– Глупая стерва! – орет она ей в лицо. Билли брыкается, лягает стол, стараясь вырваться.
– Поднимайся. Встать! – кричит Зара. Она вытаскивает Билли из комнаты в коридор и дальше на кухню. Битое стекло, стол опрокинут. На полу кровь, одна из женщин, Косички, ползет по линолеуму, ворча как животное, как маленький зверек, устраивающийся спать у себя в норе.
За дверью на бетонных ступенях лежит еще одна опрокинутая женщина, уставившись в небо. Низкопробная актриса. О, Ромео! Ее черная рубашка промокла, издавая тихие чавкающие звуки, словно автоматический очиститель бассейна, который случайно всплыл на поверхность и засасывает воздух. Пальцы сжимают рукоятку пистолета. Билли не знает, что это за пистолет. Большой. Пожалуйста, подберите мне подходящее оружие за пару сотен. Зара ногой отбрасывает пистолет в сторону.
Пальцы женщины хрустят под ботинком, пистолет грохочет вниз по ступеням. Но женщина этого не замечает, и ее грудь перестала издавать чавкающие звуки, а Зара тащит Билли вниз по ступеням, к траве. Билли пытается подняться на ноги, взять себя в руки. «Я хочу дожить до ста лет, пожалуйста!»
Протуберанец в ночи, со стороны кострища. Строб света выхватывает женщину, руки обнажены, пистолет направлен на них. И тотчас же она исчезает. Зара стреляет вслепую. Один, два выстрела, громкие словно петарды, взрывающиеся у Билли в голове. Она непроизвольно вскрикивает. У нее по шее снова течет кровь. Старая рана или новая, она сказать не может.
Рядом с Зарой появляется Рико, лицо окровавлено, на руке кровь.
– Я тебя прикрою! – говорит она. Имея в виду Зару. Не Билли. До нее никому нет дела.
Взрывы петард. Снова стробоскопический эффект, Зола бежит по лужайке к ним, вспышки молнии выхватывают ее искаженное лицо, зубы оскалены, это бесконечная ненависть или радость, но это смерть, приближающаяся к ним, сверкая черепом, и затем вдруг ничего. Темнота и огоньки пламени в кострище, но больше никаких силуэтов, никаких стробов. И Фонтэн, Билли узнаёт этот голос, она его знает, всхлипывает и причитает где-то в кромешной темноте.
Билли спотыкается обо что-то в траве. Женское тело, ничком. Слава богу, лица не видно.
– Садись в машину, блин! Долбаная стерва! Залезай живо! – Зара заталкивает ее на переднее сиденье, и Билли больно ударяется головой о приборную панель.
– Ой! – скулит она. Дверь захлопывается.
Зара забирается за руль, заводит двигатель и сдает назад. В свете заднего фонаря Билли видит бегущую к машине Рико, стреляющую куда-то в темноту за спиной. В кого? Сколько их еще осталось? Билли борется с арифметикой. Подсчитывает мертвых.
Покрышки проскальзывают на мокрой земле, затем задняя дверь распахивается и в машину вваливается смеющаяся Рико.
– Спасибо за гостеприимство! – кричит она. – Это было просто здорово! – Гони, твою мать, гони! – Рико по-прежнему смеется, глаза безумные, заряжает в пистолет новый магазин, и они несутся через лес, который был таким зеленым, а теперь стал таким черным. И тут грохот и треск, словно сверхзвуковой самолет преодолел звуковой барьер, разбив реальность в разлетевшиеся во все стороны осколки стекла и брызги крови.
– Гони! – кричит Билли. Сорвав с себя толстовку, она вытирает с лобового стекла красную изморозь.
У Зары кровь на правом ухе. Точнее, в том месте, где было ее правое ухо. Но она не отрывается от дороги. Вдогонку трещат новые выстрелы. Ветер завывает в остатках заднего стекла, от которого остался зазубренный клык, упорно цепляющийся за кузов.
В свете фар грунтовая дорога кажется золотой тропой, но она извивается и взлетает вверх и вниз, массивные стволы деревьев торчат из темноты подобно ловушкам. Машина так сильно подпрыгивает на ухабе, что у Билли захлопывается челюсть. Рот наполняется металлическим привкусом. Звучат новые душераздирающие выстрелы. Билли мысленно представляет себе инверсионные следы, оставленные пулями в темноте, по которым смогут ориентироваться квадроциклы.
И вот машина вырывается из леса, вылетает юзом на асфальт, и Билли еще никогда не испытывала такого облегчения. В передней части машины слышится скрежет и грохот.
– Ты ранена? – спрашивает Зара.
– Нет, – отвечает Билли. – Со мной все в порядке. Машина…
– Бампер оторвался. Об этом будем думать потом.
Но Рико… Билли оборачивается. С Рико не все в порядке. Рико обмякла на сиденье словно пьяная. Из тех, кого уже пару раз вырвало, а теперь изо рта течет струйка слюны и желчи, что безнадежно испортит пятизвездочный рейтинг в «Юбер»[83]. Билли поворачивается вперед и смотрит на дорогу, бампер грохочет, у нее на коленях окровавленная толстовка, пальцы Зары стиснули рулевое колесо, побелевшие от напряжения костяшки похожи на ряд крошечных черепов, под стать татуировке на большом пальце.
Зара гонит машину чересчур быстро, особенно если учесть производимый шум, скрежет оторванного бампера. Стрелка спидометра подпирает к восьмидесяти милям в час. Мимо проносятся деревья, мелькая в искаженной темноте.
– Я тебя предупреждаю сразу, – говорит Зара спокойно, словно по щеке и шее у нее не течет кровь, в темноте кажущаяся черной нефтью. – Когда мы остановимся, чтобы починить бампер, я выброшу труп Рико из машины.
– Хорошо, – соглашается Билли. Она могла бы схватить рулевое колесо, направить машину в кювет, отобрать пистолет, воспользовавшись смятением. Однако исторически стратегия хаоса тут не работала. Господи, не дай ей умереть вот так, с жутким макияжем, нанесенным Фонтэн, на лице!
– Я хочу услышать причину, почему не сделать то же самое и с тобой.
Билли понимает, о чем идет речь. Предательство не имеет значения. Что сделано, то сделано.
– Я тебе нужна, – осторожно произносит она. – Никто другой не сможет к нему подойти. Ты хочешь получить его живым? Значит, и я тебе нужна, живая.
Зара долго не отвечает, и в течение нескольких минут единственными звуками остаются вой двигателя и грохот бампера.
– Я тебе не рассказывала свой любимый анекдот? – прощупывает почву Билли.
Зара молчит.
– Я тебе его все равно расскажу. – Если говорить быстро, можно победить реальность. – Если ты его уже слышала, остановишь меня. Медведь заходит в бар. – Эти слова даются уже легче. Билли испытывает облегчение. Она уже тысячу раз рассказывала этот анекдот. Сила привычки. Она старательно не смотрит в зеркало заднего вида.
– Он опускает свою волосатую задницу на табурет перед стойкой и оглядывается по сторонам. Еще рано, и единственная посетительница в баре – дряхлая страхолюдина в другом конце зала, нянчащая стакан виски. И когда я говорю древняя, это не преувеличение. У нее волосы цвета никотина, кожаная мини-юбка и сапоги-ботфорты, которые следовало отправить на пенсию еще тридцать лет назад.
– Дерьмовая забегаловка, – замечает Зара. Мельком взглянув на Билли.
– Да. Точно. Но медведь сегодня в хорошем настроении.
– Почему?
– Быть может, у него есть какой-то повод для праздника. А может быть, просто день хороший. Почему медведь не может быть в хорошем настроении? К истории это отношения не имеет. Итак, медведь говорит бармену: «Привет, дружище, какой сегодня замечательный день! У меня отличное настроение. И, чтобы это отметить, я хочу стаканчик ледяного пенистого пива».
– Пиво – это мерзость.
– Однако бармен занят, или притворяется, что занят. Он протирает стаканы маленьким полотенцем, сама знаешь, буквально полирует до блеска. Бармен даже не смотрит на медведя, что невежливо. А говорит он вообще недопустимую грубость, хотя и произносит ее очень спокойным, скучающим тоном. Он говорит: «Сожалею, сэр, но в этом баре мы медведям пиво не подаем».
Зара хмыкает.
– Медведь ошеломлен. Медведь в ярости. Это же дискриминация косолапого семейства. И он говорит: «Не говори глупостей, дай мне пива, твою мать! Живо!»
Это слишком напоминает команды Зары в лагере. «Открой дверь! Живо!» Запинаясь, Билли продолжает.
– А бармен, продолжая протирать стаканы, поскольку ему нужно чем-нибудь заняться, говорит: «Сожалею, сэр, в этом баре мы не подаем пиво задиристым медведям». И этим он просто выводит медведя из себя. Ты думала, медведь до того был зол; теперь у него пена идет изо рта.
– Он взбешен.
– Точно. И он говорит: «Послушай, мил человек, если ты немедленно не дашь мне пива, твою мать, я… я…» – и медведь обводит взглядом этот убогий бар. Когда он видит бывшую шлюху, потягивающую пиво в дальнем углу, у него зажигаются глаза. Он ухмыляется, очень зубастой, очень недоброй медвежьей ухмылкой. «Если ты не дашь мне пива, я сожру твою клиентку, вместе с сапогами и всем прочим».
– «Сожалею, сэр, – говорит бармен невозмутимо, хотя он уже перешел к другому стакану и смотрит сквозь него на свет, проверяя, насколько тот чистый. А стакан безукоризненно чистый, правда? Этот бармен чемпион по протиранию стаканов. – В этом баре не подают пиво задиристым грубым медведям».
– «Ну тогда держись!» – рычит медведь, ударяя своими огромными лапищами и своими огромными когтями по стойке. Он поднимается во весь свой устрашающий рост, с ревом бросается в противоположный конец зала и проглатывает бедную кричащую старуху вместе с сапогами и всем остальным, чавкая и хрустя косточками. Повсюду кровь и медвежьи слюни. Медведь возвращается к стойке, вытирая окровавленной лапой свою косматую морду, и снова плюхается мохнатой задницей на табурет. Он выковыривает из зубов хрящ страхолюдины.
Зара одобрительно хмыкает.
– И он шипит, очень холодно, очень зло: «А теперь – дай – мне – мое – пиво». Бармен побледнел, но по-прежнему продолжает наводить марафет на стаканы, настоящий профессионал своего дела, и он говорит, правда, теперь уже едва слышно: «Сожалею, сэр. Но в этом баре не подают пиво задиристым грубым медведям… под кайфом». Медведь сконфужен.
– Что такое «сконфужен»? – спрашивает Зара.
– Ну, в замешательстве, да? «Что? – восклицает медведь. – Что ты хочешь сказать?» Он даже оборачивается, проверя