С этими словами он осторожно направился обратно, готовый при каждом шаге вжаться в стену или в крайнем случае сгруппироваться, если последует ещё один такой звуковой пинок.
Не последовало.
Вместо этого «Каловые массы» завели ещё одну песенку – не менее весёлую и более мелодичную.
Дядя Вася быстренько шмыгнул в угол каюты, стараясь побыстрее проскочить мимо памятных динамиков, протягивавших к нему свои извивающиеся языки. Уселся поудобнее и продолжил свою нелёгкую функцию зрителя.
А посмотреть было на что.
Скорпиньето мотался по всей сцене в диком танце со своим чудовищным инструментом. Гитара пронзительно вопила во всю глотку и отчаянно вырывалась. Её поддерживала в шесть голосов ударная установка Кали. Уродливые рогато-клыкастые черепа, работавшие барабанами, похоже, были несколько недовольны собственным положением. Кали, однако, виртуозно управлялся с ними, дубася строптивые инструменты устрашающими колотушками, больше похожими на шипастые моргенштерны, чем на музыкальные инструменты. Он то звонко колотил ими по двум металлическим черепам, то затыкал ими же слишком уж разошедшиеся рты остальных четырёх, то вдруг отложив свои орудия уничтожения, начинал нежно гладить и щекотать самый маленький черепок, отчего тот глупо хихикал и насвистывал нечто среднее между «Чижиком-пыжиком» и «Семь-сорок». Слоновидный Цади, несмотря на свои габариты, на удивление изящно работал сразу на трёх клавиатурах, обеими лапами и хоботом. Монстризм был ещё тот – Косых, насмотревшийся всяких ужасов и гримас империализма по телевизору, тем не менее был искренне удивлён и потрясён этим зрелищем.
Ко всему творившемуся на сцене хаосу добавила безобразия вырвавшаяся-таки из рук Скорпиньето одушевлённая гитара. Не то хозяин был слишком пьян, не то просто запутался в своих шести конечностях, пытаясь подобрать нужный аккорд, но безрукое туловище с натянутыми вдоль тела то ли грязными шнурками, то ли собственными кишками, долженствующими изображать из себя струны, дав изрядного пинка обрывками ног в живот своего хозяина, отлетело от него в противоположный угол каюты и принялось носиться по ней, дико визжа и пиная всё, что попадалось на его пути.
Скорпиньето скорчился на полу – похоже, озверевший инструмент угодил ему в какой-то нервный узел, и только истерически вопил:
– Ловите его, ловите скорее! Эй ты, канонир, чего расселся, быстро дверь прикрой! Уйдёт ведь, скотина!
Косых понял, что эта часть концерта не была запланирована. Услышав, что к нему обращаются, он вскочил с места, забыв, что перед этим принял внутрь изрядное количество расслабляющего. Сделал шаг к двери, но его ноги предательски разъехались, и Косых неуклюже повалился на пол, точно мешок с сеном.
Гитара шустро юркнула в коридор. Вслед за ней, ругаясь и переворачивая оборудование, рванулись Кали и Цади.
Косых, кое-как разобравшись со своим непокорным вестибулярным аппаратом, устремился за ними.
Добрался до двери.
И чуть было не ослеп от яркой голубой вспышки энергетического разряда, тут же отшатнувшись обратно в каюту.
Уже осторожнее ещё раз выглянул в коридор.
Там воняло палёным пластиком и горелым мясом. У выхода из лифта стоял Трив Лопни Башка с бластером в руке. Бластер был нацелен на шевелящуюся у его ног неаппетитную тушу бывшей гитары.
Шевеление это, похоже, не слишком понравилось Триву. Ещё раз сверкнул разряд, и туша превратилась в большой кусок угля.
– Так будет с каждым, кто покусится, – проворчал он, пряча бластер в кобуру. – Ребята, вы б следили за своими причиндалами, – обратился он к Кали и Цади. – Я хоть и с хоботом, но очень нервный. Скажите спасибо, что под выстрел не попали.
– Под какой ещё выстрел? – раздался за спиной Косых встревоженный голос Скорпиньето. – Если там что с моим «Зомбикастером» случилось… О-о-о… – горестно завыл он, увидев, что осталось от его инструмента.
– «Зомбикастер», «Зомбикастер», – недовольно буркнул Трив. – Я уж подумал, что вы тут очередной трофей погулять выпустили. Нечего на второго пилота из-за угла прыгать и кусаться.
– Да я тебя сейчас сам здесь загрызу! – вскинулся пришедший в себя Скорпиньето. – Ты хоть знаешь, сколько мне трудов стоило этот инструмент выдрессировать?
– То-то он от тебя так рванул! – усмехнулся ему Трив. – Ну давай, грызи, чего встал? Или бластера боишься? Так я его сейчас секунданту отдам, и мы спокойно подерёмся. Ох, давно я морду членистоногим не бил! – довольно произнёс он, разминая пальцы в предвкушении потасовки.
– Бластер убери, – непреклонным тоном потребовал Кали.
– А он коготь свой с хвоста пусть отстегнёт! – в тон ему ответил Лопни Башка. – На равных так на равных. Кто секундантом будет?
Кали молча подошёл к ним и отобрал опасные предметы, занеся их в каюту, подальше от греха.
Противники встали друг против друга, осторожно прощупывая воздух всеми своими конечностями.
«Похоже, здесь сейчас будет очень тесно», – подумал Косых. И под прикрытием заполнившей половину коридора туши Цади проскользнул в противоположную часть коридора, справедливо полагая, что дуэль может свободно перерасти в коллективную потасовку, а ему в нынешнем блаженном состоянии опьянения меньше всего хотелось сейчас получить по морде.
«А то и вообще затопчут, – подумал он. – Этакий танк наступит и не заметит даже. Нет, я не трус, но врагов пока лучше не наживать».
С этой мыслью он бочком направился к ближайшему лифту, не выпуская из поля зрения толпу в коридоре. Там уже вовсю шла азартная возня, пыхтение и смачные удары. Слышен был только трубный рёв Цади:
– Лапы! Лапы не ломать! Мне рабочий гитарист надо, а не инвалид!
Дожидаться окончания потасовки Косых не стал. Осторожно пробираясь вдоль стены он вполз в лифтовую шахту, скомандовав: «Домой!»
Лифт послушно выплюнул его на родном восьмом уровне.
Косых осмотрелся, пытаясь понять, где его каюта. Не понял и по старинному правилу правой руки отправился сканировать палубу, нажимая на все входные клавиши в поиске собственных апартаментов.
Первая же дверь отозвалась мелодичным звоном, любезно растворившись перед набравшимся землянином.
Недолго думая, тот вошёл внутрь.
Каюта, в общем-то, была похожа на ту, где он провёл предыдущую ночь, но вместе с тем чем-то отличалась.
– Фима! – позвал Косых знакомого каютного.
Никто не отозвался.
– И этот надрался! – неодобрительно произнёс дядя Вася, делая несколько шагов налево, в направлении спальни.
К своему удивлению, он упёрся в бежевую стену.
– Нет, я точно помню, что спальня была слева! – с пьяной убеждённостью произнёс Косых. – Или мы в коллапсар свалились с зеркальным изменением знака? Фима! – ещё раз возопил он, всё так же безуспешно. – Это мой номер или нет?
– Не ваш, – послышался сверху вкрадчивый голос, – но может стать таковым. Спальня справа, если интересуетесь.
– Интересуюсь… – буркнул Косых, пытаясь сориентироваться на местности. Похоже, номер и впрямь был не его. Ну и чёрт с ним, раз пустой и приглашает.
– Если хочешь спать в уюте – спи всегда в чужой каюте! – процитировал он морскую мудрость, вдолблённую в него ещё в детстве родным дядькой, ходившим боцманом на Черноморском флоте.
Мудрость оказалась вполне уместной и действенной. Разомлевший от «Звёздной Крови» и пожилого бренди, Косых дополз до спальни, нашедшейся действительно справа, а не слева и, не снимая одежды, повалился на кровать.
Последней мыслью перед засыпанием был коротенький образ – «Не будить!».
И пришёл сон.
Через сколько времени он пробудился, Косых не понял. В спальне царил приятный полумрак, не пробивавшийся сквозь веки и не мешавший сну. Не звенел ни один навязчивый будильник, не кричали под окном молочники. Тело просто выскользнуло из сна.
И немедленно ощутило тяжесть в голове и сухость во рту.
«Похмелье, – обречённо подумал Косых. – А я даже не озаботился заказать себе чего-то к завтраку».
– Гидрид хлороводорода с производными длинномолекулярных структур растительного происхождения не желаете? – поинтересовался вчерашний голос.
– Фима? – вопросительно проговорил Косых.
– Каютный с дополнительным кодом «Фима» в данный момент находится шестнадцатью номерами дальше, – ответил голос. – С вами разговаривает каютный высшего класса № 2768. Прикажете подать жидкость?
– Подавай! – ещё не совсем разобравшись в происходящем, скомандовал дядя Вася, главным образом отреагировав на слово «жидкость», каковой в данный момент хотелось невыносимо.
– Выполнено! – почти тотчас же отозвался местный каютный.
Дядя Вася перекатился на бок и осмотрел место своего ночлега.
Ничего нового, разве что расположение мебели и комнат зеркальное, а так – всё то же. Ну, ещё благожелательного Фимы рядом нет.
Зато имелся чуть ли не литровый бокал с зеленоватой жидкостью. Прямо рядом с кроватью, на хрупком передвижном столике. Только руку протянуть.
Это-то как раз и было самым тяжёлым. Где-то с четвёртой попытки Косых, перевернувшись на живот, по-пластунски всё-таки добрался до искомого бокала. С некоторой недоверчивостью понюхал содержимое. Лизнул.
И в три глотка выхлестал.
В бокале оказался огуречный рассол. Ну, если и не рассол, то нечто совершенно неотличимое. Идеальный вариант для оживления.
Какое-то время он ещё повалялся в кроватке, осознавая себя.
– Не буду больше здесь я пить! – выдал он наконец глубокомысленную фразу. – Хотя какая этому разумная альтернатива? – тут же задумался он над своим дальнейшим времяпрепровождением. – А, вспомнил! – подняв вверх руку с вытянутым указательным пальцем, произнёс он. – Язык пора учить! И чтобы навсегда! Тьфу, чёрт, допился! Только «Гамлета» мне сейчас и не хватало! Эй ты, каютный, а ну быстро отвечай, где сейчас Шарна?
– Где всегда, – неторопливо отозвался каютный. – Первый уровень, четырнадцатая дверь. Дрыхнет, как положено медведю.
– Ну спасибо, друг! – довольно произнёс дядя Вася, приподнимаясь на боку и прислушиваясь к телесным ощущениям.