Земля и Черепаха — страница 21 из 48

А также по совершенно монстрическим звукам, раздававшимися, как ему показалось, со всех сторон.

Косых обволакивал надрывный вопль маяка в тумане, перемежающийся басовитыми трубами органа и нежным скрипичным соло, сквозь которое иногда пробивался утробный рык неведомого хищника. Рычание сменялось переливами свирели и совершенно немыслимыми запилами электрогитары – вот то немногое, что смог вычленить дядя Вася из окружавшей его невероятной симфонии, в которой ни один звук не был лишним, занимая своё, строго определённое место, притом что многие не походили вообще ни на что знакомое.

Косых направился к источнику этих звуков, попутно пытаясь представить себе акустическую схему местных коридоров. Выходило, что либо корабельные коридоры представляют собой нечто вроде улитки, либо на всём его протяжении установлено множество скрытых динамиков.

Как бы то ни было, Косых продолжал двигаться в направлении увеличения громкости.

В тот момент, когда на несколько секунд в коридоре повисла тишина, а из двери, в паре метров от Косых, с грохотом и жуткими проклятиями вылетело многоногое, многорукое тело, он понял, что наконец попал к местным музыкантам.

Вслед за телом в открытую дверь вылетел небольшой блестящий предмет, с жалобным звоном ударившийся о стену.

Косых осторожно приблизился к спутанному клубку конечностей, пытающемуся разобраться, в какой последовательности нужно развязываться.

Через несколько секунд данный организм сподобился встать на ноги. Ещё вчера переставший удивляться всему, Косых увидел перед собой скорпиона, размерами раза в полтора больше его самого.

Впрочем, как оказалось, скорпион был настроен довольно мирно. Тем более что в данный момент, похоже, находился на четвереньках, или, что будет правильнее, на восьмиреньках, и сейчас делал судорожные попытки принять вертикальное положение, вероятно, являвшееся для него естественным.

Наконец ему это удалось. Помотав совершенно нехарактерной для скорпиона головой (у которых её обычно нет), тело икнуло и посмотрело на дядю Васю.

– Только без драки, ладно? – жалобно произнёс скорпион. – Ну не буду я больше!

– Да не собираюсь я тебя бить, – совершенно искренне ответил Косых. – Ты кто вообще?

– О, ещё один в утреннем беспамятстве, – почти довольным тоном произнёс тот. – Что, уже забыл, как я выгляжу?

– Я и не знал, – честно ответил Косых. – Я вообще-то новый канонир тутошний, только вот делать нечего. Вот и хожу здесь, знакомлюсь…

– А, новенький, – понимающе кивнул скорпион. – Ну, тогда будем знакомы. Скорпиньето, – он протянул Косых одну из своих верхних конечностей. При этом пошатнулся и чуть было не свалился на дядю Васю.

Тот осторожно прислонил его к стене. Заодно и представился.

– И за что тебя так? – сочувственно поинтересовался он.

– Да понимаешь, Цади где-то пепельницу новую раздобыл, – проворчал Скорпиньето, – всё хвастался, что небьющаяся. Ну, я решил проверить, подсунул её Кали в ударную систему, а тот, когда разойдётся – ультратитан расколотит, не то что пепельницу какую. Ну и расколотил…

– И что дальше? – спросил Косых.

– А дальше ты сам видел, – ответил Скорпиньето. Цади психанул, обвил хоботом и в три приёма наружу выкинул.

– А в отмазку? – не удержался Косых.

– А ты бы сам попробовал, – недовольно произнёс Скорпиньето. – Со слоном боролся когда-нибудь? То-то.

– Ладно, давай, наверное, зайдём внутрь, – предложил Косых. – В конце концов, я рядом, может, и не тронет.

– Да не тронет, конечно, – отозвался Скорпиньето. – Цади, он незлопамятный, раз в морду даст и, считай, инцидент исчерпан. Только такой удар ещё пережить надо, – охнул он, пытаясь самостоятельно отчалить от стены.

Спустя некоторое время ему это удалось. Покряхтывая, Скорпиньето подцепил левой клешнёй самый крупный обломок несчастной пепельницы и двинулся обратно в каюту. Косых последовал за ним.

Эта каюта выглядела совершенно иначе, чем все доныне им виденные. В большом зале не было практически никакой мебели, кроме обязательного бара – открытого и почти пустого. Центр зала занимали причудливые хромированно-трубчатые устройства, куча разнообразнейшей аппаратуры и четыре мамонтоподобных динамика, исторгавших всё ту же неописуемую музыку.

Какое-то время Косых пытался разобраться в содержимом центральной установки, что в ней является инструментами, а что – живым существом, но так до конца и не понял. Точнее, до того момента, когда из этой мешанины не вылезло нечто слоноподобное.

– Цади? – вопросительно проговорил дядя Вася.

– Он самый! – на редкость мелодично, слегка картаво ответил тот. – Водку пить будешь?

– А что, больше заняться нечем? – поинтересовался Косых. – Рассказал бы чего интересного…

– Ты, говорят, с Земли, а раз так – просто обязан выпить стакан. А то разговаривать не буду, – произнёс он тоном, не допускающим пререканий.

– Ну, раз так… – Оценив размеры собеседника, Косых понял, что его утренняя мысль о ведении трезвого образа жизни была несколько поспешной. – Наливай…

– Эй, а как же я? – раздался ещё один скрипучий голос из глубин установки. – Я тоже живой, мне тоже хочется!

Из сплетения проводов, труб и черепов неизвестных тварей выбралось полосатое создание с изрядным брюшком и устрашающей головой со жвалами и антеннами. Косых попытался вспомнить, что там говорил Фима об остальных членах группы, но имени так и не вспомнил.

– Ну как же, как же, – проговорил Цади. – И тебе выделим, не беспокойся. Кали, ты как, не желаешь проучаствовать? – поинтересовался Цади, обернувшись к установке.

Оттуда донёсся барабанный раскат, похожий на похоронный марш, вслед за которым установка окуталась клубами сизого дыма. Ноздри Косых уловили знакомый сладковато-удушливый запах.

– Ганджа, что ли? – поинтересовался он.

– Она самая! – отозвался Скорпиньето. – Интересуешься?

– Не сейчас, – ответил Косых. – Или водка, или всё остальное. Коктейли, знаешь ли, ведут к безумию и быстрой смерти, а мне ещё вроде бы рановато.

– Рановато? – осклабился Цади. – Тебе лет-то сколько?

– Тридцать два, – ответил Косых.

– Пацан! – фыркнул полосатый. – Младенец, можно сказать! И в таком возрасте водку пить?

– Да не издевайся ты, – ответил ему Цади. – Не видишь, что ли – землянин. Ничего, полетает с нами, привыкнет, может, и на трихин подсядет.

Косых решил не выяснять, что это ещё за новая гадость. Вместо этого он подошёл к бару и, поковырявшись там, достал нечто похожее на бутылку «Смирновской». Текст на этикетке был хоть и непонятным, но зато на земной латинице, а картинка, изображавшая развесёлого медведя с такой же бутылкой и универсальная цифра 40 % не оставляли никакого иного толкования.

Тут же, как только была извлечена бутылка, в руках, клешнях и прочих хваталах музыкантов точно из воздуха появились стаканы. Самые что ни на есть привычные Косых гранчаки, недвусмысленно протянувшиеся к нему.

Более-менее свыкшийся с местными вольными нравами, Косых тут же бесцеремонно отобрал один из стаканов. Лишившийся ёмкости Скорпиньето нимало не смутившись, на какую-то долю секунду развернулся на сто восемьдесят градусов и тут же протянул дяде Васе ещё один.

Мысленно охнув, Косых приступил к раздаче. Недрогнувшей рукой профессионала он с математической точностью распределил жидкость по стаканам. Скорпиньето и Кали соприкоснулись своими гранчаками и какое-то время пристально измеряли уровень находящейся в них жидкости, видимо опасаясь, не обделил ли их землянин.

– А рука ничего. И крепкая, и точная, – подвёл итог общего молчания Цади. – Давно уже не видел такого чёткого разлива. Ты что, микробиологией занимался прежде? У этих обычно самая высокая точность.

– Да нет, – честно ответил Косых, – в метрологическом техникуме учился.

– А, ну тогда понятно, – удовлетворённо произнёс Цади. – Ну что ж… За знакомство! – торжественным тоном произнёс он.

С мелодичным звоном стаканы встретились.

Опрокинулись внутрь…

Косых, хоть и почуявший при разливании характерный спиртовой запах, предположив, что это всего лишь водка, к своему удивлению выпучил глаза и попытался найти быстро косеющим взглядом если не солёный огурец, то хотя бы ёмкость с водой. Жидкость, принятая им внутрь, оказалась намного крепче привычной водки. Легко проскользнув в желудок, она начала расширяться там не хуже сверхновой звезды. И почти с тем же выделением тепла, отчего дядя Вася немедленно вспотел.

Краем глаза он увидел, как Каллидиан сорвался с места и, подскочив к своим черепам-барабанам, усердно принялся их нюхать.

– Ап… Дап… Ам… Э-э-э… – сдавленно пробулькал Косых, пытаясь понять, что происходит у него внутри. Наконец, более-менее справившись с рождающейся внутри него звездой, он произнёс нечто более осмысленное:

– А закусить у вас тут нечем?

– После первой не закусывают, – резонно ответил Цади, но, увидев округлившиеся глаза Косых, несколько смягчился:

– Вон, иди к Кали, – произнёс он, – занюхай черепом. Труп врага, он, знаешь ли, всегда хорошо пахнет.

– Так это ж не мои враги, – с трудом ответил Косых.

– Это тебе так кажется, – довольно ответил Цади. – Это же конкуренты наши бывшие, «Кровь трёх слонов», может, слышал когда-нибудь?

– А кто это? – вопросил Косых. – И кстати, что это я такое выпил? На водку не похоже, уж больно забористо.

– Тише, тише, не всё сразу, – ответил Цади. – Давай по порядку. «Кровь трёх слонов» – группа такая. Минуснекропанк работали. Да вот как-то сошлись дорожки – разогревали мы публику перед выступлением «Стоячих Капель», и эти уроды вдруг ни с того ни с сего, а может, спьяну забыли собственный текст, да и начали наш гнать. Не знаю, как у вас, а у нас с плагиаторами строго обходятся. Особенно если таковые жить и работать мешают, а эти помешали тогда, будь здоров! Так, что нам тогда и выйти не с чем было. Ну, Кали, как самый неуравновешенный, и обиделся. Вылез на сцену, заявил протест, а когда его не послушали – начал им головы откручивать. В самом прямом смысле. Кровищи было…