила накопленный за день жар, заставила быстрее двигаться и торопиться. Голова прояснилась, усталость и вялость куда-то делись. На самом деле ничто так не бодрило, как холодное купание по вечерам.
Полотенцем служил кусок старой ткани. Это Амалика снабдила их нужными вещами, и если бы не забота девочки, пришлось бы обходиться без полотенца, простыней и много чего еще. При воспоминании о подруге в душе завозилась тревога. Неприятное чувство, не дающее покоя. За что, спрашивается, была наказана Амалика? Что такого она успела натворить?
Растерев кожу до красноты, Таис натянула длинную мужскую рубашку, а топик и юбку торопливо простирнула. К утру все высохнет. У нее была только эта одежда, другой никто не предложил. И взять было неоткуда. Всю одежду деревенские жители шили сами, а Таис в рукоделии не смыслила вообще ничего. Казалось, легче убивать фриков, чем шить юбки.
Ее руки теперь покрывали шрамы. От мелких ожогов, когда топила печь и готовила еду. От колючих кустов, среди которых приходилось продираться в лесу. Мозоли делали ладони твердыми и шершавыми. На запястье одной руки – темноватый след от ожога с того дня, как убегали с острова Саб. На предплечье другой – шрам от лучевого выстрела. Когда-то робот со станции зацепил.
У Федора теперь тоже хватало шрамов. Раны, нанесенные фриками, зажили без следов благодаря новейшим средствам со станции, но после ранения на плотах у него остался твердый, все еще багровый рубец. И точно так же, как у Таис, его ладони загрубели и покрылись мозолями. Здешняя жизнь забирает всю мягкость и нежность даже с рук, оставляя только шишки, синяки да мозоли.
Выживать тут приходилось нелегко. Но Федору почему-то эта жизнь нравилась. Свобода, как он говорил.
Но Таис думала, что хорошо бы эта свобода не была такой ограниченной. Чего-то не хватает в такой свободе. Как будто нечем дышать от назойливой жары, как будто давит что-то на плечи. И дело вовсе не в том, что приходилось довольствоваться одной обтрепанной юбкой и одним сереньким топом. Дело в чем-то другом, только вот Таис никак не могла выяснить, чем же так опасен остров нелегалов.
После купания она забежала к Наде. Григорий так же, как и Федор, уже спал. А на полу, на одеяле сопели трое мальчиков. Теперь, чистенькие, причесанные и накормленные, они казались симпатичными. Круглые щеки, темные волосы, крепкие кулачки. Сколько им? Шесть? Или чуть больше?
– Не пришли за ними родители? – тихо спросила Таис, хотя и так было ясно, что не пришли.
Надя лишь покачала головой. Потом вдруг сказала решительно и твердо:
– Я бы их оставила у себя. Дети неухоженные, голодные, избитые. Такое чувство, как будто в семье они лишние. Мы бы их вырастили.
– Так и оставляй. Все равно при следующем обезьяньем нападении их снова принесут в жертву.
– Оставлю. Если никто не придет. Рыбы и лепешек и на них хватит.
Таис улыбнулась и ушла к себе.
Значит, Надя нашла тех, кого будет любить. Вот и славно. Очень славно.
Она вернулась к себе, постояла у порога, прислушиваясь к спокойному дыханию Федора, осторожно поставила на небольшой столик у печи принесенный кувшин с водой и уже собралась было укладываться, как ночную тишину разорвал тягучий и медленный звук. Словно гудели в большой рог.
Федор тут же вскочил, ошарашенно обвел комнату тревожным взглядом. При свете тонкой, просмоленной лучины его глаза показались дикими и злыми.
– Что это? – не понял он.
– Еще одни обезьяны? – пробормотала Таис и открыла дверь, впуская прохладный воздух.
– Общее собрание деревни! – закричали с дальнего конца мостика соседи. – Все на общее собрание!
– И не поспишь в этой деревне, – буркнула Таис и потянулась к сундуку за штанами.
Глава 6Эмма. Коридоры, роботы и глюки
Иногда жизнь становится похожей на гигантскую спираль, которая поднимается и поднимается вверх одинаковыми витками. Похожие события наслаиваются, и возникает стойкое чувство, будто ты уже был в этом месте, уже переживал что-то подобное.
Совсем недавно Эмма провожала Таис и Федора, которые покидали станцию, вылетая на задание. Теперь она сама улетала, чтобы выручить Люка. Возможно, они с близнецами совершают ошибку, возможно, они не вернутся из этого рейда. Но так тому и быть. Смерть случается даже с друзьями, и от нее невозможно спрятаться.
Эмма горько вздохнула. Она смотрела, как закрывается дверной проем катера, как становится прозрачной передняя часть стены. Вот дрогнул пол, оплели пульт гибкие зеленые усики, раздалось тихое, мерное гудение. Сквозь смотровое окно Эмма увидела, как Мэй-Си покинула шлюзовой ангар, потом катер развернулся и устремился к открывающимся тяжелым створкам, за которыми начинался космос.
Рядом сидел Ник, напряженный, готовый действовать и, если нужно, умереть за брата. Он не боялся, Эмма не ощущала ни капли страха в его действиях. И она сама тоже не боялась. Злилась – да. Ставшая такой привычной, злость