Аугусту же тем временем смотрел на округлившуюся талию своей жены.
— Тебе, моя дорогая, сейчас совсем некстати ухаживать за лежачим больным, — сказал он. — Тебе нужно думать о другом!
Анжелика вздохнула. Все вместе они пошли к больному, который встретил их затуманенным взором и пробормотал что-то невнятное.
— Папочка! — окликнул его Аугусту. — Смотри, я пришел к тебе, я тебе помогу.
Но старик равнодушно отвернулся от него, продолжая что-то бормотать себе под нос.
Зрелище было душераздирающим: проститься с отцом еще при его жизни, такое пережить нелегко!
— Он всегда так любил меня! — горестно говорил Аугусту Анжелике в спальне, когда они остались наедине. — После смерти мамы он был мне и матерью, и отцом. Ты представить не можешь, как мне тяжело!
Анжелика обнимала его, говорила ласковые слова, чувствуя себя матерью, которая утешает ребенка.
На следующий день Аугусту уехал с утра и вернулся только к полудню.
— Я нашел для папы замечательный пансион. Он специально для старичков. Там за ними очень хорошо ухаживают. Отец будет в замечательных условиях. Завтра утром мы его туда перевезем.
Анжелика с благодарностью посмотрела на мужа. Она готова была ухаживать за своим свекром, но в ее состоянии брать на себя такой тяжкий груз было бы, наверное, даже опасно.
— Неужели все это последствия того удара камнем? — поинтересовалась Мария.
— Завтра все узнаем, — пообещал Аугусту, — там есть специальный врач.
Врач осмотрел несчастного и нашел, что память и способность двигаться Алтину потерял от кровоизлияния в мозг.
— Вполне возможно, что у него со временем восстановится речь, — пообещал доктор. — Может, он даже узнает кого-нибудь из вас.
Молодые уходили из пансиона с этой надеждой.
— Медицинский уход непременно поможет ему, вот увидишь, поможет, — твердил Аугусту.
— Конечно, я тоже в это верю, — вторила ему Анжелика.
— А знаешь, что меня пугает больше всего? — Аугусту посмотрел на жену.
— Что, любимый?
— Необходимость погрузиться в хозяйственные дела, — признался Аугусту. — Я в них ничего не понимаю. Ты видишь, что я умею общаться с людьми, могу что-то сообразить, организовать, но копаться в накладных! Рассчитываться с работниками! Нет уж, увольте!
— Рассчитываться с ними могу и я, — сказала Анжелика. — Я умела это делать со слугами у нас на фазенде. А в остальном доверьcя моему отцу. Я не сомневаюсь, что он поможет нам во всем разобраться.
— На него вся моя надежда! — признался Аугусту.
Глава 16
«Человек предполагает, а Бог располагает» — гласит народная мудрость. Приехавшие итальянцы работали на совесть, надеясь получить большие деньги за свою работу и обзавестись землей. Но их старания и добросовестность обернулись против них: урожай кофе был так велик, что цена на него упала, и у хозяев не было денег, чтобы как следует расплатиться со своими работниками. Среди эмигрантов возникли волнения, люди больше не хотели работать на. плантациях. Многие вновь захотели вернуться домой.
Волнения не обошли стороной и фазенду Гумерсинду. Земляки стали упрекать Матео за то, что он перекинулся на сторону хозяина и больше не заботится об их интересах.
— Ты зазнался, Матео! — твердили они ему. — Зазнался и зажрался. Тебе на нас наплевать!
Матео темнел лицом и отмалчивался. Ему больно было слушать упреки, тем более что это была ложь. Но люди мало получили за свой тяжкий труд, они были недовольны и им нужно было выплеснуть свое раздражение. Матео не сердился на земляков, но ему было тяжело.
Как-то утром к нему подошел Амадео.
— Делай со мной что хочешь, старина, — обратился он к Матео, — но я тут больше не останусь! До тех пор, пока я надеялся хоть что-то заработать, я терпел. Но больше не вижу в этом проку.
— Куда ты пойдешь? Что будешь делать? — угрюмо спросил Матео.
— По натуре я вольный художник, — ответил Амадео, — я инженер, строитель, я всегда найду себе дело. Свет клином не сошелся на этой фазенде!
Матео не очень-то понимал, как можно уходить от земли. В его глазах земля была главным источником всех благ на свете, она кормила своих детей. А они служили ей верой и правдой.
— Голова кормит лучше рук, — заявил Амадео. — Попроси твоего тестя отпустить меня.
Матео поговорил с Гумерсинду. Тот подумал-подумал и сказал:
— Как известно, одна паршивая овца может перепортить все стадо. Пусть уходит. Мне не нужны смутьяны и бунтовщики!
— За ним потянется и другой народ, — осторожно сказал Матео.
— Семейные не потянутся, а холостых у нас один-два и обчелся, — отмахнулся Гумерсинду. — Да и не нужно мне сейчас столько работников. Пусть останется их немного, но зато надежные и работящие.
Амадео, получив свой документы, засвистал как птица.
— Спасибо тебе, — прочувствованно обратился он к Матео. — Долг платежом красен, добра я не забываю.
Он сложил свои немногочисленные пожитки в котомку и пошел не оглядываясь по дороге — ему так осточертела фазенда, что и смотреть на нее не хотелось.
Матео с тоской глядел ему вслед. Близкими друзьями они не были, но вот Амадео ушел, и Матео словно бы осиротел. Он почувствовал себя пленником, запертым в четырех стенах, и затосковал, будто и в самом деле жил в тюрьме, нас Розана звала его полюбоваться сыном, но в голове Матео сразу возникала одна и та же неотступная мысль: как там мой мальчик? А может, Гумерсинду мне все наврал, и Жулиана в самом деле нянчит нашего с ней ребенка?
— Я хотел бы увидеть его хоть одним глазком, — вздыхал он, сидя за бокалом вина у Бартоло.
— Я тебя понимаю, — вторил Бартоло. — Слушай! Поехали вместе в Сан-Паулу! Я все равно здесь больше не собираюсь остаратрола устата и бираюсь оставаться!
— Ты что, тоже сматываешь удочки? — спросил Матео.
— Я хочу вернуться в Италию и сажать там виноград! Я больше не могу видеть этот кофе!
— Я всегда говорил, что нельзя всем сидеть на одном мешке кофе, — угрюмо проговорил Матео. — Прохулится мешок, и треснешься задницей о землю!
— Что и произошло, — подхватил Бартоло. — Эх! Будь у меня хоть кусочек земли! Ужя бы на ней наворотил такого!
— Пошли к Гумерсинду! Пусть он дает нам землю! — вдруг вскинулся Матео. — Мы хотим работать на своей земле!
Как только он увидел, почувствовал, что может остаться один-одинешенек на этой фазенде, ему стало тошно. Что он будет делать тогда среди чужаков? Он и не подозревал, что земляки ему так дороги!
Гумерсинду совсем было не с руки заниматься сейчас земельным вопросом, но он уже не раз видел Леонору в слезах, слышал, что Бартоло надумал уехать. А Гумерсинду не хотел, чтобы его жена лишилась такой золотой помощницы, и потому пошел навстречу прежде всего Леоноре, а не Матео, который вел себя в данном случае не как разумный хозяин, а как взбалмошный мальчишка.
— Вы понимаете сами, что всех я сейчас не могу наделить землей, но Бартоло — такой уважаемый человек, что я не посмею оставить без внимания его просьбу. Поезжайте с Матео в мое другое имение и пусть Бартоло присмотрит там себе землю. Обещаю выделить ему то, что он выберет. Он уже будет знать, за что работает, и будет мне выплачивать потихоньку стоимость земли. Ну что? По рукам?
Бартоло кивнул.
— Я посмотрю, — осторожно сказал он. — Если там найдется что-то подходящее, будем работать дальше. А если нет, то не обесcудьте...
Гумерсинду улыбнулся: чтобы в Бразилии не нашлось подходящей земли? Да такого быть не может!
Матео с Бартоло уехали на несколько дней в «Аморе», соседнее имение Гумерсинду, а на фазенду приехала Анжелика. Она привезла печальную новость: Алтину, отец Аугусту, скончался.
— Мы успели его похоронить, не дожидаясь вас, — сказала она. — Для него это было просто спасением. В последние дни ему стало совсем худо, и он очень мучился.
— Бедный мой дорогой друг, — печально сказал Гумерсинду. — Пусть земля ему будет пухом. Я позову падре Олаву, чтобы он отслужил по усопшему панихиду. И мы помолимся за упокой его души. А как ты, дочка?
— У меня прибавилось забот, — вздохнула Анжелика. — Но я справляюсь. Ты знаешь, что я уже продала часть нашего кофе и расплатилась с людьми на плантации за сбор урожая?
— Лучше бы ты со мной посоветовалась, — насупился Гумерсинду. — Продавать кофе по такой цене — преступление!
— В следующем году его будет еще больше, папа, — кротко заметила Анжелика. — И вы совсем не будете знать, куда его девать. Лучше искать, кому его продать. Может, даже стоит зафрахтовать корабль и самим отвезти его в Европу!
— Яйца учат курицу! — растроганно произнес Гумерсинду. — А знаешь, доченька, ты ведь права:
После того как Аугусту стал законным наследником всех Имений, он передал их в управление своей жене.
— Я буду баллотироваться в депутаты, — сказал он. — Но не хочу представлять партию «кофейных баронов», ретроградов и консерваторов. Я с теми, кто думает оновой, процветающей Бразилии, кто нацелен на созидание! Мы способны создать промышленность, создать рабочие места, которые не будут зависеть от урожая и неурожая.
Анжелика особенно любила своего мужа, когда он говорил с ней об «умном». Она готова была слушать его часами, и Аугусту пользовался этим, проверяя на ней свои будущие речи, предназначенные для избирателей.
Анжелика соглашалась с Аугусту, но сама ничего не имела против того, чтобы стать «кофейной баронессой».
— Мне это дело нравится, — сказала она, — ия охотно возьму его на себя. Когда я еду вдоль плантаций, то невольно возвращаюсь в свое детство и всегда вспоминаю, как папа брал нас с собой.
Анжелика объехала плантации своего мужа и предстала перед отцом с готовым докладом.
Гумерсинду поразился ее толковости и хватке.
Вскоре она стала его правой рукой, и он уже сам советовался с ней.
— Мне кажется, что ты родилась с чувством любви к земле, — говорил он дочери.
— Мне тоже так кажется, — соглашалась Анжелика.