— Не спеши, попридержи.
Уже дымком запахло, послышался лай собак, когда Каромцев велел остановиться. Поезд стал, как бы увязнув в глухой тишине и темени. А всего минуту назад поезд скрипел и громыхал — не приведи бог! Каромцев усмехнулся одобрительно и пошел назад мимо покрытых куржаком лошажьих морд, заиндевелых возчиков и бойцов, соскочивших с саней и притопывающих от холода. Отсчитав десять саней, он встал посредине и велел позвать командиров.
— Пойдешь на передние сани, Сиваев, — сказал он одному из них. — На свое усмотрение возьми двух бойцов, не более. Бомбы есть? Ступай.
На последующие сани он велел посадить по три бойца с бомбами, а на последние — с пулеметами. Потом побежал впритруску в голову колонны.
Сиваев и двое бойцов сидели в санях. Каромцев сказал Хемету:
— У тебя самый быстрый конь. Гони во всю мочь, за тобой будут поспешать другие. Во всю мочь! Никуда не сворачивай, покуда наскрозь не проедете. Там на окраине… слышь, Сиваев, там поглядишь сам. А мы идем в обход, с восточной стороны. Ну, с богом! С богом, поше-о-ол! — крикнул он, и Хемет дернул вожжами и на ходу вспрыгнул в дровни.
Каромцев едва успел отскочить. Со страшным визгом проносились сани. Ветер, обрываясь, хлестал Каромцева по лицу. Каромцев кричал:
— Пошел, пошел!..
Хлестания кнутов слышались каждый в отдельности и вместе, слитые в одно, как долгая нерасторжимая волна пронзительных звуков.
Еще часть бойцов пешими во главе со Снежковым он отправил в обход села.
— Пройдете болотными кустарниками, а там по целине — к Ключевской дороге.
Сам он стоял у передних саней оставшейся колонны, глядя в темноту, куда уносился шум обоза.
Всего несколько минут продолжалось это невероятное ощущение медленного полета над обморочно-покойными полями, под ветром, дующим, кажется, прямо с неба, — всего несколько минут, вплоть до той, когда вдруг означились и хлынули окраинные избы, и густые белые дымки над ними в белесых потемках, и лай собак.
И в ту же минуту Хемет ощутил, как стремительно движение, ощутил всю краткость скачки, и тень тревоги, и кромку страха, коснувшуюся его.
Ответная стрельба загремела часто и бестолково, оставаясь уже позади, и то, что они сделали, открылось Хемету в своей простоте и разочаровало его слегка…
Утром — он только напоил коня и тронулся было от колодца, как увидел сына, идущего с ведрами за водой.
— Чей? — с дрожью в голосе спросил он у молодайки, крутившей ворот. — Чей это мальчонка?..
— А бабушки Лизаветы, Гришкой зовут, из беженцев.
Хемет свернул в переулок, подождал, пока мальчишка наполнит ведра, и тронулся следом за ним, ведя в поводу коня…
Во дворах уже скрипели сбруей запряженные кони, перед зданием нардома Каромцев, выстроив отряд, рассчитывал личный состав. И уже возчики один за другим выезжали из дворов, и бойцы рассаживались по саням, когда вдруг скоком выехал на площадь Хемет и, миновав вереницу саней, остановил коня во главе колонны, где стоял Каромцев. Прислонившись к передку саней, одетый в полушубок, сильно перетянутый в поясе широким кушаком, сидел мальчишка, а посреди саней, натянув вожжи, — Хемет, и вожжи как бы ограждали юного седока с той и другой стороны.
— Нашего воинства прибыло, так, выходит? — сказал Каромцев, слегка теряясь. Он наклонился к Хемету: — Под пули едем, знаешь.
— Я его нашел, — сказал Хемет. — Я его нашел, — говорил он с упорными, неподатливыми интонациями в голосе, видя, что Каромцев медлит садиться.
Сперва они ехали широким, хорошо наезженным шляхом, затем от него ответвилась дорога поуже, но тоже хорошо наезженная — на Ключевку, до которой было километров десять. Когда проехали половину пути, Каромцев выслал вперед тройку конных разведчиков. Вернувшись, они сообщили, что дорога впереди свободна. И они поехали дальше. Возницы азартно подхлестывали коней, бойцы, на ходу соскакивая, бежали некоторое время рядом, опять падали в сани — так солнечно и студено было в окружающем их пространстве, такой незыблемый покой чудился в каждом звуке, в мерцании белого снега! Каромцев, глядя на бойцов, тоже соскочил с саней и побежал рядом, и мальчишка рассмеялся и вскинулся было с места, но тут Каромцев под взглядом Хемета прыгнул в сани. Он прыгнул неловко, повалился и когда умащивался удобнее, взглянул назад и увидел много конных. За конными мелькнул на развилке дороги и обоз.
Каромцев скомандовал было развернуть сани с пулеметами, а бойцам залечь. Но мятежники свернули на параллельную дорогу и, вроде бы не заметив бойцов, продолжали движение, но теперь они ехали несомненно быстрее, чем прежде. И тогда Каромцев сообразил, что они торопятся первыми войти в село. Он приказал развернуться и ехать побыстрее, чтобы опередить противника. Что это за отряд, думал Каромцев, тот ли, что бежал из Рождественки? Или новая группировка?
Колонны некоторое время ехали рядом на параллельных дорогах, и там, где они сходились особенно близко, Каромцев различал бородатые лица. Между колоннами то там, то сям возникали перелески, воздух был прозрачен и чист, и каждый звук точно отливался в легкий звонкий металл. Каромцев не спешил вырваться вперед. Хотелось понять — действительно ли мятежники спешат в село или, может быть, готовят какую-то ловушку? Судя по ухмылистым лицам, ничего худого для себя они не видят. Вон даже задирают бойцов:
— Эй, тифозные, не притомился ли кто из вас?
— Куды поспешаете? Не к молодкам ли ключевским?
— Ку-у-уды! Укатают Сивку крутые горки. Рази што комиссар ихний с лозунгом удюжит!..
Вскоре казачки и постреливать стали, бойцы отвечали им, и такая разухабистая началась перестрелка, что зайцы стали выскакивать из перелесков и, ошалев от грома, бежали прямо на сани.
Дороги, что катились рядышком, отдалились одна от другой: та, которой следовал отряд Каромцева, стала широко разворачиваться, в то время как соседняя прямиком устремилась к селу, окраинные избы которого уже помахивали дымками. Бандиты пришпорили коней; вот и последние сани сверкнули на повороте полозьями, и тускло блеснул ствол пулемета.
Каромцев приказал остановиться. Он поднял к глазам бинокль и долго всматривался к сторону села. Когда первые конники бандитов приблизились к околице, из-за снежных валов поднялись бородатые, в тулупах, люди, и Каромцев понял, что село уже занято мятежниками. Что ж, нет худа без добра: поспеши отряд и оставь позади себя противника, оказались бы в тисках.
Он подозвал командиров отделений.
— Вот что, — сказал он. — Обстановка у вас на глазах. Соберите у коммунистов партийные билеты. — Он ничего больше не прибавил, кликнул ординарца Петруху и спросил у него, далеко ли запрятана шкатулка (в ней хранились копии донесений, приказов, плакаты на случай, если без промедления надо вывесить). Затем пошел вместе с Петрухой к саням. Из вороха соломы Петруха извлек шкатулку.
— Сейчас командиры принесут тебе партбилеты. Схоронишь получше. Лошадь… — Каромцев поглядел на коня, на сидевшего в санях мальчишку в полушубке, на Хемета, стоявшего рядом. — Лошадь возьмешь у Снежкова. И если… так придется, гони на станцию, доложить в штаб кавполка… Он должен прибыть туда…
Командиры тем часом принесли билеты, и Петруха, положив их в шкатулку, закрыв и перевязав ее ремешком, пошел к саням Снежкова. Каромцев подозвал Хемета.
— Обоз мы расположим на опушке, у березняка, — сказал он без вопросительных интонаций, но надеясь все-таки услышать мнение Хемета.
— Верно будет.
— Назначаю тебя старшим, скажи возчикам. Ну!.. без паники чтоб.
Не оглядываясь больше на Хемета, на сани, отъезжающие к опушке, Каромцев направился к отряду. Он глянул на село, на его пустые улочки и велел бойцам рассыпаться цепью. Бойцы Снежкова, пригибаясь, побежали в сторону села. Из окопов, видел Каромцев, высовывались головы, окруженные широкими воротами тулупов. Бойцы бежали все шустрее и кричали что-то, но перед самыми окопами произошла заминка. Мятежники усилили стрельбу.
Вернулся Снежков, задыхаясь от бега.
— Стервы!.. Разбросали бороны зубьями вверх и присыпали снегом, стервы… Есть раненые, пошлите подводу!.. — И опять побежал туда, где множились звуки выстрелов и падали бойцы — то ли скошенные пулями, то ли залегая в рытвины, чтобы ловчее скрыться и стрелять.
Двое бойцов поехали на санях и вскоре привезли раненых, затем поехали опять.
Каромцев не знал, сколько времени все это протянется, но до темноты хотел удержать напряжение, чтобы потом отступить в березняк и отстреливаться, если противник станет наступать. Кавалеристы не больно-то попрут по сугробам да в чащу. А к тому времени, может, и помощь подоспеет.
Он вздрогнул. Тяжело, гулко прогрохотал выстрел, и минутой позже — еще не замерли звуки первого выстрела — громыхнул второй. Вот чего не предвидел и не мог предвидеть Каромцев — что они станут стрелять из трехдюймовых орудий. Но и это было не страшно, отряд мог отступить в недосягаемое место, а конные мятежники опять не пойдут по сугробам.
А трехдюймовки стреляли. Снаряды пролетали далеко над бойцами, лежащими в цепи, и над опушкой, где стоял Каромцев, — возле шалашика, наскоро сооруженного для раненых. Но, глянув назад, он обмер: бандиты обстреливали обоз, надеясь отрезать отряд от возчиков. И снаряды ложились то справа, то слева, то не долетая, то перелетая, но все неуклонней нашаривая ту смертную точку, в которую потом они будут бить не переставая. Но еще можно было отвести обоз подальше, и он вспрыгнул на коня и погнал к обозу. Если бы раньше, чуть раньше! Он видел, как возчики кнутуют коней и выскакивают на дорогу.
— Стой! — закричал он, вылетая на дорогу. — Стой!..
Возчики приостановили лошадей.
— Не пускать! — велел он подбежавшим бойцам. — Стреляй, кто тронет коней!
Но снаряды рвались над головой, и несколько коней упали и дрыгались в постромках, издыхая. Возчики панически напирали на бойцов, те кричали и палили в воздух. Объезжая их, возчики по целине выбирались на дорогу и, нахлестывая коней, уносились прочь.