ю компаний, в то время как государство было главным перевозчиком между американскими секторами системы. Поправка Сильвера была блестящим образчиком оруэлловского новояза, не менее чем десятком обходных путей ликвидирующим монополию государства на перевозки, но самое главное — разрешающим частным кораблям иметь на борту лёгкое и среднее вооружение «для уничтожения метеоритов в районе Пояса Астероидов». Споры о том, что считать лёгким, а что средним вооружением шли в палатах Конгресса до сих пор.
Другого такого несговорчивого инициаторы поправки обошли бы в два счёта, объявив агентом влияния русской разведки, но только не Бобби. Военный лётчик Корпуса морской пехоты, Бобби Плэйн участвовал в африканском инциденте, во время которого бомбил войска Исламского халифата, горел в своём «Хайлендере» и в довершении всех бед, попал в плен, сбитый над озером Чад. Условия плена вынудили будущего сенатора от штата Мэн раньше срока выйти в отставку и, оказавшись на гражданской службе, Плэйн быстро сделал карьеру политика как потомственный военный, ветеран боевых действий, герой и вообще настоящий мужчина. Спорить с таким… себе дороже. И уж никак не выставить Бобби агентом влияния, с его-то репутацией истого БАСПа, подумалось сенатору.
Пока маховик законодательной власти раскручивался под действием различных течений внутри обеих Палат Конгресса, Плэйн собрал вокруг себя группу единомышленников и дал бой инициаторам поправки, вчистую переиграв их на первых слушаниях. Однако готовились вторые, за ними последуют третьи… и здесь им не устоять. Пока идут одни только переговоры, и не весь арсенал мер принуждения использован по отношению к группе Бобби Плэйна.
Нет, при всём желании у толстосумов не получилось бы обвинить Плэйна в симпатиях к России и русским; просто Бобби ещё застал то время, когда внутри страны с переменным успехом шла самая настоящая битва между двумя группами политиков и финансистов — тех, кто поддерживал влиятельные семьи страны и их противниками. Жертвами же подобных столкновений становились простые американцы, вынужденные терпеть все эти бесконечные Чёрные марши, проводимые по наущению агентов привилегированного меньшинства или волнения вроде избиений гомосексуалистов в Солт-Лейк-Сити. Роберт Плэйн знал, насколько опасно допускать частный капитал во власть и всячески противился восстановлению влияния старой знати, от которого в начале двадцать второго века пришлось избавляться дедовскими методами, неплохо зарекомендовавшими себя ещё со времён Джона Кеннеди.
— Поймите, сенатор, — Генри ещё раз перемешал колоду карт и положил её на зелёное сукно стола. — Мои патроны выступают за незыблемость законодательства и Конституции в первую очередь: отсутствие стабильности вредит бизнесу. Однако жизнь не стоит на месте и зачастую бывает так, что некоторые нормы устаревают, их необходимо менять… Американский бизнес вырос из Закона о добыче и переработке, согласитесь, а значит его пора приспособить под новые условия.
— Под какие? — полюбопытствовал сенатор. — Ваши работодатели наращивают темпы добычи сырья в Дальнем Внеземелье?
— Да, конечно, — не моргнув глазом солгал Генри. — И процедура оформления заказа транспортных средств для старателей стоит нам уже миллионы долларов.
— Не думаю, что загвоздка в одной только процедуре оформления документов.
— Не только, но это один из камней преткновения на пути дальнейшего развития американской индустрии пространства. Правительство много сделало для создания паритета с русскими в пространстве системы, но теперь наступает эпоха бизнеса и, поверьте, мы своего не упустим.
— По мнению ваших… э-э… патронов, государство должно сойти со сцены?
— Ни в коем случае, — Генри даже руками всплеснул: — а исследования пространства?.. А перспективные разработки?.. Не забывайте, сенатор, для компаний сейчас наступил сложный, можно сказать, кризисный период, когда даже самые крупные из них могут заниматься только добычей и реализацией сырья — слишком дорого нам обходится национализация наших концессий в Китае.
Распавшийся на несколько частей в первой трети двадцать второго столетия и восстановивший территориальную целостность буквально лет десять назад, Китай мало-помалу наращивал своё влияние в регионе. Одним из первых шагов демократического правительства КНР была национализация почти всех более-менее крупных предприятий, находившихся до того в собственности американского и европейского капитала, однако больше всего воротил Запада задевало бурное развитие китайской космической индустрии, что стало возможным при активном содействии северного соседа Китайской Народной Республики — России. Русским был нужен сильный Китай, хотя бы потому, что в неурожайные годы вдоль границы российского Дальнего Востока скапливались настоящие орды китайцев, жаждавших только хлеба…
— То есть, забрать себе самые лакомые кусочки, — усмехнулся сенатор.
— Сложно сказать, что в пространстве может называться лакомыми кусочками, — с лёгкой улыбкой парировал его собеседник. — Стоимость производства в Приземелье известна вам не хуже меня.
Ещё партия, карты шуршат в руках игроков и по зелёному сукну стола.
— Ваши аргументы мне более или менее понятны, — нарушил затянувшееся молчание сенатор. — Хотелось бы знать, что по этому поводу думает господин Дёрст и его… э-э… коллеги.
— Я могу устроить телефонный разговор прямо сейчас, — Генри весь светился желанием помочь.
— Нет, молодой человек. Я не доверяю важные вопросы телефонной связи и возьмите это себе на заметку — все серьёзные переговоры надлежит вести только лично.
Судя по тому, как Генри поджал губы, сказанное ему явно не понравилось, но тут он сам допустил оплошность и понимал это. Сенатор раскурил давно уже потухшую сигару, не спуская глаз с оппонента, однако тот держал паузу, сам видимо не зная, как преодолеть возникшую в разговоре неловкость.
— Ну что ж, — сенатор выложил руки на стол, — один я, как вы понимаете, принять решение не смогу.
Генри медленно кивнул головой, внимательно глядя на него.
— Понадобится время, необходимо провести консультации и, может быть, создать комиссию… но думаю, компромисс по этому вопросу возможен, — сенатор улыбнулся, одновременно осознавая, что компромисса здесь нет и быть не может.
Кто угодно, но только не Бобби…
— На каких условиях? — быстро спросил Генри.
Какой шустрый…
— Об этом я предпочёл бы разговаривать с мистером Дёрстом лично. Мои помощники свяжутся с вами когда мы примем решение.
— Вы же понимаете, сенатор, что вопросы подобного характера не могут быть отложены в долгий ящик.
Сенатор ничего не ответил на это, однако Генри хватило одного взгляда понять, что он переигрывает. И причем давно уже переигрывает, — с удовольствием подумал сенатор. Он бросил взгляд на карты, подходило время объявлять партию.
— Две пары, — Генри наверное первый раз за всё время их общения улыбнулся:
— Каре.
В ответ на лице сенатора расцвела голливудская улыбка:
— Дорогу молодым…
Китайская ремарка
Дракон способен увеличиваться и уменьшаться, может взлетать, излучая свет, и скрываться в облаках… Увеличиваясь, дракон раздвигает тучи и извергает туман, уменьшаясь — становится бесформенным и невидимым. Вздымая, он носится по вселенной, а опускаясь — прячется в глубине вод. Когда весна в самом разгаре, дракон находится в поре превращений. Как и человек, стремящийся к цели, он проходит Поднебесную вдоль и поперек. Среди животных дракона можно сравнить с героем среди людей.
Его вотчина — вся Поднебесная. Его покровительства алчут правители Срединного государства, называя себя преемниками Змиев и только император может носить одежду с драконьим числом девять. У дракона рога оленя, голова верблюда, глаза кролика, уши быка, шея змеи, чешуя карпа, когти орла, лапы тигра, на Востоке он является гением, символом силы и доброты, и в этом его беда.
Дракон всегда слишком и по-другому не может — ведь тогда это будет уже не дракон.
Он слишком человек.
Слишком зверь.
Он древнее египетских пирамид — и юный, как лунные поселения.
Слишком европеец — слишком азиат.
Его величие слишком явно, его падение равно величию…
Это случилось в начале двадцать второго столетия, когда Соединённые Штаты, оправившиеся после бурных 90-х годов двадцать первого века, вновь вышли на мировую шахматную доску звёздно-полосатым ферзём. Напористые дельцы с дипломами Гарварда и Принстона быстро восстановили старые связи в Поднебесной, на пару с новой элитой Китая желая потеснить российский бизнес сначала на рынках Матушки-Земли, а затем и в Приземелье. Сначала всё шло как по писанному: американо-китайские концерны, питаясь дешёвой рабочей силой и разного рода преференциями со стороны партии и правительства, нарастили мускулы и принялись завоёвывать рынки, тесня русских с прежних позиций. Начав с традиционно принадлежавшего американцам рынка информационных технологий, вышеуказанные компании заполучили ряд месторождений в Поясе астероидов и возле Марса, одновременно построив несколько значимых космических объектов в Приземелье (верфь имени Авраама Линкольна, Глобальный вычислительный центр). К середине столетия даже традиционная вотчина русских — перевозки в околоземном пространстве — готова была пасть под энергичным натиском новых игроков, но тут случился очередной кризис, в который раз предсказанный учёными-экономистами, обоснованный как осознанная необходимость ещё в двадцатом веке и всё же подкравшийся совершенно незаметно.
Финансовая помощь, налоговые послабления компаниям, связанным с высокими технологиями, породила совершенно неконтролируемые потоки электронных денег, беспорядочно болтавшихся между Востоком и Западом, являвших миру то чудо неожиданного обогащения, то ужас столь же неожиданного краха, причём речь иногда шла о целых странах. Рынок ценных бумаг не преминул раздуть вокруг означенных потоков массу финансовых пузырей, которые, лопнув к середине столетия, вновь лишили Америку значительной части влияния. Впрочем, отдуваться в этой ситуации США