– Нас ищут?
– Вполне возможно. Первое правило беглеца: делай то, что от тебя меньше всего ждут. Например, можно устроить танцы под Дюка Эллингтона[6] в «Орлином ручье».
– Это Дюк Эллингтон?
– О господи, надеюсь, нет.
Это что-то похуже. Когда мама подключает проигрыватель к портативным колонкам, аккумуляторы которых на последнем издыхании, и опускает иглу на пластинку, звучит не мелодичный джаз, а какая-то опера на немецком языке.
– Фу! – шутливо морщась, вскрикивает Майлс. – Мои уши! У меня лопнули барабанные перепонки!
– По крайней мере это не рэп. Давай потанцуем вместе.
Когда Майлс был совсем маленьким, он вальсировал, стоя у мамы на ступнях, но теперь его здоровенные ножищи подростка слишком велики для этого. Поэтому он нехотя изображает «веселых утят», но им это быстро надоедает, тогда он показывает маме флосс[7], в который уже раз, но она безнадежна.
– Ты похожа на пьяного осьминога.
– Все равно это лучше твоего рэпа, – отвечает мама. Они танцуют до тех пор, пока не начинают потеть, поскольку танцы означают, что можно ни о чем не думать. Мама бессильно плюхается на диван, острая как бритва энергия, подпитывавшая ее, иссякла.
– Так, кажется, мне нужно немного поспать.
– Хорошо, – говорит Майлс. – Я совершу обход. Посмотрю, что к чему.
– На самом деле в этом нет необходимости, – возражает мама, но это исходит от женщины, которая уже положила рядом с диваном клюшку для гольфа и большой кухонный нож.
– Мне так будет спокойнее.
Майлс берет другую клюшку для гольфа и идет по дому, открывая все шкафы, легонько постукивая клюшкой по всем важным предметам.
Возможно, когда-нибудь в этом коттеджном поселке будут устраивать экскурсии. И гид будет рассказывать, что это тот самый дом, в котором знаменитый преступник Майлс Кармайкл-Брэди, один из последних мальчиков на Земле, укрывался вместе со своей матерью в тот судьбоносный день после бегства из роскошного бункера для мужчин. Туристы будут с радостью делать фотографии, и, может быть, на коттедже появится памятная табличка.
Майлс трижды обходит весь дом, затем забирается с ногами в мягкое кресло, смотрит на спящую маму и незаметно для себя сам проваливается в сон, с клюшкой для гольфа на коленях.
– Просыпайся, дружок, – трясет его мама, и Майлсу кажется, будто он проспал целую вечность. За окном смеркается, темнеет.
– Не желаешь использовать клюшку по назначению?
Они выходят на крыльцо и один за другим отправляют шары для гольфа в сгущающиеся сумерки, до тех пор пока уже нельзя проследить за их полетом, лишь одно короткое мгновение, после чего шары оказываются поглощены темнотой.
– Точка исчезновения, – говорит мама и тотчас же поправляется, переходя в режим учителя рисования, как будто Майлс ничего не знает. – На самом деле не совсем то. Это относится к перспективе, точке на горизонте, в которой сходятся все линии.
– Пожалуй, нам нужно поменьше исчезновения и побольше перспективы, – говорит Майлс. Он по-прежнему не может собраться с духом, чтобы спросить.
– Уф, ты чересчур умный и страдаешь от этого. – Она протягивает руку, чтобы обхватить его макушку, и Майлс тычется головой ей в ладонь словно кошка.
3. Билли: Солнце – черная дыра
Бледный диск в неясной темноте. Нет. Не то. Это луна, светящая ей прямо в макушку. Подобно световому сверлу. В ночи воют механические волки.
Твою мать!
Твою мать, блин!
Ох.
Билли открывает глаза. Не бледный диск, не луна. Прожектор с размытым ореолом. Слишком яркий. Воют сирены. Не волки. Эй! Кто-нибудь может отключить эту хренотень? Ее губы шевелятся, однако слов она не слышит. Слишком много шума. Билли приподнимается, отрываясь от бетона. Не лучшее место для того, чтобы немного вздремнуть. Впрочем, ей не впервой отключаться. Но до беспамятства она не напивалась уже… когда это было в последний раз? В Барселоне с Рафаэлем и ребятами, они все нализались тогда в стельку, даже не помнили, как потом сходили на концерт. Что они тогда пили? Она не может думать из-за шума. Кто-нибудь заставит замолчать этих гребаных волков?
Сесть оказывается труднее, чем она предполагала. Вероятно, она до сих пор еще пьяна. Твою мать, как же раскалывается голова! Это еще хуже, чем похмелье. Что они пили, блин? Билли трогает затылок там, где болит. Влажно.
Влага и кусок оторванного скальпа.
Тошнота и мрак накатывают одновременно. Ее рвет на бетон, горячим кислым месивом. Как поется в одной популярной песне: «Мрак и блевотина».
Она не поддастся этим похожим на черные дыры солнцам, кружащимся у нее перед глазами. Нет, это уже какая-то другая песня. Слова уводят не туда.
И она сейчас встанет.
И больше не прикоснется к голове, где оглушительно вопят обнаженные нервные окончания.
Но она прикасается к голове. Не может удержаться.
Бетонный пол несется ей навстречу, присоединяясь к мраку. Эй, так нечестно! Все против одного. Билли падает на колени, обдирая их сквозь джинсы. Приподнимается. Готовится к броску. Стоя на четвереньках. Как собака.
– Потому что тебя сейчас отымеют по полной!
Вставай, глупая корова! Тупая стерва. Вставай! По затылку разливается теплая влага, пропитывающая рубашку. Останется грязное пятно. Сирены продолжают свой надоедливый вой.
Не Барселона. Это то место… где Коул. Как там оно называется? «Асфиксия». Подземный винный погреб миллиардеров. Она в автомастерской. Среди машин. На полу валяется монтировка в лужице темной крови. Похожей на образцы косметики на страницах журнала мод. Самый модный оттенок лака для ногтей этого сезона: алый цвет раны на голове. А где Коул? Куда-то пропала. Куда-то пропала вместе с Майлсом. Удрала на машине, которую приготовила она, Билли. Это она составила тщательный план. Это ее идея, ее ресурсы. Это она их нашла. Ей пришлось обращаться к правительству Соединенных Штатов с просьбой помочь ей найти сестру и племянника в рамках программы воссоединения, помогающей родственникам находить друг друга. И что теперь? Ее бросили умирать. Забыли как ненужную вещь.
Билли откидывается спиной к стене. Держаться прямо пока что не получается. Держаться на ногах трудно. Можно снова упасть. Она трогает подбородок. По шее стекает струйка свежей крови. Стискивает зубы. Ощупывает рану. Осторожно. Боль страшная. Грудь сжимает. Перед глазами все плывет. С губ срывается тихий стон. Ответ сиренам. Билли старается держать себя в руках. Пережидает тошноту, пережидает круговорот похожих на черные дыры солнц.
Новый стон. Звериная жалость к самой себе. Клочки волос. Под пальцами что-то острое. Билли подносит руку к лицу. На пальцах в лужице крови, пугающе алой, маленькие черные крошки. Щебень. Не осколки костей. Череп не проломлен. Всё не настолько плохо. Но и хорошего тоже мало.
Отлично. Встать. Двигаться. Сюда придут, чтобы узнать, в чем дело. Но сила земного притяжения работает против нее. Еще один враг. Билли бешено злится на Коул. Предательство, достойное сюжета классической трагедии. И сирены – это греческий хор, своим воем выражающий скорбь и ярость.
Она стоит. Шатается, но держится на ногах. Будь ты проклято, земное притяжение! Как долго она пробыла в отключке? Несколько минут. Судя по ощущениям, несколько минут. Она опирается о «Бентли». Ключа в замке зажигания нет. Все ключи заперты в главном здании. Одна из мер обеспечения «безопасности» обитателей комплекса. По этой же причине у всех машин здесь ручная коробка передач – еще один уровень безопасности, поскольку считается, что с рычагом переключения передач обитатели комплекса не справятся. Если честно, американцы, наверное, и правда не справятся. Но южноафриканцы справятся.
В слабом лунном свете просторное помещение без окон кажется крепостью. Неприступной. При малейшей угрозе тотчас же с грохотом опустятся массивные стальные ставни. Билли уже проходила это на тренировках, дважды с тех пор как попала сюда два с половиной месяца назад, хотя прежде она оставалась внутри. Крепкие, пуленепробиваемые, ударопрочные, герметичные. На случай террористической атаки, как это произошло в Сингапуре. Нет, в Малайзии. И, кажется, в Польше, да? Взорвать последних уцелевших мужчин. Система безопасности может сработать от самых разных причин, в том числе в случае проникновения постороннего через наружную ограду, но не только. Она не позволяет террористам проникнуть внутрь. Для того чтобы помешать кому-то выбраться отсюда, система подходит гораздо хуже.
Но машина. «Ладида». Нет, не так. Просто «Лада». И комплекс называется «Атараксия», а не «Асфиксия». «Ладу» забрала Коул, твою мать. После стольких ухищрений представить машину беззубой, ни на что не годной. Троянский конь в качестве машины для бегства. На Билли произвели впечатление двуличие ее сестры и ее новообретенные навыки механика. Пропавшая крышка карбюратора, отсоединенный топливный шланг. Если ты умеешь угонять машины, ключи тебе не нужны. Такое заметил бы каждый, если бы искал. Никто ничего не искал. Но теперь будут искать. Всё ради ничего.
Непременно должен быть какой-то другой выход отсюда. Она может просто идти. Выйти через пролом в ограждении, который должна была проделать Коул согласно своему плану. Согласно ее плану. Продуманному с дотошной тщательностью. Белый внедорожник ждет на стоянке перед торговым центром, чтобы можно было сменить машину подобно профессиональным налетчикам. Миссис Амато будет в ярости. Столько усилий. Столько трудов – а также времени и денег, – чтобы Билли попала сюда, устроила все, чтобы вызволить их отсюда. «Великое похищение мальчика – 2023». И все впустую, твою мать! Черт бы побрал тебя, Коул, и твою близорукую ханжескую глупость!
Сирены продолжают завывать, у нее звенит в ушах. И на дорожке появляется машина. Билли видит свет фар. Она щурится. Это не ее сестра. Если только Коул не угнала патрульную машину с заикающимися синими мигалками на крыше.