и так просто лежать под спудом, побуждая действовать, побуждая жить… Каир стал нервным узлом, индикатором настроений обездоленных, имя коим — мириад.
Али успел.
Талант быть вовремя и в нужном месте — очень большая редкость, подобные люди ценятся на вес золота, сама жизнь пёстрым ковром ложится им под ноги, таких не много и не мало… чаще всё-таки случается другой талант, со знаком минус. Человек попавший не вовремя и не туда привлекает на свою голову тридцать три несчастья и, если свезёт остаться в живых, клянёт судьбину до конца жизни, приведшей его в западню. Али не был ни тем ни другим, он был самой подходящей кандидатурой и умудрился оставаться в живых достаточно долгое время.
Мало? Много?
Долгое, очень долгое время Северная Африка жила в напряжении, напоминая костёр в дождливую ночь, то разгорающийся, то затухающий под каплями влаги и порывами ветра. С XIX века этот регион поставлял для чванливых европейцев минеральные ресурсы, рабочую силу, служил рынком для залежалых товаров. Сохранявшийся во многих государствах феодальный строй — называвшийся обязательно демократией, ну ещё иногда строительством коммунизма — проводил непреодолимую черту между верхушкой общества и массой обездоленных. Представители элиты обучались в элитных учебных заведениях Старого света, к их услугам были самые современные научные достижения Европы и Америки, в том числе и в области государственного управления, политтехнологи… бедняки читать-писать на родном языке не умели. Неспособная просто сформулировать свои требования беднота с молчаливой покорностью терпела притеснения, регулярно взрываясь народным бунтом, который есть бессмысленный и страшный, получала какие-то уступки от властей, затихала… чтобы через некий промежуток времени взорваться опять.
Местная знать с успехом использовала подобные взрывы народного недовольства, чтобы возвысить своё племя над прочими, сменить неугодного правителя — ведь благодаря остаткам родоплеменных отношений и феодальному укладу жизни всё, даже самое мелкое начальство рекрутировалось из племенной знати. Бунтовавший народ смещал правительство чтобы тут же посадить себе на шею очередного представителя верхушки более близкого ему, народу племени. Таким образом в регионе поддерживалась какая-никакая стабильность, ведь тем, кто пришёл к власти срочно требовались ресурсы, чтобы эту власть удержать — поиски таких ресурсов неизбежно приводили свежеиспечённых царьков на Запад и тут европейский и англо-американский капитал не жалел денег с тем, чтобы взамен на поддержку моральную и материальную получить минеральные ресурсы, дешёвую рабочую силу… Колонизация продолжалась в неявной форме и разорвать этот порочный круг могло только чудо.
Технология чуда была проста: в один распрекрасный момент элита в Северной Африке закончилась. Нет, не люди вышли совсем, закончились сильные харизматичные личности вроде Мубарака, Насера или Каддафи. Вместо волевых, инициативных людей последовательно отстаивающих интересы своего государства к власти раз за разом приходили форменные ничтожества, способные только распределять по родным и близким валютные транши МВФ. Запад последовательно избавлялся от национальных лидеров, способных помешать нефтедобывающим компаниям выкачивать из недр Чёрного континента чёрное золото, заменяя их сущими марионетками, которые знали множество умных слов и красиво смотрелись на трибунах.
Беда была в том, что обещая лучшую жизнь народу, подобные марионетки на деле ничего подобного не делали, не могли, связанные обязательствами перед тем же МВФ, да и не стремились, в общем-то. Народное недовольство смело этих ничтожеств.
Однако же колонизаторы играли в подобные игры не первый век и в запасе у столь сильного игрока не могло не найтись сильной карты: в качестве туза в рукаве выступил исламский фундаментализм. Выпестованный ещё американцами в 70-х годах ХХ века как средство борьбы с Советским Союзом, он и в этот раз послужил хозяевам — пришедшие к власти всякие там «Братья-мусульмане» со своим совершенно звериным пониманием норм шариата привели народы и племена Северной Африки к покорности. И опять новоявленным царькам понадобились деньги, и опять раскошелились банки по ту сторону Средиземного моря, простым же людям не стало жить ни легче, ни сытней, ведь одними только хадисами Пророка экономику не построишь. А тут ещё благодаря активному внедрению космических технологий упал спрос на нефть и страны-экспортёры нефти лишились большей части своих доходов…
В общем, к моменту вступления Халифа в Каир город напоминал развороченный улей, который ещё и подожгли с нескольких сторон. На улицу вышли все — а куда тут денешься, когда завтрашний день так и так обещает голодную смерть?..
Сначала к протестующим вышли муллы и кади. Судьи угрожали расправой, муллы бились в истерике — зря. К вечеру на улице появились танки и броневики армейских подразделений и в толпу, выкрикивающие лозунги — да какие там лозунги?.. многие просто кричали «хлеба!» — полетели пули. Впрочем, летели пули достаточно вяло, потому что большинство военных разбежалось: кто присоединился к толпе, кто кинулся грабить, хватая всё, что плохо лежит; воцарился совершеннейший хаос.
Наш принц что называется, попал с корабля на бал. Жизнь Али после вылета из аэропорта Майами перестала ему подчиняться совершенно, а после прибытия в Каир окончательно превратилась в стрелу, с бешеной скоростью летящей в цель; он же с недоверчивой улыбкой следил за вывихами судьбы-злодейки и только. Когда бы мог он вспоминать всё, что происходило с ним в последние два года, что бы он вспомнил? Из той каши, что могла бы называться его жизнью, события всплывали вне всякой связи с общепринятой хронологией…
…все остальные бежали из города и окрестности застонали от разношёрстных банд, именующих себя борцами со всем на свете. Толпы небритых, оборванных боевиков — какие это революционеры, Бог с вами… — болтались в окрестностях Каира, отбирая у селян последнее. В крупные города они не совались, устраивая в поселениях поменьше настоящие побоища, убивая несчастных селян и друг друга.
Али недолго был в плену иллюзий. Всё-таки он уже не был тем наивным юношей, покинувшим США в поисках сказок. Нет, сказка была по-прежнему недалеко, но для её воплощения вовсе не требовалось отбирать еду у крестьян или останавливать немногочисленные грузовики на большой дороге, не этим должен был заниматься халиф. Он попробовал было что-то объяснить вожаку, но Селим, когда не был занят грабежом или делёжкой добычи, ловил кайф от дешёвого героина, которого у него сотоварищи было невпроворот. Правоверному мусульманину запрещалось пить вино, так надо было выкручиваться…
Можно было втихую, не оглядываясь, уйти и добраться до города в одиночку — он ведь привык полагаться на самого себя, но последние события сделали из нашего принца настоящего волчонка. Они все были такие — оборванные, грязные, глаза полыхали огнём и огонь же автоматный решал большинство проблем, возникавших в отряде и вне его. А самое главное, Али помнил.
Они остановились среди барханов. Асад заглушил двигатель и, выйдя из автомобиля, долго оглядывал линию горизонта. Остальные справили малую нужду, ходили туда-сюда разминая ноги и Сабир-толстяк всё недовольно бормотал что ветер в этой пустыне донимает и всё ему тут надоело…
— Надо ехать, — сказал Дядюшка, жмурясь на солнце. — Только сначала… Ислам!
Тот кивнул, игнорируя нахмурившегося Асада. Здоровяк одними глазами указал на Али, который хлопал глазами возле Дядюшки.
— Хороший мальчик, — худая рука старика погладила затылок принца, опустилась на плечо, причём пальцы впились в кожу будто корни пустынного растения в каменистую почву.
— Ислам!.. — Требовательно повторил Дядюшка.
Али проморгал момент, когда в руке Ислама появился пистолет. Кургузое дуло уставилось прямо в лоб Сабира и на его лице буквально прошла рябь от сменивших друг друга эмоций: удивление, смятение, страх…
Ислам нажал на курок. Али дёрнулся от негромкого щелчка-выстрела, но рука Дядюшки превратилась в камень так что он застонал от боли. Дядюшка внимательно посмотрел ему в глаза и, ослабив хватку, легонько подтолкнул в машине.
— Не надо, — услышал его тихий голос Али. — Он умный мальчик, он всё понял…
…Они давно уже разделились на два лагеря: тех, кто шёл за Селимом «на дело», причём таких было немного больше, и тех, кому происходящее не нравилось. Из всех недовольных по здравому размышлению, Али выбрал одного только Расула — большущего добродушного шиллука…
— …скорей сюда!.. — голос, раздавшийся из подворотни — они все на одно лицо, Аллах милосердный! — добавил пару незнакомых слов, судя по тону, ругательств…
Али, безмятежно шлёпавший себе посреди улицы недоверчиво подошёл к углу здания, иссечённому выстрелами и его за шкирку втянули за угол, а там, где он только что разгуливал, раздались выстрелы и лязг гусениц танка.
Над испуганным принцем навис громадный негр. Надетый им поверх бронежилета потрёпанный камуфляжный комбинезон весьма внушительно оттопыривался гранатами, патронами, небольшой рацией, запылённое злое лицо, на котором сверкали вытаращенные глаза вкупе со всем перечисленным заставило Али испуганно вжаться в стену.
— Кто таков?! — Гаркнул негр. — Чего шляешься здесь, придурок?!
После каждого вопроса он встряхивал Али как курёнка так что у того явственно зубы лязгали.
— Отвечай, убью!..
Расул потом говорил Али, что если бы не танк, ахнувший болванкой в соседнее здание, пристрелил бы подозрительного, слишком чисто одетого субъекта не задумываясь. А так, после того, как соседнее здание рухнуло в клубах пыли, они оказались примерно одинаково грязными и бежать пришлось в одном направлении и драться рядом на баррикадах…
К концу дня они вдвоём прибились к отряду Селима.
…Решиться было легко — с одной бандой им пришлось натурально резаться на узких улочках какого-то селения и после того как унесли ноги, Расул зашивал порванный ножом бок Али, заставив того зажать зубами тряпку и придерживать края собственной раны. Ещё и ругался, что руки у пациента дрожат, края неровно сходятся.